Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Яков Кротов

МАРГИНАЛ В РОЛИ ИНКВИЗИТОРА

Книгу "Канонические Евангелия", изданную "Восточной литературой". можно рассматривать не только как памятник отечественной библеистики, но и как памятник страстям человеческим...

Вряд ли удивительно, что и переводчик, и оба комментатора издания связаны были с покойным отцом Александром Менем: им крещены, под его руководством делали первые шаги в Церкви, под его влиянием заинтересовались библеистикой. Но... Переводчица не скрывает свой пиетет к о. Александру. Из комментаторов же один предпочитает не вспоминать публично о своей связи с Менем, а второй - Сергей Лёзов - многократно нападал на покойного протоиерея. Начало этим нападкам положила публикация 1986 года в эмигрантском журнале "Страна и мир", выходившем в Мюнхене. Лезов критиковал Меня за аполитичность и превращение религии в опиум для интеллигенции.

Отношение к отцу Александру Меню оказывается отношением к определенной методологии библеистики. У Лезова и Тищенко есть своя методология, которую они, естественно, считают единственно научной и противопоставляют "благочестивым изысканиям" Меня и всех вообще людей, верующих в то, о чем написано в Евангелиях. Они утверждают, что "большинство исследователей" считают Евангелия написанными в конце I века. На самом деле так полагает меньшинство пишущих о Евангелии - но комментаторы считают "исследователями" не всех, кто исследует Библию, а лишь тех, кто исследует ее, исходя из их собственных предпосылок. Предпосылки эти достаточно ясны. Не может быть, к примеру, назван "научно добросовестным" всякий, верующий в чудеса и пророчества. Если в Новом Завете предсказывается разрушение Иерусалима - значит, Новый Завет написан после разрушения оного. Предсказаний не может быть, ибо предсказаний не может быть никогда.

Это мы уже проходили: "Наука доказала, что Бога нет". Оригинальность здесь в том, что чудо отрицается людьми, представляющимися верующими, но не верящими даже в принципиальную возможность знать что-либо об "историческом Иисусе". За "науку" выдаются чу ть подновленные позитивизм и гиперкритицизм.

Поразительны энергия и злоба, с которой такая "научность" обрушивается на "православное ханжество". В статьях, "обличающих" Меня, Сергей Лёзов писал: "Отец Александр наивно полагал, что библиография из сотен работ, на которые нет ссылок в тексте, придаст его книгам большую достоверность и респектабельность (или он знал, что именно производит впечатление на потенциальную паству из "племени интеллигенции?")..." "Как я -понимаю смерть о. Александра. Не думаю, что ее надо рассматривать прежде всего как гибель реформатора или свидетеля веры. Естественный социальный фон для этой смерти и ее интерпретационный контекст - обесценение человеческой жизни в нашей стране... Александр Мень погиб в разгар эпохи безнаказанных убийств".

Эти слова напоминают монолог стихоплета Рюхина из "Мастера и Маргариты": "Какой бы шаг он ни сделал в жизни, что бы ни случилось с ним, все шло ему на пользу, все обращалось к его славе! Но что он сделал? Я не постигаю... Что-нибудь особенное есть в этих словах: "Буря мглою..."? Не понимаю!... Повезло, повезло! - вдруг ядовито заключил Рюхин и почувствовал, что грузовик под ним шевельнулся, - стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие".

Разумеется, Пушкина почитают не за то, что его убил Дантес. Не потому миллионы читают книгу о. Александра "Сын Человеческий", что там обширная библиография, а потому, что он был талантливый пастырь и писатель. А нами не тересуются. Но ведь не потому что мы живы или библиографию составили чересчур изыскана, а потому что, увы...

Это внелитературные соображения, но разве может добросовестно комментировать Евангелие человек, на протяжении многих лет пишущий об одном: о христианской ответственности за истребление еврев нацистами, пишущий как бы от имени христиан - но с мазохисским возведением антисемитизма к самым основам христианства. Лезов даже отца Александра - еврея по крови - обвинил в антисемиизме. Он-де "не был чужд мышлению в расовых категориях". И только потому, что считал иудейство религиозным явлением!

Но вот что интересно: в обличении своем Сергей Лёзов устанавливает дистанцию между собой и другими христианами. Там, где самый неумелый проповедник говорит "мы", он говорит "они".

Смешаться со всеми, чтобы всех оплевать и ускользнуть в какую-то свою нишу, - очень своеобразное христианство. Все это было в "Стране и мире" в 1986 году. Обличался и Сергей Аверинцев: "служилый человек", "поразительное сентиментальное бесстыдство" - а главное, ходит в православный храм, проявляя свое "нравственное одичание". Было обличение всего религиозного возрождения: возрождается "авторитарный утопизм в теоретических программах и клерикализм в социальной практике". Обличалась православная интеллигенция: "Интеллектуально - отсутствие мужества мыслить", повторение идеологических клише. Социально - конформизм по отношению если не к власти, то к сообществу "своих". "Клише" - это, видимо, Символ веры.

"Конформизм" - это, видимо, посещение храма, потому что с большевизмом и сам обличитель отнюдь не боролся и отличался от "конформистов" лишь тем, что, считая себя христианином, не ходил в церковь. Цену же подобным упрекам показали политические перемены: пришла свобода, и с ней стала ясна глубокая правота аполитичности отца Александра Меня. Диссиденты боролись со вшами - но вот сбрили волосы, и бороться стало не с кем. Диссидентство (но вовсе не все диссиденты) потерпело моральное, да и политическое, поражение, оставшись не у дел. Делом же оказалась незаметная и, с точки зрения бомбистов, "трусливая" кропотливая работа по созданию духовно здоровых людей, могущих вследствие своего здоровья быть творческими гражданами свободного общества.

Нападки маргиналов на о. Александра заставляют особенно ценить покойного богослова отца Сергия Желудкова и ныне здравствующего политика отца Глеба Якунина. Отец Сергий сочетал бескомпромиссную интеллектуальную смелость с верой в Иисуса - Сына Божия, исцеляющего, предсказывающего, воскресающего. Отец Глеб сочетал с той же верой бескомпромиссную политическую борьбу. Ни один из них не упрекал о. Александра в богословской или политической трусости. Какова вера наших маргиналов, судить трудно, да и не очень-то хочется. "Не повезло" им: не спорили с ними, как с отцом Сергием, не сажали, как отца Глеба, не убивали, как отца Александра. Ну ничего: не повезло в смерти - повезет в любви. Любовь - не наша. Христова - превозмогает все, даже "интеллектуальное мужество" и "бескомпромиссность".


Настоящая статья была написана как полемический отклик на статью С.Лезова в "Независимой газете". Редакция "НГ" - вернее, лица, ведущие религиозную рубрику - однако, отказалась ее печатать (и раньше мне приходилось сталкиваться с неуравновешенностью "за" и "против" в публикаторской практике этой газеты). С сожалением приходится констатировать, что это совпадает с общим падением некогда высокой репутации "НГ". Создается ощущение, что газета становится органом "маргиленции" - той части российской интеллектуальной элиты, которая паразитирует на интеллигенции, предпочитая интеллектуальному труду поверхностные и шумные скандалы, эпатажи в стиле "бобок". - Примечание 1993 года.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова