“А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас,” (Мф. 5, 44)
Уже в Ветхом Завете прелюбопытнейшим образом меняется число при переходе от друзей к врагам. Где враги — число множественное, где друг — единственное. «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего» — множественное. «Но люби ближнего твоего, как самого себя» — единственное.
В Нагорной проповеди — единственное число в «не противься злому». Не «злым» — а конкретно одному человеку. Потому что тогда «враги» превращается не в «ближних», а в «ближнего». Ближний всегда единичен, дальних всегда много. Кто заставит тебя идти с ним два километра — иди «с ним». Он один. Римскую армию в целом — ненавидь, коли охота есть, но этот конкретный солдат — сделай его единичным. И уж, конечно, главный враг еврея — не римлянин, а тот, кто хочет занять денег. Дай ему! Не «всем давай», а одному. А если за одним другие придут? — А если не придут?
«Люби ближнего твоего», но — «любите врагов ваших». По мере залюбления враги распадаются на единицы. Было десять врагов, станет раз ближний, два ближний, ... девять ближний, десять ближний.
Любить «ближних» во множественном числе — вздор. Поэтому заканчивает Иисус обличением именно тех, кто устраивает под видом любви промискуитет ханжества. «Любит любящих», «приветствует братьев». Преехидное при сем сравнение — «так делают и сборщики налогов». Ну да, «ничего личного». Для сборщика налогов нет личности — только однообразные единицы налогообложения. И нет разницы, однообразие любви или однообразие ненависти — где безличное, там и вражда. Где лицо — там и любовь.