Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Михаил Мень

 

«Мы не имеем права на уныние»

Наш собеседник — Михаил Менъ

Оп.: Истина и жизнь. - №1. - 1995. Номер страницы перед текстом на ней.

Этим летом по инициативе Фонда имени о. Александра Меня и телекомпании «Тонус» подмосковного Сергиева Посада группа деятелей культуры и Церкви посетила здешний следственный изолятор. Ждущие суда коротко остриженные люди в синих робах слушали стихи, пение, воспоминания об отце Александре Мене, а на прощанье получили подарки — сборник стихов, пластинки и, конечно, книги о. Александра Меня, Евангелие.

«Наш разговор с этими людьми, — рассказывает глава фонда, сын о. Александра Михаил Мень, — был (во всяком случае, я на это надеюсь) прорывом из другого мира, где принципиально иные отношения, иные перспективы, иное дыхание. И этот мир, который мы представляли в мире зарешеченном, не закрыт наглухо для оступившихся. Он существует для них как возможность. И оценят ли они, используют ли эту возможность — зависит и от нас, живущих в свободном мире».

Не случайно в этой поездке «в зону» объединились люди веры и люди культуры. Михаил Мень убежден: вера и культура разрушают духовные решетки, не дают им превратиться в железные. И хотя не стоит переоценивать влияния на заключенных такого рода единичных «мероприятий» — «...что ж, люди хотя бы на два часа вышли из камер, подышали другим воздухом. С другой стороны, кто знает... Музыка, стихи, книги, да и просто душевное слово могут порой так сильно задеть человеческое сердце, так все перевернуть в нем... Ауша не бывает преступной». Итак, наш собеседник — Михаил Мень.

25

— Михаил Александрович, каковы главные направления деятельности Фонда имени отца Александра Меня, который вы возглавляете?

— Фонд был учреждён семьёй отца Александра Меня при содействии ряда общественных организаций и Библиотеки иностранной литературы в 1992 г. И главная наша задача — донести до людей богатое духовное наследие отца, активно распространять в обществе гуманистические христианские идеи. При непосредственном участии нашего Фонда за последние годы изданы многие книги Александра Меня, брошюры с его проповедями и лекциями. Причём, если раньше мы полагались только на другие издательства, то теперь имеем и некоторые средства, и собственный опыт для того, чтобы самим начать издательскую деятельность.

Мы хотим увековечить память об отце не только изданием его книг, продолжением его дела. На месте его гибели в посёлке Семхоз завершается строительство часовни. Это будет действующая часовня — память об Александре Мене должна быть живой. Уже установлен купол, заканчиваются отделочные работы. Надеемся, что к 60-летию отца часовня будет освящена.

— Помимо работы в Фонде вы занялись политикой, стали депутатом областной Думы. Зачем вам это нужно? Совместимы ли, по-вашему, политика и нравственность?

— Я бы не стал их противопоставлять. Более того, убежден, что возвращение нашего общества к истокам христианской духовности, нравственности невозможно без усилий государства, без честной политики. Но пока в стране нет комплексной государственной программы духовного развития и воспитания, которая бы в полной мере использовала нравственно-интеллектуальный потенциал общества, — надо начинать с малого, каждому по мере своих сил. Вот, например, в Сергиевом Посаде мы вместе с местным комитетом по культуре разработали программу обеспечения детских музыкальных школ района хорошими инструментами. Депутатские полномочия в какой-то степени расширяют возможности помочь скорейшему воплощению этих планов в жизнь.

В Московской областной думе нет официально утверждённой комиссии по связям с религиозными организациями. Но необходимость в такой работе очевидна. Именно этим я и занимаюсь в Думе. Недавно был с депутатским визитом в селе Войново-Гора близ Орехово-Зуева. Уже три года местная православная община борется за возвращение храма. Этот храм — памятник архитектуры XVIII века, но в его здании уже много лет... варят гуталин. Знаете, чем власти мотивируют отказ вернуть храм верующим? Заботой о нашей обороноспособности! Гуталин предназначен для солдатских сапог. Шесть работающих здесь человек, оказывается, решают «важную государственную задачу» — намного более важную для государства, чем духовные нужды целого прихода. На этом примере видно, насколько смещены, извращены приоритеты государственной политики. Для изменения ситуации в обществе необходимы усилия на государственном уровне.

26

— Но способна ли нынешняя власть на такие усилия?

— К величайшему сожалению, нигилизм по отношению к религии, духовное невежество присущи не только «массам», но и представителям власти. Необходимо просветительство, проповедь христианства на понятном людям языке. Этим жил мой отец, этим живут все, кто работает в Фонде его имени.

Необходимы и законодательные усилия для обеспечения подлинной религиозный свободы в России. И здесь никуда не уйти от экономических вопросов. Я, например, выступил в областной Думе с законодательной инициативой, предусматривающей отмену налога на землю для религиозных организаций. Сейчас от такого налога освобождены только те приходы, где храмы являются памятниками культуры. То, что платят остальные, — это в масштабах области смешные суммы, не способные поправить бюджет, но часто очень нужные приходам, верующим.

Участвовал я и в работе над проектом федерального закона об альтернативной воинской службе. Нашей целью было обеспечить право россиян не брать в руки оружие по религиозным соображениям.

— Московская область богата не только примерами возрождения храмов и приходов, но и межконфессиональными конфликтами. Недавно в подмосковных Электроуглях представителей одной американской миссии по еванге-лизации встретил кордон разъярённых старушек, которые норовили ударить ненавистных янки побольнее. Причём действовали бабушки с благословения местного православного батюшки. «Акцию» почтили вниманием люди из «Памяти». Для защиты миссионеров понадобилось вмешательство ОМОНа...

— Я знаю эту печальную историю... Конфликты между христианами разных Церквей — это все-таки единичные случаи. Намного более серьёзными в московском регионе мне представляются проблемы межрелигиозных отношений. К примеру, отношения православных и мусульман. Бывает, что православные общины протестуют против строительства мечетей. Согласно нашей Конституции, все религии равны. И мусульмане, разумеется, имеют право в полной мере удовлетворять свои духовные потребности. Но давайте всё-таки не забывать о здравом смысле. Я, например, баллотировался в Думу по сергиевопосадскому избирательному округу. Сергиев Посад — один из центров православной духовности, и если построить там мечеть, то она не впишется ни в исторический, ни в культурный, ни в архитектурный контекст.

— Прошло четыре года со дня гибели отца Александра. Многое изменилось в нашей жизни за это время, и далеко не все — к лучшему. Иногда кажется, что интеллигенция пребывает в состоянии духовной комы, глядя на происходящее вокруг глазами, полными испуга и отчаяния. Как вы думаете, что сказал бы отец Александр о нашей действительности, о нас сегодняшних?

— Я думаю, он сказал бы, что мы, несмотря ни на что, находимся на правильном пути. Он всегда противостоял бездуховности, лжи, грязи силой пастырского слова, личным примером христианского служения. Мой отец жил и трудился в тяжелейших условиях, он знал, что такое ненависть, неверие. Но он всегда оставался оптимистом.

Нам всем, христианам и неверующим, политикам и далеким от политики людям, нужно заняться совместной созидательной работой. Хватит причитаний и отчаяния. Если мы называем себя христианами — мы не имеем права унывать. Александр Мень был из числа тех, кто долго и мужественно боролся за этот бесценный Божий дар — свободу верить. Сейчас она у нас есть, и это самое главное. Остальное зависит от нас самих.

Беседовал Максим Бобров

Поликовский А. Мост над бурными водами. // Новая газета. - 26 апр. 2004 г. Михаил Мень, зам. Лужкова вспоминает, как он в 1987 пел на эстраде: "Хард-рок - это был его личный динамит в борьбе против советского бетона. Он, сын православного священника, которого преследовал КГБ, знал, что не имеет никаких шансов на преуспеяние. ... Однажды он пригласил отца на концерт. Группа "Мост" играла в Сокольниках, в Зеленом театре. ... Был ли он шокирован? Сейчас, почти через двадцать лет после того концерта, сидя в своем министерском кресле, его сын говорит, что нет, совсем нет. "Ему был интересен человек, он изучал человека. Он очень терпимо относился к любому проявлению творчества ... Это был 1987 год". Лично свидетельствую: стою в Семхозе, о.А. гордо ставит кассету с записями сына. Он очень доволен... А был бы о.А. шокирован тем, что его сын сидит в министерском кресле, правит московской культурой, бичует о. Глеба Якунина? Да нет, наверное... Шок - когда внезапно, а когда потихонечку, полегонечку...

"ОГОНЕК", № 36, 8 сентября 1997

ОН ОСЕДЛАЛ ВРЕМЯ

Семь лет назад, 9 сентября 1990 года был убит отец Александр Мень

Михаил Мень -- один из немногих депутатов Госдумы, проголосовавших против принятия закона «О свободе совести и религиозных объединениях», нарушающего сразу две статьи (2-ю и 19-ю) Конституции РФ. Можно, почти не рискуя ошибиться, предположить, что независимостью мышления и твердостью характера он обязан семейному воспитанию и примеру своего отца -- протоиерея Александра Меня. Беседа с членом фракции «Яблоко» подтверждает это.

-- Вы знаете, как познакомились ваши родители?

-- Они вместе учились. Этот вуз, по-моему, раньше назывался сельскохозяйственным институтом; отец был на охотоведческом факультете (он увлекался биологией). Они познакомились, кажется, на втором курсе, в каком-то грузовике. Охотоведы ехали на картошку, а впереди шли девушки с пушно-мехового. Они притормозили и подвезли девушек...

-- Они поженились еще студентами?

-- Не совсем. Институт через некоторое время расформировали, часть студентов оставили в Балашихе, а охотоведческий факультет перевели в Иркутск. Отец уже тогда не скрывал своих взглядов, везде ходил с Библией и прислуживал в церкви. В итоге, когда он доучился практически до конца, его исключили, не допустив до госэкзаменов. После этого они и поженились. Родилась моя старшая сестра, отец был рукоположен в дьяконы и одновременно поступил в Ленинградскую семинарию. А я появился в 60-м, в год, когда отец был рукоположен в священники.

-- Как в вашей семье распределялись роли между родителями?

-- Материальную основу, конечно, брал на себя отец -- мама работала инженером. Семья жила не то что бедно, но очень скромно, машины у нас не было никогда, но отец умудрялся устроить нашу жизнь так, что всего, пусть и по минимуму, но хватало. Мама занималась домом. Отец, впрочем, тоже. Он очень любил работать в саду; мы всю жизнь прожили в деревенском доме, я и сейчас там живу.

-- Вас дразнили в детстве, как сына священника?

-- Конечно, было. Отец не призывал меня бросаться тут же с кулаками, но всегда подчеркивал, что нужно быть твердым и держаться с достоинством. И потом, я был не только крепким парнем, но и, что называется, душою общества... Пожалуй, только в раннем детстве я чувствовал к себе какое-то неприязненное отношение из-за отца.

-- А со стороны учителей?

-- Нет, деревня имеет в этом достаточную степень свободы и дружеского настроя. Все друг друга знают, все свои.

-- Отец и мать воспитывали вас по-разному?

-- Отец давал мне много свободы, он больше учил, чем воспитывал. А мать старалась конкретно направить. Вот, мол, хорошо бы мне стать врачом... Женщина есть женщина. Я приходил к отцу и что-то спрашивал, а он был человеком гигантских знаний во всех областях, кроме, может быть, технических, и в двух словах отвечал мне, что это за проблема и как она решается; у нас была огромная библиотека (она жива и сейчас), и он говорил мне: вот в такой-то книге есть информация на эту тему. Он еще в детстве подарил мне несколько энциклопедий... А воспитывал он меня в первую очередь в церковной традиции. Еще будучи ребенком, я усвоил аксиому, что есть Создатель, который контролирует каждый мой шаг и от которого не спрячешься.

-- Вам никогда не хотелось стать священником?

-- Я думаю об этом до сих пор. Это никогда не поздно.

-- Отец не намекал на желательность этого?

-- Впрямую? Никогда. Он понимал, что я должен выбрать сам. Если я стану священником, нося фамилию отца, ко мне будут требования более чем высокие. И я пока не могу взять на себя такую ответственность...

-- А кем вы мечтали стать в детстве?

-- Однажды мы с бабушкой ехали в автобусе, еще до школы это было. Я встал рядом с водителем -- любил смотреть вперед, и вдруг какая-то женщина погладила меня по голове, сказала «какой мальчик хороший» и спросила: «Кем ты станешь, когда вырастешь?» И я четко сказал: или священником, или шофером. Весь автобус был в шоке, нам с бабушкой пришлось выйти на следующей остановке.

-- Как ваша мама относилась к тому, что муж ее священник и судьба ее оттого особенная?

-- Мать с отцом очень любили друг друга, и мать, выходя замуж за священника, прекрасно понимала, что ее ждет... Познакомившись с отцом, она крестилась. Ее на работе подвергали публичным судилищам...

-- Вы помните какие-нибудь семейные ритуалы?

-- Отец мастерски читал вслух. Он мог остановиться и захлопнуть книжку на самом интересном месте! При этом он умел находить такую книгу, чтобы она была интересна и мне, и сестре, которая на три года меня старше. Эта традиция у нас даже излишне затянулась, вплоть до того, что он читал нам даже «Мастера и Маргариту». Ну и, конечно, традиция -- всегда очень много гостей. Приезжали друзья, институтские товарищи. И всегда были добрые шумные застолья, но ни пьянства, ни обжорства, ни криков. Веселились, пели романсы под фортепьяно, под гитару...

