Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

МАРТИН ЛЮТЕР КИНГ

Сборник его статей и речей, 1970. Тут и биография, написанная Нитобургом. Подробная биография Миллера. Автобиография: Паломничество к ненасилию.  О нём Нитобург, 2008.

Любите врагов ваших. Против антисемитизма.

О нём в монографии: Cone, James H. Risks of faith: the emergence of a Black theology of liberation, 1968-1998. Beacon Press, 1999.

ВЕРУЮ И ВИЖУ

Речь произнесена 28 августа 1963 г. на митинге у мемориала Линкольна в Вашингтоне. Перевод Якова Кротова, 7 марта 2005 года. Ист.: AmericanRhetoric.com

Я счастлив присоединиться сегодня к вам, к демонстрации, которая войдёт в историю нашей нации как величайшее выступление за свободу.

Сто лет назад великий американец, под тенью которого мы стоим сегодня не случайно, подписал Декларацию об эмансипации. Этот великий декрет стал ярким лучом надежды для миллионов порабощённых негров, опалённых бездушной несправедливостью. Радостная заря пришла на смену долгой ночи их плена.

Но сто лет прошло, а негр всё еще не свободен. Сто лет прошло, а жизнь негра всё еще трагически сковывают кандалы сегрегации и цепи дискриминации. Сто лет прошло, а негр живет на заброшенном островке бедности посреди огромного океана материального изобилия. Сто лет прошло, - негр всё ещё оттеснён в закоулки американского общества и на своей родной земле оказывается изгнанником. Вот почему мы пришли сегодня сюда, чтобы положить конец этому позору.

Можно сказать, что мы пришли в столицу нашей нации обналичить чек. Когда создатели нашей республики писали величественные слова Конституции и Декларации Независимости, они подписывали обязательство, которое унаследовал каждый американец. Они подписывали обещание, что каждому человеку, не только белому, но и чёрному человеку, будут гарантированы неотчуждаемые права на жизнь, свободу и стремление к счастью. Сегодня очевидно, что Америка уклоняется от уплаты по этому векселю, когда его предъявляют граждане не с белым цветом кожи. Америка не отдаёт священный долг чести, Америка дала неграм фальшивый чек, и при попытке получить по нему, он возвращается с надписью: "На счету недостаточно средств".

Но мы отказываемся верить, что банк справедливости обанкротился. Мы отказываемся верить, что недостаточно средств на счету народа, возможности которого подымаются к небу словно своды огромного банковского зала. Вот почему мы пришли получить по чеку, предъявителю которого обязаны выдать и богатства, которые предоставляет свобода, и безопасность, которую гарантирует право.

Мы пришли к этому священному месту напомнить Америке о том, что есть такое яростное и срочное понятие как "сейчас". Нет времени купаться в роскоши промедления или дремать под успокоительной капельницей постепенности. Сейчас настало время сделать обещания демократии реальностью. Сейчас настало время подняться из тёмной и пустынной долины сегрегации к солнечной дороге расовой справедливости. Сейчас настало время нашей нации выбраться из зыбучих песков расовой несправедливости на неколебимую скалу братства. Сейчас время сделать справедливость реальностью для всех детей Божиих.

Нация погибнет, если не поймёт важности этого мгновения. Негры выступили за свои права в рамках закона - и наступило жаркое лето, которое не закончится, пока не настанет плодородная осень свободы и равенства. 1963 год - это год не конца, а начала. Многие надеются, что негру нужно выпустить пар, чтобы вернуться к прежней покорности. Но если нация вернётся к прошлому как ни в чём ни бывало, таких людей разбудят самым неделикатным образом. Не будет Америке ни отдыха, ни покоя, пока негру не гарантируют соблюдение его гражданских прав. Маховики восстания будут сотрясать основы нашей нации, пока не воссияет день справедливости.

Сегодня двери дворца правосудия, перед которыми стоит мой народ, гостеприимно распахнуты, и это обязывает меня сказать еще несколько слов. Мы добиваемся возможности занять своё законное место, и поэтому не должны сбиваться на противозаконные действия. Мы не должны утолять жажду свободы, отхлёбывая из чаши обидчивости и ненависти. Мы должны бороться, не сходя с высоты достоинства и дисциплины. Мы не должны превращать творческий протест в физическое насилие. Вновь и вновь мы должны подыматься на высоту величия, где материальная сила объединяется с силой душевной.

Негры страны захвачены мощным и чудесным порывом энтузиазма, который не должен обратить нас против всех белых жителей страны, ведь многие из наших белых братьев поняли, что их судьба тесно связана с нашей, и порука тому их присутствие здесь и сейчас. Они поняли, что их свобода неразрывно связана с нашей свободой. Мы не можем идти порознь.

Мы идём и поэтому мы должны поклясться, что мы всегда будем идти вперёд. Мы не можем повернуть назад. Защитников гражданских прав спрашивают, когда они остановятся. Мы не остановимся, пока негр остаётся жертвой невыразимых ужасов политической жестокости. Мы не остановимся, пока наши тела, уставшие от марша, не смогут остановиться на ночлег в мотеле при дороге или в городской гостинице. Мы не остановимся, пока негр в Миссисипи не имеет права голосовать, а негр в Нью-Йорке полагает, что ему бессмысленно голосовать. Нет, нет и нет: мы не останавливаемся и не остановимся, пока праведный суд не ринется вниз подобно горной реке, пока не двинется праведность словно река равнинная.

Я помню, что среди вас есть люди, которые пришли сюда, преодолев великие невзгоды и испытания. Среди вас есть люди, которые вырвались из тесных тюремных застенков. Среди вас есть люди, которые пришли оттуда, где ищущих свободы встречают бури преследований и штормовые ветры полицейской жестокости. Вы стали ветеранами творческого страдания. Продолжайте свой труд с верою, что незаслуженное страдание искупает. Возвращайтесь в Миссисипи, возвращайтесь в Алабаму, возвращайтесь в Южную Каролину, возвращайтесь в Джорджию, возвращайтесь в Луизиану, возвращайтесь в трущобы и гетты наших северных городов, зная, что ситуацию можно изменить и она будет изменена. Друзья мои, я говорю вам сегодня: не будем бродить по долине отчаяния. Мы видим трудности сегодня, мы столкнёмся с ними завтра, и всё же я верую в мечту, и эта мечта растёт из американской мечты.

Я верую, что однажды эта нация воспрянет и будет жить согласно подлинному значению её кредо: "Мы считаем самоочевидной истиной, что все люди сотворены равными".

Верую и вижу, как на рыжих холмах Джорджии потомки бывших рабов и потомки бывших рабовладельцев наконец-то сядут вместе за трапезой братства.

Верую и вижу, как даже штат Миссисипи, пропахший потом несправедливости, пышущий жаром угнетения, наконец-то преобращается в оазис свободы и справедливости.

Верую и вижу, как четверо моих детишек будут жить в стране, где о них будут судить не по цвету кожи, а по характерам. Я вижу это сегодня!

Я вижу, как там, внизу, в Алабаме, где сейчас правят порочные расисты, где с уст губернатора стекают слова самовластья и самодурства, в этой самой Алабаме чёрные мальчики и девочки смогут наконец-то взяться за руки с белыми мальчиками и девочками словно сёстры и братья. Я вижу это сегодня!

Я вижу день, когда всякая долина возвыситься, всякий холм и гора смирятся, холмистые дороги станут ровными и кривые пути выпрямятся, и слава Господня явится людям, и все творения Божии увидят её, соединившись.

Вот в чём наша надежда. Вот в чем вера, с которой я возвращусь на Юг. Этой верой мы вырубим из горы отчаяния камень надежды. Этой верой мы преобразим скрежещущую какафонию раздоров нашей нации в прекрасную симфонию братства. Этой верой мы сможем идти вместе, молиться вместе, сражаться вместе, идти к тюрьму вместе, стоять за свободу вместе, зная, что наступит день освобождения. И это будет день, это будет день, когда все дети Божии смогут наполнить новым смыслом гимн: "Это страна моя, страна свободы, страна, где умерли мои предки, страна, которой гордились пилигримы, и с каждого холма этой страны пусть звонит свобода!" Если Америка хочет стать великой нацией, это должно стать правдой.

Пусть же звонит свобода с величественных холмов Нового Гемпшира.

Пусть звонит свобода с могучих гор Нью-Йорка.

Пусть звонит свобода с высоких гор Пенсильвании.

Пусть звонит свобода с заснеженых скал Колорадо.

Пусть звонит свобода с женственных отрогов Калифорнии.

Но не только оттуда.

Пусть звонит свобода с каменных гор Джорджии.

Пусть звонит свобода с высочайшего пика Теннеси.

Пусть звонит свобода с каждого холма, с каждого кротовьего холмика Миссисипи, с каждого склона пусть раздаётся набат свободы!

Когда это будет, когда мы позволим свободе звенить, когда мы заставим её звонить в каждой деревне и в каждом посёлке, в каждом штате и в каждом городе, мы сможем приблизить день, когда все Божьи дети, черные и белые, иудеи и язычники, протестанты и католики смогут взяться за руки и пропеть слова древнего негритянского гимна:

"Мы свободны наконец, мы свободны наконец,

Слава Богу за свободу, мы свободны наконец".

Любите врагов ваших

 Перевод: И. Тимофеева, О. Писарева, Ю. Джибладзе
 
 

"Вы слышали, что сказано: "люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего". А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гоняющих вас, да будете сынами Отца вашего небесного..."
Евангелие от Матфея, 5: 43-45
 
Заповедь "любите врагов ваших" всегда была, пожалуй, самой трудной из всех заповедей Христа. Некоторые люди искренне верили, что в реальной жизни она невыполнима. Легко любить тех, кто любит тебя, но как любить тех, кто, тайно или явно, старается возобладать над тобой? Другие, например философ Ницше, утверждали, что призыв Иисуса возлюбить своих врагов свидетельствует о том, что христианская мораль - удел слабых и трусливых, а не сильных и смелых. Иисус -это оторванный от реальной жизни идеалист, говорят они.

Несмотря на подобные острые вопросы и непрекращающиеся возражения, эта заповедь Иисуса приобретает для нас все возрастающее значение. Вереница беспорядков и восстаний напомнила нам о том, что путь современного человека лежит по дороге, имя которой - Ненависть, и ведет она нас к гибели и осуждению на вечные муки. Заповедь "любите врагов ваших" - это не благочестивое пожелание мечтателя-утописта, а абсолютное условие нашего выживания. Любовь даже к врагам - вот ключ к решению всех существующих в нашем мире проблем. И Иисус - это не оторванный от жизни идеалист, он - трезвый реалист.

Я уверен в том, что Иисус понимал всю сложность, связанную с практическим осуществлением своей заповеди. Он никогда не принадлежал к числу болтунов, возвещавших о том, как просто соблюдать моральные устои. Он понимал, что каждое искреннее выражение чувств любви основывается на полном и безоговорочном подчинении Богу. Потому, говоря "любите врагов ваших", Иисус осознавал, что эта заповедь носит обязательный характер. И тем не менее он призывал к этому. Наша ответственность как христиан состоит в том, чтобы раскрыть смысл этого завета и найти в себе силы ежедневно следовать ему.

Давайте будем реалистами и спросим: как нам любить наших врагов? Во-первых, мы должны развить в себе умение прощать. Лишенный силы прощения лишен и силы любви. В нашем сердце не найдется места и капле любви к врагам, если мы не поймем того, что необходимо научиться прощать, вновь и вновь, тех, кто несет нам несчастья и мучения. Надо также понять, что прощать всегда должен пострадавший, испытывающий боль и страдания, жертва мучительной несправедливости, униженный и оскорбленный. Обидчик может просить о прощении. Он может одуматься и как блудный сын пройти пыльными дорогами, с сердцем, трепещущим от желания быть прощенным. Но только лишь ближний ваш, испивший чашу страданий, отец, покинутый дома и ждущий возвращения любимого сына, способны к прощению.

Всепрощение - это не игнорирование того, что было сделано, или представление зла добром. Скорее, оно означает, что содеянное зло не является преградой на пути установления взаимоотношений. Всепрощение - это катализатор, создающий атмосферу, необходимую для совершения новых шагов, начала новой жизни. Всепрощение - это освобождение от бремени или долга. Слова "я прощаю вас, но никогда не забуду, что вы сделали" не в состоянии объяснить истинную природу всепрощения. Да, человек не может забыть, если это значит, что происшедшее стирается совершенно из памяти. Но, когда мы прощаем, мы забываем в том смысле, что зло более уже не является психологической преградой на пути установления новых взаимоотношений. Точно так же, мы никогда не сможем сказать:

"Я прощаю вас, но отныне не желаю вас знать". Прощение означает примирение, воссоединение вновь. Без этого ни один человек не в состоянии возлюбить врагов. Степень прощения определяет степень нашей любви к врагам.

Во-вторых, мы должны понять, что зло, творимое ближним нашим - врагом, причина наших страданий, никогда не отражают всей сущности этого человека. Элементы добра можно найти в характере даже наизлейших из наших врагов. Все мы чем-то напоминаем шизофреников, людей с раздвоенной личностью и характером. Бесконечная гражданская война бушует внутри каждого из нас. Что-то внутри нас заставляет нас сокрушаться вместе с римским поэтом Овидием: "Я сторонник добра, но в своих поступках руководствуюсь злом", или соглашаться с Платоном, говорившим, что человеческий характер - это колесничий, управляющий двумя конями, каждый из которых тянет в свою сторону, или повторять вслед за апостолом Павлом: "Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которое не хочу, делаю".

Просто-напросто это означает, что даже в наихудших из нас есть частица добра, и в лучших из нас есть частица зла. Когда мы познаем это, мы становимся менее склонны ненавидеть наших врагов. Когда мы смотрим в глубь проблемы, ищем причину содеянного в порыве зла, мы находим в ближнем нашем - враге частицы добра и понимаем, что порочность и злонамеренность его деяний не дает нам полной картины об этом человеке. Мы начинаем видеть его в новом свете. Мы осознаем, что его ненависть является результатом страха, гордыни, незнания, предубеждений и отсутствия взаимопонимания, но, несмотря на все это, мы знаем, что душа каждого человека несет в глубине печать Божью. И мы начинаем любить наших врагов, понимая, что они еще не испорчены полностью и всеискупляющая любовь Господа нашего может коснуться и их.

В-третьих, мы должны искать не поражения или унижения нашего врага, а его дружбы и взаимопонимания. Бывают дни, когда мы способны унизить наизлейшего из наших врагов. Неминуемо приходит час, когда его слабости проявляются и мы получаем возможность вонзить в него копье победы. Но мы не должны этого делать. Каждое сказанное слово и каждый сделанный шаг должны становиться кирпичиком в фундаменте взаимопонимания, высвобождать те огромные запасы добра, что были сокрыты за непроницаемыми стенами ненависти.

Смысл любви не следует путать с сентиментальным излиянием чувств. Любовь гораздо глубже глупой эмоциональной болтовни. Может быть, греческий язык внесет ясность в этот вопрос. Греческий текст Нового Завета использует три слова для обозначения любви. "Эрос" - это эстетическая, романтическая любовь. В диалогах Платона "эрос" - это божественное устремление души. Второе слово: "филия" - взаимная любовь, душевная привязанность, близость друзей. Мы любим тех, кто любит нас и любим потому, что любимы сами. Третье слово: "агапэ" - согласие и созидательная, всепрощающая добросердечность в отношениях между всеми людьми. Льющееся через край бескорыстное чувство, "агапэ" - это Божья любовь в сердце людей. На этом уровне мы любим людей не потому, что нам нравятся они или их поступки, и даже не за то, что в них есть искра Божья; мы любим каждого человека за то, что его любит Господь. На этом уровне мы любим человека, творящего зло, хотя и ненавидим содеянное им.

Теперь мы понимаем, что имел в виду Иисус, говоря: "Любите врагов ваших". Мы должны быть благодарны, что он не сказал: "Относитесь к врагам вашим с симпатией и привязанностью". К некоторым людям просто невозможно испытывать чувство симпатии и привязанности. Привязанность - сентиментальное и нежное слово. Как можем мы испытывать симпатию к человеку, не скрывающему своих намерений уничтожить нас и усеять наш путь неисчислимыми трудностями и преградами? Как может нам нравиться человек, угрожающий жизни наших детей и разрушающий наше жилище? Это невозможно. Но Иисус осознал, что "любовь" выше "привязанности" и "симпатии". Приказывая нам любить наших врагов, Иисус не имеет в виду "эрос" или "филию"; он говорит об "агапэ" согласии и созидательной, всепрощающей добросердечности в отношениях между всеми людьми. Только на этом пути, отвечая лишь такой любовью, мы можем стать детьми Отца нашего Небесного.

II

Перейдем теперь от практического "как" к теоретическому "почему": почему мы должны любить наших врагов? Первая причина очевидна. Ненависть в ответ на ненависть лишь умножает ненависть, сгущая ночной мрак на небе, и так лишенном звезд. Мрак не может победить мрак; только свет в состоянии сделать это. Ненависть не может победить ненависть; только любовь в состоянии сделать это. Ненависть умножает ненависть; насилие умножает насилие, и жестокость умножает жестокость, закручиваясь в адской спирали разрушения. Поэтому, когда Иисус говорит: "Любите врагов ваших", он оставляет нам проникновенную и абсолютно неизбежную заповедь. Разве не зашли мы, люди Земли, в такой тупик, из которого выход лишь через любовь к врагам - иначе?.. Ценная реакция зла ненависть рождает ненависть, войны рождают новые войны -- должна быть прервана, или же мы все провалимся в мрачную бездну взаимного уничтожения.

Еще одна причина, по которой мы должны возлюбить наших врагов: ненависть оставляет рубцы на душе и уродует личность человека. Помня о том, что ненависть есть сила зла и потому опасна, мы слишком часто думаем о том, что она делает с человеком, на которого она обращена. Это можно понять, поскольку ненависть наносит невосстановимый ущерб своим жертвам. Мы видели кошмарные последствия ненависти в смерти шести миллионов евреев, замученных одержимым ненавистью безумцем по имени Гитлер, и полис насилия, обрушившейся на чернокожих, когда распаленные ненавистью толпы жаждали их крови, в мрачных кошмарах войны, в ужасающих унижениях, несправедливости и преступлениях, совершенных против миллионов детей Божьих бессовестными угнетателями.

Но существует еще одна сторона вопроса, которую мы ни в коем случае не должны упускать из вида. Ненависть не менее губительна и для того, кто ненавидит. Словно нераспознанная раковая опухоль, ненависть разъедает личность человека и способность мыслить объективно. Она заставляет его прекрасное называть отвратительным, а отвратительное - прекрасным, принимать истину за ложь, а ложь - за истину.

Доктор Э. Франклин Фрезер в своей весьма любопытной работе "Патология расовых предрассудков" приводит несколько примеров, когда белые, будучи нормальными, дружелюбными и мягкими людьми в ежедневных отношениях с другими белыми, лишались логики и выходили из себя, как только разговор касался предоставления равных прав чернокожим или вопросов расовой несправедливости. Это происходит тогда, когда в наших сердцах живет ненависть. Психиатры видят в ненависти причину многих загадочных процессов, протекающих в нашем подсознании, многих наших внутренних конфликтов. Они говорят: "Научитесь любить или погибнете". Современная психология признает то, чему Иисус учил столетия назад: ненависть разрушает личность, а любовь, вопреки всему, неотвратимо воссоединяет ее.

Третья причина, по которой мы должны любить наших врагов: любовь - единственная сила, способная превратить врага в друга. Мы никогда не избавимся от врагов, отвечая ненавистью на ненависть; мы избавляемся от врагов, избавляясь от чувства вражды. По своей природе ненависть уничтожает и разрушает; по своей природе любовь созидает и строит. Любовь изменяет силой искупления.

Линкольн познал любовь и оставил истории человечества удивительную драму примирения. В ходе предвыборной борьбы за пост Президента США одним из его злейших врагов был некий Стэнтон. Какая-то причина заставляла Стэнтона ненавидеть Линкольна. Он делал все возможное для того, чтобы унизить Линкольна в глазах общественности. Ненависть его к Линкольну была столь сильна, что Стэнтон издевался над его внешностью в каждой своей речи и пылко обвинял его в различных пороках. Но, вопреки всему, Линкольн был избран на пост Президента. Затем пришло время назначать членов кабинета министров, в который должны были войти ближайшие соратники Линкольна по борьбе. Началось назначение на должности. Наконец, наступил день, когда Линкольну надо было назвать кандидатуру на чрезвычайно важный пост военного министра. Как вы думаете, кого Линкольн назначил на этот пост? Никого иного, как Стэнтона. Как только новость стала известна, среди ближайших соратников Президента началось недовольство и волнение. Один за другим сыпались советы: "Господин Президент, вы совершаете ошибку! Знаете ли вы, что за человек этот Стэнтон? Слышали ли вы, какие мерзости он говорил о вас? Он ваш враг. Он сделает все, чтобы сорвать выполнение вашей программы. Учли ли вы все это, господин Президент?" Ответ Линкольна был предельно лаконичен: "Да, я знаю господина Стэнтона. И я слышал все, что он говорил обо мне.

Но из всех американцев он как никто другой подходит для этой должности". Так Стэнтон стал военным министром в правительстве Линкольна и оказал неоценимые услуги народу и своему Президенту. Через несколько лет Линкольн был убит. Много добрых слов было сказано в память о Президенте. Даже в наши дни миллионы людей считают его величайшим из американцев. Герберт Уэллс называл его среди шести величайших деятелей в истории человечества. Но из всех замечательных слов, сказанных об Аврааме Линкольне, слова, принадлежащие Стэнтону, занимают особое место. Стоя возле тела человека, которого он когда-то так ненавидел, Стэнтон назвал его одним из величайших людей, когда-либо живших на земле, и сказал: "Теперь он принадлежит вечности". Если бы Линкольн продолжал ненавидеть Стэнтона, то оба они так бы и сошли в могилу заклятыми врагами. Но Линкольн, используя силу любви, превратил врага в друга. Эта же жизненная позиция позволила Линкольну доброжелательно высказаться в адрес южан в тяжелейшие дни гражданской войны. На вопрос, заданный ошеломленной слушательницей выступления Президента, Линкольн ответил: "Мадам, разве я не уничтожаю своих врагов, превращая их в своих друзей?" Это и есть сила искупляющей любви.

Нам следует сразу же заметить, что это не главные причины, по которым мы должны любить наших врагов. Еще более глубокая причина прямо выражена в словах Иисуса: "Любите врагов ваших... да будете сынами Отца вашего небесного". Господь призывает нас вступить на этот сложный путь для того, чтобы мы смогли установить особенные отношения с Богом. Мы все можем стать детьми Божьими. Через любовь, которая незаметно становится явью. Мы должны любить наших врагов потому, что лишь через любовь мы можем познать Бога и испытать красоту Его святости.

Значение всего сказанного мною для понимания причин сложившегося кризиса расовых отношений должно уже быть очевидным. Расовая проблема никогда не будет -решена, если угнетенные не научатся любить своих врагов. Мрак расовой сегрегации может разогнать лишь свет всепрощающей любви. Вот уже более трех столетий американские негры томятся под железной пятой угнетения, доведенные невыносимой несправедливостью до отчаяния днем и тщетно ищущие ответа на свои вопросы ночью, задавленные уродливым бременем дискриминации. Вынужденные жить в столь позорных условиях, мы не по своей воле ожесточаемся и оплачиваем тем же. Но, если так будет продолжаться дальше, то тот новый порядок, к которому мы стремимся, будет лишь немногим отличаться от прежнего. Мы должны стойко и смиренно встретить ненависть любовью.

Конечно, это непрактично. Жизнь - это сведение счетов, нанесение ответных ударов, отношения, основанные на законе "человек человеку волк". Я говорю, что Иисус завещал нам любить тех, кто мучает и угнетает нас? Я похож на большинство проповедников - оторванных от реальной жизни идеалистов? Может быть, в далеком будущем, говорите вы, в стране Утопии, эта идея воплотится в жизнь, но только не в этом жестоком и холодном мире, в котором мы живем.

Друзья мои, мы уже слишком долго идем по так называемому практическому пути. и он неумолимо привел нас лишь к беспорядкам и хаосу. История полна примеров погибших цивилизаций, давших волю ненависти и насилию. Это не значит, что мы должны отказаться от нашей справедливой борьбы. Все имеющиеся у нас силы мы должны направить на освобождение нашего народа от ужасного бремени сегрегации. Но в ходе борьбы мы никогда не откажемся от нашей привилегии и нашей обязанности любить. Питая ненависть к расовой сегрегации, мы будем любить тех, кто за нею стоит. Это единственный путь для создания сообщества любви.

Мы скажем нашим самым непримиримым противникам; "Мы противопоставим вашей способности причинять страдания нашу способность терпеть страдания. Делайте с нами, что хотите, а мы будем любить вас. Мы никогда не подчинимся вашим несправедливым законам, поскольку неповиновение злу есть такой же моральный долг, как и содействие добру. Бросайте нас в тюрьмы, а мы будем по-прежнему любить вас. Разрушайте паши жилища и угрожайте жизни наших детей. Темными ночами посылайте своих убийц и насильников, обряженных в колпаки, в наши дома, чтобы они били нас до полусмерти, а мы будем любить вас. Но будьте уверены, мы победим вас нашим умением терпеть страдания. И придет день, когда мы обретем свободу, но это будет свобода не для нас одних. Мы будем так взывать к вашему сердцу и разуму, что склоним их на свою сторону, и наша победа станет победой вдвойне".

Любовь - самая долговечная сила в мире. Эта созидающая сила, прекрасным примером которой служит жизнь Иисуса Христа, является наиболее действенным инструментом в руках человечества в борьбе за мир и безопасность. Говорят, что Наполеон Бонапарт, великий гений войны, вспоминая былые годы, сказал: "Александр Македонский, Юлий Цезарь, Карл Великий и я создали великие империи. Но на чем они покоились? Они покоились на силе. Но столетия назад Иисус начал создание своего царства, основанного на любви, и даже сегодня миллионы готовы умереть за него". Трудно не согласиться с этими словами. Нет уже великих воинов прошлого, и их империи превратились в прах. А царство Иисуса по-прежнему незыблемо и величественно стоит, покоясь на любви. Оно началось с небольшой группы посвященных, которые через благодать Божью сумели расшатать устои Римской империи и сделать учение Христа достоянием всего человечества. Сегодня царство Христово на земле - это 900000000 человек всех наций и народностей. Сегодня мы вновь слышим возвещение победы:

"Будет Христово царство доколь Солнце обходит нашу юдоль;

Простерта длань его на нас До дня смешенья лунных фаз."

Другой хор радостно отвечает:

"Не юг, не север во Христе, Не запад, не восток, Но омывает ширь земли Святой любви поток".

Иисус всегда прав. Поля истории белеют костьми народов, отказавшихся слушать его. Так пусть же мы, люди двадцатого века, услышим его и пойдем за ним - пока еще есть время. Мы должны с полной ответственностью осознать, что нам никогда не стать истинными детьми Отца нашего Небесного, если мы не возлюбим наших врагов и не начнем молиться за гонящих нас.


Слова Мудрости

... Ты утверждаешь, друг мой, что ты не ненавидишь евреев, что ты лишь "антисионист". А я говорю, дай правде вознестись над вершинами высоких гор, дай ей разнестись по зеленым долинам Земли Господней: когда люди критикуют Сионизм, они имеют в виду евреев.

Антисемитизм, ненависть к еврейскому народу, был и остается пятном на душе человечества. В этом мы полностью согласны друг с другом. Так знай так же: антисионист с необходимостью является антисемитом, и так будет всегда. Почему это так? Ты знаешь, что сионизм ничто иное, как мечта и идеал еврейского народа о возвращении к жизни на своей собственной земле. Еврейский народ, говорит нам Святое Писание, однажды наслаждался процветающим государством в Святой Земле.

Отсюда они были изгнаны Римским тираном, теми же Римлянами, которые жестоко убили Господа Нашего. Покинувший свою Родину, свою страну обращенной в пепел, принужденный странствовать по миру, еврейский народ то и дело терпел притеснения всех тиранов, которым случалось править над ними. Черный народ, мой друг, знает, что значит испытывать притеснения тирании будучи под правителями не нами выбранными.

Наши братья в Африке просят, умоляют, ТРЕБУЮТ признания и реализации нашего врожденного права жить в мире при нашей собственной власти в нашей собственной стране.

Как просто должно быть для каждого, кому дорого это неотъемлемое право всех людей, понять и поддержать право еврейского народа жить на их древней земле Израиля. Все люди доброй воли будут радоваться исполнению обещания Господа, что его народу следует вернуться в радости, чтобы восстановить его разграбленную страну. Это и есть сионизм, не более и не менее.

А что есть антисионизм? Это отказ еврейскому народу в основополагающем праве, которое мы справедливо требуем для народа Африки и щедро предоставляем всем остальным народам Земли. Это дискриминация евреев, друг мой, за то, что они евреи. Короче, это антисемитизм.

Антисемит радуется каждой возможности излить свою злобу. Время делает непопулярным на Западе открытое изъявление ненависти к евреям. По этой причине антисемит должен постоянно искать новые формы и новые форумы для своего яда. Как должен он наслаждаться, скрываясь под новой маской! Он не ненавидит евреев, он просто антисионист. Мой друг, я не обвиняю тебя в преднамеренном антисемитизме.

Я знаю, ты испытываешь, как и я, глубокую любовь к истине и справедливости и отвращение к расизму, предубеждениям и дискриминации. Но я знаю, что ты, как и многие другие, введен в заблуждение, что ты можешь быть антисионистом и все же оставаться верным тем душевным принципам, которые мы с тобой разделяем. Дай моим словам отразиться в глубине твоей души: когда люди критикуют Сионизм, они имеют в виду евреев - не ошибайся в этом.


Паломничество к ненасилию


Пер: с английского Г. А. Мироновой
Изд: Этическая мысль. Научно-публицистические чтения. 1991, М., "Республика", 1992. Перевод сделан по изданию: King M. L. Stride Toward Freedom. N. Y., 1958.

Вопрос относительно моего собственного духовного паломничества к ненасилию встает часто. Для ответа на него следует вернуться к времени моей ранней юности, проведенному в Атланте. Я вырос, питая отвращение не только к самой сегрегации, но и к варварским и тягостным ее последствиям. Я бывал там, где негров жестоко линчевали, и видел ку-клукс-клан во время его ночных сборищ. Я наблюдал собственными глазами жестокость полиции и самую жуткую несправедливость суда в отношении негров. Все это оказало влияние на формирование моей личности. Я был недалек от того, чтобы возненавидеть всех белых людей.

Кроме того, я осознал неотделимость расовой несправедливости от экономической. Хотя вырос я в стабильных и относительно комфортных материальных условиях, я не мог избавиться от мысли об отсутствии экономической устойчивости у многих моих приятелей и катастрофической бедности тех, кто жил рядом со мной. В юношеском возрасте я работал во время двух летних каникул. Это случилось против воли моего отца, никогда не хотевшего, чтобы мы с братом работали рядом с белыми из-за тяжелых условий на том заводе, куда на работу брали и негров, и белых. Здесь я впервые столкнулся с экономической несправедливостью и пришел к пониманию того, что белые, как и негры, подвергаются эксплуатации. Благодаря приобретенному раннему опыту я вырос глубоко убежденным в существовании самых разнообразных проявлений несправедливости в нашем обществе.

Став в 1944 г. первокурсником колледжа Мурхауз в Атланте, я понял обоснованность собственных волнений по поводу расовой и экономической несправедливости. В студенческие годы в Мурхаузе я в первый раз прочитал "Очерки по социальному неповиновению" Торо. Очарованный его идеей отказа от сотрудничества с этой несправедливой системой, я был настолько потрясен, что несколько раз перечитал эту работу. Это был мой первый духовный контакт с теорией ненасильственного сопротивления.

Однако только после поступления в теологическую семинарию Крозера я всерьез занялся интеллектуальным поиском способа устранения социального зла. Хотя мой основной интерес относился к сфере теологии и философии, я проводил много времени, читая произведения выдающихся социальных философов. Я рано познакомился с работой Уолтера Раушенбаха "Христианство и социальный кризис", которая оставила неизгладимый отпечаток в моем сознании, явилась теологическим базисом для формирования у меня с юности благодаря раннему жизненному опыту потребности думать об обществе. Естественно, что я не был согласен с Раушенбахом в некоторых моментах. Я чувствовал, что он пал жертвой присущего XIX столетию "культа неизбежности прогресса", который привел его к поверхностному оптимизму в оценке природы человека. Более того, он рискованно близко подошел к отождествлению Царства Божьего с определенной социальной и экономической системой, что было несвойственно христианской церкви. Невзирая на эти недостатки, Раушенбах сослужил церкви хорошую службу, отстаивая точку зрения, согласно которой проповедь должна быть обращена к человеку в целом - не только к его душе, но и к телу, обосновывая необходимость заботиться не только о духовном, но и о материальном благополучии человека. С тех пор как я прочитал Раушенбаха, моим убеждением стало то, что религия, признающая важность заботы о людских душах, но не затрагивающая общественные и экономические условия, ранящие эти души, - это религия с умирающим духом, ожидающая только того дня, когда ее похоронят. Хорошо сказано: "Религия кончается там, где кончается человек".

После знакомства со взглядами Раушенбаха я обратился к серьезному изучению социальных и этических теорий великих философов - от Платона и Аристотеля до Руссо, Бентама, Гоббса, Милля и Локка. Эти великие умы стимулировали развитие моего мышления. Обращая внимание на спорные моменты у каждого из них, я многому научился.

Во время рождественских каникул 1949 г. я решил провести свободное время, читая Карла Маркса, для того чтобы попытаться понять привлекательность идеи коммунизма для многих людей. Впервые я тщательно исследовал "Капитал" и "Коммунистический манифест". Кроме этого я ознакомился с некоторыми комментариями к учениям Маркса и Ленина. Анализируя эти произведения, я пришел к выводам, которые стали моими убеждениями и остаются ими по сегодняшний день. Прежде всего, я не принял материалистическое понимание истории. При коммунизме, открыто секуляристическом и материалистическом, для Бога нет места. Этого я, как христианин, никогда не мог понять, так как я верю, что в этой вселенной существует творящая персональная сила, которую языком материализма объяснить невозможно. В конечном счете и история направляется духом, а не материей. Во-вторых, я убежденно не согласен с коммунистическим этическим релятивизмом. С тех пор как для коммуниста не существует божественного правления, не существует и абсолютного морального закона, неизменных непреложных моральных принципов, в результате этого почти все - сила, насилие, убийство, ложь - является оправданным средством для достижения "тысячелетней" цели. Такой релятивизм вызывает у меня отвращение. Конструктивные цели не могут давать абсолютное моральное оправдание деструктивным средствам, потому что в конечном итоге существованию цели предшествует существование средства. В-третьих, я выступаю против политического тоталитаризма коммунизма. При коммунизме человек погибает, поглощенный государством. Правда, марксист стал бы спорить, что государство является "временной" реальностью, которая будет ликвидирована, когда возникнет бесклассовое общество; но пока государство существует, именно оно является целью, а человек - только средством для ее достижения. И если какие-либо из так называемых прав или свобод человека станут на пути достижения этой цели, они просто будут сметены в сторону. Свобода слова, свобода голосования, свобода слушать те новости, которые нравятся самому человеку, или свобода выбора книг для чтения - все это имеет определенный предел. Человек при коммунизме становится едва ли чем-то большим чем стандартный зубец во вращающемся колесе государства.

Я не мог принять принижение индивидуальной свободы. И сейчас я убежден в том, что человек является целью, потому что он - творение Бога. Не человек создан для государства, а государство для человека. Лишить человека свободы - это значит принизить его в большей степени до статуса вещи, а не поднять до уровня личности. К человеку никогда нельзя относиться как к средству для достижения целей государства, а только как к цели самой по себе.

Несмотря на то что мое отношение к коммунизму было и остается негативным и я рассматриваю его как зло, в нем есть некоторые моменты, которые представляются привлекательными. Прежний архиепископ Кентерберийский Уильям Темпл к коммунизму относился как к христианской ереси. При этом он понимал, что в коммунистическом учении придается определенное значение тем истинам, которые являются сутью христианского понимания вещей, но с этим граничат концепции и практические действия, которые ни один христианин не сможет принять или исповедовать. Коммунизм заставил бывшего архиепископа, как заставил и меня, обратить внимание на проблему социальной справедливости. При всех его ложных посылках и порочных методах, коммунизм возник в качестве протеста на лишения неимущих. Теоретически в коммунистическом учении придается особое значение бесклассовому обществу и заботе о социальной справедливости, но мир знает из печального опыта, что на практике были созданы новые классы и новый язык несправедливости. Христианин всегда обязан откликаться на любой протест против несправедливого отношения к бедным, христианство само является таким протестом, нигде более не выраженным так красноречиво, как в словах Иисуса: "Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное" (Лк., 4; 18-19).

Еще я пытался найти четкие ответы на критику Марксом современной буржуазной культуры. Он представил сущность капитализма как борьбу между владельцами производственных ресурсов и рабочими, которых Маркс считал настоящими производителями. Под экономическими силами Маркс понимал диалектический процесс, благодаря которому общество продвинулось от феодализма через капитализм к социализму. Основным механизмом этого исторического движения является борьба экономических классов, имеющих несовместимые интересы. Очевидным представляется то, что эта теория не приняла во внимание имеющие большое значение многочисленные сложные образования - политические, экономические, моральные, религиозные и психологические, которые играли жизненно важную роль в создании созвездия институтов и идей, известных сейчас под именем западной цивилизации. Сверх того, к этому можно отнести и тот факт, что капитализм, о котором писал Маркс, имеет только частичное сходство с современным капитализмом, известным нам в этой стране.

Несмотря на недостатки своего анализа, Маркс поставил ряд важнейших вопросов. С ранней юности меня глубоко задевала пропасть между чрезмерным богатством и крайней нищетой, чтение Маркса же заставило меня прочувствовать эту пропасть еще глубже. Хотя современный американский капитализм путем социальных реформ во многом уменьшил это расхождение, потребность в лучшем распределении богатств еще существует. Более того, Маркс обнаружил опасность корыстолюбивых побуждений как самого глубокого основания экономической системы, при капитализме всегда существует опасность настраивания человека на большую заботу о проживании, чем о жизни. Мы склонны скорее судить об успехе по индексу заработной платы или по размеру автомобиля, чем по качеству работы и отношению к человечеству, - таким образом, капитализм может привести нас к практическому материализму, который так же пагубен, как и материализм, которому учит коммунизм.

Короче говоря, я прочитал Маркса, как прочитал всех влиятельных исторических мыслителей, - диалектически, сочетая частичные "да" с частичными "нет". Пока Маркс постулировал метафизический материализм, этический релятивизм и удушающий тоталитаризм, я отвечал недвусмысленным "нет"; но когда он указывал на слабость классического капитализма, внося тем самым свой вклад в рост самосознания масс и бросая вызов учению христианской церкви, я отвечал четким "да".

Мое чтение Маркса убедило меня еще и в том, что истину нельзя обнаружить ни в марксизме, ни в традиционном капитализме. И там и там заключена лишь ее часть. Исторически капитализм не смог увидеть истину в коллективном начинании, а марксизм не смог найти ее в начинаниях индивидуальных. Капитализм XIX столетия не смог заметить, что человеческая жизнь является социальной, а марксизм не обнаружил и до сих пор не замечает, что жизнь является индивидуальной и глубоко личностной. Царство Божье - не тезис индивидуального начинания и не антитезис коллективного, но синтез, способный примирить истину обоих.

Во время моего пребывания в семинарии Крозера я впервые раскрыл для себя истины пацифизма в лекциях доктора А. Дж. Масте. Я был увлечен речью доктора Маете, но далек от веры в практическую значимость его позиции. Как и большинство студентов, я чувствовал, что война не может быть оценена положительно или в качестве абсолютного блага, но может быть полезной в смысле предотвращения распространения и роста силы зла. Война, ужасная сама по себе, может быть предпочтительнее подчинению тоталитарной системе - нацистской, фашистской или коммунистической.

В этот период я почти разуверился в силе любви в решении социальных конфликтов. Быть может, моя вера в любовь временно пошатнулась под влиянием философии Ницше. Я читал отрывки из "Происхождения морали" и полностью "Волю к власти". Прославление власти - а в учении Ницше вся жизнь является выражением воли к власти - отражало его презрение к обычной морали. Он атаковал всю древнееврейскую христианскую мораль с ее добродетелями благочестия и смирения и ее отношением к страданию как к прославлению слабости, с ее утверждением добродетелей из необходимости и бессилия. Он уповал на становление сверхчеловека, который превзойдет человека в той же степени, в какой человек превзошел обезьяну.

Однажды в воскресенье днем я поехал в Филадельфию, чтобы услышать проповедь доктора М. Джонсона, президента Хоувордского университета. Он был там для того, чтобы молиться за Дом Товарищества в Филадельфии. Доктор Джонсон накануне вернулся из поездки в Индию и, что меня особенно заинтересовало, говорил о жизни и учении Махатмы Ганди. Его сообщение было настолько глубоким и зажигательным, что, покинув собрание, я купил полдюжины книг о жизни Ганди и его собственные труды.

Как и большинство, я слышал про Ганди, но серьезно его никогда не изучал. Во время чтения я был совершенно покорен его кампаниями в поддержку ненасильственного сопротивления. Особенно поразил меня Солевой Марш к морю и огромное число его сторонников. Концепция Сатьяграхи (в пер. с санскр. Satya - истина, тождественная любви; Graha - сила; Satyagraha - истинная сила, или сила любви) в целом имела для меня огромное значение. Когда я углубился в изучение философии Ганди, мой скептицизм относительно силы любви значительно ослабел и я впервые увидел ее реальную способность действовать в сфере социальных реформ. До чтения Ганди я пришел к выводу, что мораль Иисуса является эффективной только для личных отношений. Мне представлялось, что принципы "подставьте другую щеку", "возлюбите врагов ваших" имели практическую ценность и там, где индивиды конфликтовали друг с другом; там же, где был конфликт между расовыми группами или нациями, был необходим другой, более реалистичный подход. Но после прочтения Ганди я осознал, что полностью ошибался.

Ганди был, наверное, первым в истории человечества, кто поднял мораль любви Иисуса над межличностными взаимодействиями до уровня мощной и эффективной силы большого размаха. Для Ганди любовь была сильнодействующим орудием в деле социальных коллективных преобразований. Именно в том, что Ганди придавал особое значение любви и ненасилию, я нашел метод для социальных преобразований, который искал много месяцев. То интеллектуальное и моральное удовлетворение, которое мне не удалось получить от утилитаризма Бентама и Милля, от революционных методов Маркса и Ленина, от теории общественного договора Гоббса, от оптимистического призыва Руссо "назад к природе", от философии сверхчеловека Ницше, я нашел в философии ненасильственного сопротивления Ганди. Я начал чувствовать, что это был единственный моральный и практически справедливый метод, доступный угнетенным в их борьбе за свободу.

Но моя духовная одиссея к ненасилию на этом не закончилась. Во время последнего года обучения в теологической школе я начал читать произведения Рейнхольда Нибура. Пророческие и трезвые элементы страстного стиля Нибура взывали ко мне, и я был настолько очарован его социальной этикой, что практически попал в ловушку всего им написанного.

К тому времени я читал критику Нибуром пацифистской позиции. Нибур сам примыкал к рядам пацифистов. В течение нескольких лет он был национальным председателем Товарищества Примирения. Его разрыв с пацифизмом относится к началу 30-х годов, а первым деятельным критическим заявлением в адрес пацифизма была его книга "Моральный человек и аморальное общество". Там он настаивал на том, что не существует внутреннего отличия насильственного сопротивления от ненасильственного. По его утверждению, социальные последствия этих двух методов отличались, но это было отличие в частностях, не по существу. Позже Нибур стал подчеркивать безответственность упования на то, что ненасильственное сопротивление может стать успешным в предотвращении распространения тоталитарной тирании. Оно может иметь успех только в том случае, утверждал Нибур, если те группировки, против которых сопротивление направлено, обладают определенным уровнем развития морального сознания, как это было в борьбе Ганди против англичан. Полное неприятие Нибуром пацифизма было основано преимущественно на учении о человеке. Он утверждал, что пацифизм не смог справедливо отнестись к учению об оправдании верой, заменив его сектантским перекционизмом зла, при этом утверждается, что "божественное благоволение вознесет человека над грешными противоречиями истории и установит его над греховным миром".

Вначале критика Нибуром пацифизма привела меня в смятение. Продолжая читать, я, однако, стал замечать все больше недостатков в его позиции. К примеру, во многих его утверждениях обнаруживалось, что он толкует пацифизм как разновидность пассивного несопротивления злу, выражающую наивную веру и любовь. Но это было серьезным искажением. Мое изучение Ганди убедило меня, что настоящий пацифизм является не несопротивлением злу, а ненасильственным сопротивлением злу. Между этими двумя позициями существует большая разница. Ганди сопротивлялся злу с огромной энергией и силой, но он оказывал сопротивление любовью, а не ненавистью. Настоящий пацифизм не является безвольной покорностью силе зла, как утверждал Нибур. Это скорее мужественное противостояние злу силой любви, основанное на вере в то, что лучше терпеть зло, чем причинять его, так как последнее только увеличивает количество зла и несчастья во вселенной, тогда как терпение может вызвать чувство стыда у противника и тем самым произвести изменения в его сердце,

Несмотря на тот факт, что некоторые утверждения Нибура можно оспаривать, его взгляды оказали конструктивное влияние на мое мышление. Огромный вклад Нибура в современную теологию связан с тем, что он опроверг ложный оптимизм, свойственный большей части протестантского либерализма, не впадая при этом в антирационализм европейского теолога Карла Барта или полуфундаментализм других теологов-диалектиков. Более того, у Нибура было потрясающее внутреннее видение человеческой природы, особенно поведения наций и социальных групп. Он четко осознавал сложность человеческих мотивов и отношений между моралью и силой. Его теология является настойчивым напоминанием о реальности существования греха на любом уровне существования человека. Эти элементы Нибура помогли мне осознать иллюзии поверхностного оптимизма касательно природы человека и опасность ложного идеализма. Тогда я еще уповал на способность человека к добру, Нибур же заставил меня понять и его способность ко злу. Более того, Нибур помог мне осознать сложность социальных связей и бросающуюся в глаза реальность существования коллективного зла.

Я ощущал, что большинству пацифистов понять этого не удалось. Слишком многим из них был свойствен неоправданный оптимизм относительно человека, и они бессознательно склонялись к уверенности в собственной правоте. Под влиянием Нибура у меня выработалось отвращение к такому отношению, чем объясняется то, что, невзирая на мою сильную тягу к пацифизму, я никогда не вступал в пацифистские организации. После прочтения Нибура я пришел к мысли о реальном пацифизме. Другими словами, я стал принимать пацифистскую позицию не как безгрешную, а как меньшее зло при существующих обстоятельствах. Тогда я почувствовал и чувствую это сейчас, что пацифизм мог бы быть более привлекательным, если бы не претендовал на свободу от моральных дилемм, чему противостоят христиане-непацифисты.

Следующая стадия моего духовного паломничества к ненасилию наступала во время работы над докторской диссертацией в Бостонском университете. Там у меня была возможность беседовать со многими представителями направления ненасилия, как со студентами, так и с теми, кто приходил на территорию университета. В теологической школе Бостонского университета с глубокой симпатией относились к пацифизму благодаря влиянию Дина Уолтера Милдера и профессора Алана Найта Челмерса. И Дин Милдер и доктор Челмерс были страстными сторонниками идеи социальной основы справедливости, причиной чего был не поверхностный оптимизм, а глубокая вера в возможность человеческих существ к возвышению, если они станут следовать учению Господа. Именно в Бостонском университете я пришел к выводу, что Нибур переоценил испорченность человеческой природы. Его пессимизм относительно природы человека не был уравновешен оптимизмом в отношении природы божественного. Он был настолько увлечен постановкой диагноза о подверженности человека греху, что проглядел исцеление молитвой.

Философию и теологию в Бостонском университете я изучал под руководством Эдгара С. Брайтмена и Л. Харольда де Вулфа. Оба они во многом стимулировали мое мышление. Главным образом под их руководством я познал философию персонализма - учение, в котором ключ к пониманию вечной реальности находится в личности человека. Этот персональный идеализм и сейчас остается моей основной философской позицией. Уверенность персонализма в том, что только личность - ограниченная и беспредельная - является абсолютной реальностью, укрепила два моих убеждения: дала мне метафизическое философское обоснование идеи о персональном Боге, предоставила метафизический базис для утверждения достоинства и ценности всей личности человека.

