Свобода: привилегия, исключение или просто свобода?

Какова физиологическая основа понятия свободы? С физиологической основой понятия любви понятно, а свобода?

Судя по древним текстам, это — чистота. Свобода от грязи, свобода от болезни, причём болезнь воспринимается не только как боль. Всякая боль — болезнь, но не всякая болезнь — боль. Например, экзема. Древние табу запрещают давать святыню «нечистым»: прежде всего, физически нечистым. Поэтому перед входом в святыню разуваются. Сандалии грязные, ступни чистые. Больной паршой должен очиститься — и очищение называется освобождением. От болезни исцеляются, но исцеление, выздоровлением называется освобождением. Потом это представление о свободе как чистоте переносится как метафора на свободу от рабства. Рабство — грязь настолько же, насколько смерть — это грязь и рабство. Грех делает человека нечистым — и несвободным.

При этом быть рабовладельцем не означает быть нечистым. Труп нечист, а солдат, сделавший живого человека трупом — чист. Правда, не во всех культурах так, и в иудео-христианской традиции солдат всё-таки нечист. Правда, объяснение поверхностное — мол, солдат совершил кровопролитие. Кажется, что нечиста кровь. Как будто смерть в газовой камере — чистое дело. Но такая неточность мышления характерна для начальных стадий духовной жизни.

Любовь и свобода мало соотносимые понятия. Любовь основана на сексе, а секс не слишком чистое занятие. Парадоксальным образом, лучше принять душ и перед сексом, но уж после него обязательно. Но свобода не противоречит любви, это просто дополнительное измерение. Не любовь дополняет свободу, свобода дополняет любовь. Свобода по отношению к любви выступает в той же роли, что время по отношению к пространству — если мы говорим о времени и пространстве как о культурных, а не как о физических реалиях. Для человека пространство без времени — тюрьма, время без пространства — ад.

Что такое свобода как привилегия или исключения («экземпция», «иммунитет») хорошо видно в истории борьбы за свободу современных американцев. 1968 год — год студенческих революций! — Морис Бессинджер из Пигги Парка заявляет, что «его религиозные убеждения требуют от него сопротивляться любой расовой интеграции». Вера у него такая — не пускать чернокожих в свой ресторан.

История свежее: 2014 год, врач в городке Роузвиль отказывается лечить ребёнка Кристы и Джейми Контрерас. Педиатр объясняет, что много молилась и решила, что не может помогать ребёнку лесбиянок. Самая же знаменитая история, которая ещё не кончилась, это история с тортом для гомосексуалов Шарли Крейга и Дэвида Маллинса: кондитер Джек Филипс из Лейквуда отказывается делать им свадебный торт.

Мотивация проста: религиозная свобода есть привилегия, экземпция. Кондитер как верующий имеет свободу быть исключением, не обслуживать гомосексуалов. Закон один для всех, а для него — исключение.

Так рождалось авторское право. Любой свободен переписывать или перепечатывать любой текст, но вдруг один типограф получает королевскую привилегию: у него «исключительное право» печатать, скажем, указы. Это исключение не из свободы — из несвободы. Все несвободны печатать Библию, только издательство, допустим, «Эхмо» свободно печатать Библию. Авторские права заполучило. Каким способом?  Ну, очевидно же — для теолога — Духом Святым.

На первый взгляд, свобода как свобода и свобода как исключение это просто две разных словесных формулы, а суть одна. Человек свободен не служить в армии, человек свободен служить в армии. Э нет — это всё равно, что сказать, что человек свободен не убивать и человек свободен убивать. Солдат свободен убивать. Педиатр свободен не лечить. Кондитер свободен не кормить. Позвольте, но тогда какой же педиатр врач, кондитер — кулинар, а солдат… Действительно, а кто такой «солдат»? Творец свободы? Защитник жизни? Война есть мир, застрелить значит оплодотворить? Гомосексуал, лесбиянка, чернокожий, инаковерующий — это грязь, которая должна быть отчищена.

Симметрии нет. Свобода есть свойство жизни, а не смерти. Люди, которые выдают убийство — в том числе, в такой мягкой форме как отказ кормить или лечить — за жизнь, оказываются жертвами лукавства. Важно, чтобы у этих жертв не было других жертв.