-- Есть в вас то, что напрямую унаследовано от отца?

-- Коммуникабельность. Он всегда был приветлив. И вообще очень любил людей... Даже кагэбистов. Они после бесед с ним говорили: неплохой мужик, а надо же -- антисоветчик... Кроме того, отец фантастически умел управлять своим временем -- и я постарался научиться этому. У него всегда была четко расписана каждая минута, и он повторял: время -- это конь, а часы на твоей руке -- поводья. Я никогда не видел, чтобы он просто ничего не делал. Сорок минут идет электричка до Пушкино, так вот, очень многое из того, что сейчас публикуется, написано и отредактировано им в электричке.

Со мной он начинал с того, что писал мне расписание дня. Садился: завтра у нас понедельник, вот в этот час ты чем занят? Сколько будешь гулять? Два часа тебе хватит? Запишем -- два часа. Он дал мне такую закалку, что я до сих пор этому следую.

Отец научил меня записывать все, что происходит в жизни, мысли и дела, -- пусть немного, буквально пару строк. Потому что все забывается. В памяти, говорил он, нужно держать только самые важные вещи, а остальное -- записывать. От него я унаследовал голос и музыкальный слух... Всех нас отец обучил молиться трижды в день. Иногда в какой-нибудь выходной ему удавалось уединиться, он закрывался на час, на два и молился.

Когда он стал известным священником, когда к нему стало приходить огромное количество народу, а мы с сестрой уже выросли и стали самостоятельными, отец сказал: вы выросли, встали на ноги, а у меня огромная паства -- и надо служить, и надо писать, и надо работать с людьми... В общем-то, отец был семейным человеком, он очень любил дом, года за два до гибели они с матерью собрали деньги и сделали маленькую пристроечку к дому, где у отца был кабинет и что-то вроде гостиной. И отец очень радовался. Построили, как он хотел, из деревянного бруса.

Он очень любил кино и незадолго перед своей смертью сказал: я все сделал в своей жизни, но фильм не снял. Он мечтал написать сценарий по Библии и даже начал. В шестидесятые годы режиссер Калик снимал фильм «Любить», он тогда не прошел цензуру и был запрещен, но чудом сохранились пленки. Он состоял из нескольких новелл про любовь -- любовь в Москве, любовь в молдавской деревне и так далее, актеры там были известные... И между этими новеллами о любви говорил молодой священник -- отцу тогда было лет 26 -- 27.

Отец с матерью очень любили путешествовать, это для них было важнее, чем, скажем, покупать вещи. Когда им стал вплотную интересоваться религиозный отдел КГБ, отец сказал матери: что ж, давай поедем по Волге, посмотрю, мол, Россию в последний раз. Он всегда был готов к «посадке» и вообще к подобного рода неприятностям.

-- Вы с сестрой знали, что все так серьезно?

-- Когда были маленькими, конечно, нет. Но когда подросли, когда том «Архипелага ГУЛАГа» был спрятан в целлофановом мешочке в куче угля в сарае, когда в доме делали обыск... Отец всегда был в таких случаях спокоен, приглашал кагэбешников выпить чайку, но, когда дело касалось принципов, был очень тверд. Он знал, как с ними общаться. Всю жизнь они мечтали его посадить, но ни разу так и не смогли. Помню, я отслужил в армии (все дети священников служили в стройбате), вернулся, забежал домой в шесть часов утра, отец еще спал, я его разбудил, мы обнялись, и он говорит: а я думал, за мной уже пришли, когда увидел, что кто-то в шинели в дом стучит...

-- А как он вел себя на допросах?

-- Он всегда считал, что важнее сохранить приход, чем идти на прямой конфликт с КГБ. С отцом Глебом Якуниным они учились в одном институте и жили в одной комнате в иркутском общежитии. Когда отец Глеб занялся политической деятельностью, отец не осуждал его. Он просто говорил, что для него важнее другое. Когда началась перестройка, владыко Ювеналий спросил у отца: «Почему вы не хотите баллотироваться в депутаты Верховного Совета, вас ведь изберут, вы такая известная личность!» Отец ответил, что это не его дело, священник должен проповедовать Евангелие.

-- Как бы отец отнесся к вашему участию в политике?

-- Думаю, хорошо. Отец, хоть никогда и не занимался политикой, но его деятельность серьезно влияла на умы и на общественную жизнь страны. Когда он погиб, я стал разбирать его стол и обнаружил одну бумагу. Так вот, это были политические соображения...

Беседовал Михаил РЫБЬЯНОВ

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова