Тысяча слов о России

России не существует. Не существует никаких стран. Разделённость людей по странам это попытка выжить в океане после крушения, то отпихивая товарищей по счастью не утонуть сразу, то завоёвывая их.

Несуществование, конечно, у всех стран разное. Россия из молодых, как Америка. Америку создавали уехавшие из Англии, Россию — уехавшие из Украины.

Это не означает, что Америку определяют английские предки, а Россию — украинские. Страны — это люди, а люди существа определяющие, а не определяемые. Нету такой генетики, чтобы рабство или свобода были «в крови». Каждый новорождённый русский или американец подтвердит национальную традицию, отвергнет её или, что чаще, немножечко подтвердит, немножечко изменит.

Враньё, что в России традиция — рабство. В России традиция, за которую голосуют и в наше время, голосуют с новой силой и невиданным энтузиазмом — это война. Мы не рабы, не бары мы, мы — солдаты. Наши жёны пушки заряжёны, а уж о матках и говорить нечего.

Воюющих стран много, но военных стран мало. Россия — военная страна. «Страна гарнизонного типа», есть такая категория у социологов, и в ней очень мало стран, к счастью для всех. Обычная страна воюет, чтобы её жители жили лучше. Военные страны воюют ценой ухудшения жизни своих жителей. Британцы имели выгоду от Британской империи, русские от Российской империи выгоды не имели. Это нам не оправдание, это обвинение. К тому же у других стран война — побочный источник выгод, а главный всё-таки своя жизнь. В военных странах, включая Россию, если нет войны, то нет и жизни. Но когда это в России не было войны? Либо война, либо память о войне. Но обычно война. После Второй мировой войны, в третьем тысячелетии Россия — единственная в мире страна, которая ведёт успешные завоевания. Завоёванное маскируется под «освобождённое» с «независимым», но все, включая нас, прекрасно знают, что это просто военная хитрость.

Военная хитрость врёт, что милитаризм происходит от российского деспотизма. Деспотизмов много, большинство деспотов отлично обходятся без войн и боятся войн. В России же если царь проигрывает войну, его ненавидят, а если царь не воюет, его презирают. Это не Византия с Ордой на нас так повлияли. Всё сами, сами, и ныне, и прежде, но уж не во веки веков. С российским милитаризмом покончим либо мы, русские, либо человечество. Главное — покончить с ним надо, иначе он покончит с человечеством.

Внутри России военной есть мирная Россия. Она даже в каждом русском есть. Чтобы мирная Россия освободилась от военной, нужно прежде всего признать, что русские хотят войны. Хотим! Справедливой и несправедливой, войны превентивной и войны возмездия, войны гибридной и войны атомной — неважно. Так хотим, что воюем непрестанно, начиная с войны родителей против детей. Потом война учителей с учениками, а дальше просто мелкой пташечкой.

Особенно пакостная перемена случилась 25 октября 1917 года. До того Россия была хоть и военной страной, а всё-таки нормальной. Офицеры хотя бы были офицерами, солдаты — солдатами, крестьяне — крестьянами, да и интеллигенты были. После этого… Выжили крысятники, готовые обокрасть собственную жену, предать мужа, призвание, профессию, честь, соседа, ближнего, дальнего, врага, друга…

Это уже не просто военная страна, это страна дезертиров, которые смертельно боятся всего, включая войну, и поэтому уже не просто воюют, а палят во всех окружающих, включая друг друга, — но только палят в спину, чтобы самому не рисковать.

Дореволюционный деспотизм теперь кажется чуть ли не раем — там всё-таки в последние пару столетий окно в Европу открыли, терпели Чайковского, Достоевского, и Толстого. Была всемирного значения культура, остался балаган с камуфляжем.

Конечно, ни о каком возвращении к тому деспотизму речи быть не может. Клин клином вышибают, а деспотизм деспотизмом не вышибить. Не в том ведь дело, что в России народ хороший, только вот деспоты плохие, или деспоты хорошие, держат плохой народ в узде. Да и не Толстой с Достоевским нужны, а свобода. Толстой с Достоевским уже есть, никуда не денутся, человечество их и для русских сохранит.

Речь идёт о простой, хотя потопроливной работе по превращению России в нормальную часть человечества. Ничего оригинального — только деспотизм и милитаризм любят оригинальничать, выдавая себя за «национальные особенности». Разделение властей, демократия, правовое государство. Реституция — возвращение отобранного у законных владельцев. Земли, заводов, домов. И не только русской земли — вернуть Японии японскую землю, Украине украинскую, Германии немецкую. Сами ведь говорили — без аннексий. Реабилитация — обеспечить тем, кого обобрали, возможность нормально жить, а не кинуть со стола бумажку с надписью «реабилитирован». Люстрация — отстранение от власти тех, кто превратил власть в дубинку и сказал, что так и надо. Детоталитаризация — уничтожение всех пропагандистских шедевров милитаризма и деспотизма, от памятников Ленину до государственного финансирования газет, религий, атеизма. Демилитаризация — уничтожение ядерного оружия, всего, в одностороннем порядке, без кивков на других, сокращение армии до европейских процентов, и прекратить торговать оружием, растлевая окружающих.

Счастье-то в том, что не только цель не нужно придумывать какую-то небывалую, посылая туда, не зная куда. Берём танк, перековываем на велосипед. Счастье в том, что и средства-то все разработаны, известно, что и как делать. Конечно, поскольку цель большая, то и работа не маленькая. Людям с военной психологией работать вообще нож острый. Работа — антипод войны. Проще воевать с деспотизмом, чем работать на свободу, но эта простота хуже даже деспотизма.

Работать на свободу означает иногда пользоваться ногами, выходя на демонстрации с митингами (только, пожалуйста, не считайте разрешённые демонстрации демонстрациями — ходите на них, если хочется, но не обманывайте себя). Иногда работа на свободу — это пользоваться руками, глазами, ушами. Главное же: работа на свободу это всегда работа мозгом. Не случайно же настоящая свобода пришла рука об руку с наукой, интеллигентностью, гуманизмом и прочими хорошими излишествами. Что для обезьяны излишество, то для человека жизнь.

Мы парализованы с рождения средой, которая запрещает совершенно определённые телодвижения — и поэтому освобождаемся прежде всего ногами, начиная ходить на протесты. Однако, настоящая свобода — в головах. Демонстрации и пикеты — хорошо. Защита обиженных — отлично (если обиженный не ты; о себе можно и помолчать). Защита прав человека — прекрасно, но главное право человека — свобода. Помощь невиновным — изумительно. Самим же не надо бояться быть виновными — виновными в свободе, виновными в самостоятельной, полноценной, разнообразной политической активности от подъезда до Кремля.

Деспотизм легко переваривает многое, соблазняет малыми делами, проповедует аполитичность, наслаждается своим и чужим цинизмом, который обесценивает цели и дискредитирует средства. Это его дело. А наше дело — наше счастье, потому что это дело нормальной политики, трезвой надежды и той знающей и умной свободы, которая одновременно и средство, и цель.