Незадолго до смерти доктора Брайтмена мы с ним начали заниматься философией Гегеля. Хотя - в основном - курс заключался в изучении монументальной работы "Феноменология духа", я проводил свободное время за чтением "Философии истории" и "Философии права". Были моменты в философии Гегеля, с которыми я был решительно не согласен. Например, его абсолютный идеализм был мне совершенно несимпатичен, потому что имел тенденцию к поглощению множественного единым. Но были другие аспекты его учения, которые показались мне стимулирующими развитие мысли. Его утверждение, что "истина - это целое", привело меня к философскому методу рациональной связи. Его анализ диалектического процесса, невзирая на недостатки, помог мне увидеть, что развитие происходит через борьбу.

К 1954 г. я завершил изучение всех этих относительно расходящихся интеллектуальных традиций, объединив их в позитивную социальную философию. Одним из основных догматов этой философии было убеждение в том, что ненасильственное сопротивление является одним из мощнейших орудий, доступных угнетенным людям в их поиске социальной справедливости. В то время, однако, у меня было только интеллектуальное понимание этой позиции, без твердой решимости воплотить ее в реальных социальных условиях.

Когда я ехал служить священником в Монтгомери, у меня не было и мысли, что я окажусь вовлеченным в кризисную ситуацию, когда придется на практике применять метод ненасильственного сопротивления. Я не начинал действий протеста и не предлагал их. Я просто отозвался на людской призыв стать их представителем. Когда начался протест, мои мысли осознанно или неосознанно возвратились к Нагорной проповеди с ее величественным учением о любви и к методу ненасильственного сопротивления Ганди. С течением времени я начал понимать силу ненасилия все глубже и глубже. Пройдя через действительный опыт протеста, ненасилие стало больше чем метод, с которым я был теоретически согласен; оно стало обязательством жить определенным образом. Многие из проблем, касающихся ненасилия, которые я не мог прояснить для себя интеллектуально, разрешились в сфере практических действий.

С тех пор как философия ненасилия сыграла такую важную роль в Движении в Монтгомери, было бы разумно обратиться непосредственно к краткому обсуждению некоторых основных аспектов этой философии.

Во-первых, следует обязательно выделить, что ненасильственное сопротивление - это не метод для трусов, это сопротивление. Если кто-нибудь использует этот метод потому, что боится, или просто потому, что у него не хватает орудий насилия, то он ненастоящий сторонник ненасилия. Поэтому Ганди часто говорил, что если считать трусость единственной альтернативой насилию, то лучше сражаться. Он сделал, это заявление, будучи уверенным, что всегда существует и другая альтернатива: ни один человек, ни группа людей не должны подчиняться никакой несправедливости, не должны они и использовать насилие, чтобы оправдать эту несправедливость, - существует путь ненасильственного сопротивления. Это в конечном счете путь сильных людей. Это не является воплощением инертной пассивности. Фраза "пассивное сопротивление" часто производит ложное впечатление, будто бы это является разновидностью метода неучастия, согласно которому сопротивляющийся спокойно и пассивно принимает зло. Но ничто другое так не далеко от истины, как это утверждение. На протяжении того времени, в течение которого сторонник ненасильственного сопротивления пассивен, в том смысле, что он не агрессивен физически в отношении своих противников, его разум и эмоции всегда направлены на убеждение противника в его неправоте. Это - метод физической пассивности, но мощной духовной активности. Это не пассивное непротивление злу, а активное ненасильственное сопротивление злу.

Вторым основным моментом для характеристики ненасилия является то, что с его помощью не стремятся победить или унизить противника, но пытаются завоевать его дружбу и понимание. Участник ненасильственного сопротивления вынужден зачастую выражать свой протест путем несотрудничества или бойкотов, но он понимает, что это не является целью самой по себе, а только лишь средством для пробуждения морального стыда у противника. Целью является освобождение и примирение. Последствия ненасилия заключаются в создании общности, тогда как последствием насилия является трагическая горечь.

Третьей характеристикой этого метода является то, что атака направлена против сил зла в большей степени, чем против тех людей, которым пришлось творить это зло. Именно зло стремится победить участник ненасильственного сопротивления, а не людей, ставших жертвами этого зла. Если он противостоит расовой несправедливости, то понимает, что основное напряжение связано не с отношением между расами. Как я любил говорить людям в Монтгомери: "Напряжение в городе существует не между белыми и неграми. В своем основании оно существует между справедливостью и несправедливостью, между силами света и силами тьмы. И если будет наша победа, то это будет победа не пятидесяти тысяч негров, но победа справедливости и светлых сил. Мы выступили для того, чтобы победить несправедливость, а не против тех белых людей, которые являются ее носителями".

Четвертым пунктом, характеризующим ненасильственное сопротивление, является желание принимать страдания без возмездия - принимать удары противника, не отвечая на них. "Реки крови, быть может, протекут, пока мы завоюем себе свободу, но это должна быть наша кровь", - говорил Ганди своим соотечественникам. Участник ненасильственного сопротивления стремится принять насилие, если это неизбежно, но никогда не нанесет ответный удар. Он не ищет при этом возможности уклониться от тюрьмы. Если тюремное заключение неизбежно, он входит в тюрьму, "как жених входит в комнату невесты".

Каждый может задать справедливый вопрос: "Какое оправдание имеют сторонники ненасильственного сопротивления для тех суровых испытаний, которым они подвергают людей, призывая следовать старинной позиции "подставить другую щеку"? Ответ заключается в том, что незаслуженные страдания являются искуплением. Страдание - в понимании сторонников ненасилия - имеет огромное количество образовательных и преобразовательных возможностей. "Те вещи, которые имеют для людей фундаментальное значение, не могут быть достигнуты с помощью одного лишь разума, их необходимо выстрадать", - говорил Ганди. Он продолжал: "Страдание безгранично сильнее закона джунглей в деле обращения противника в свою веру, чтобы он услышал то, что недоступно для голоса разума".

Пятым пунктом, определяющим ненасильственное сопротивление, является то, что с его помощью можно избежать не только внешнего физического насилия, но и внутреннего насилия духа. Борец за ненасилие отказывается не только стрелять в противника, но и ненавидеть его. Центром ненасилия является принцип любви. Борец за ненасилие будет утверждать, что в борьбе за человеческое достоинство угнетенные люди всего мира не должны уступить искушению ожесточиться или дать себе волю участвовать в кампаниях ненависти. Это бы не привело ни к чему, кроме усиления существующего зла во вселенной. На протяжении всего существования жизни кто-нибудь должен иметь достаточно разума и моральности, чтобы разорвать цепочку зла и ненависти. Этого можно достичь, только возводя мораль любви в центр всей нашей жизни.

Говоря о любви в этом смысле, мы не отсылаем к сентиментальным нежным эмоциям. Было бы нелепо настаивать на том, что люди должны любить и относиться с нежностью к тем, кто их угнетает. В этой связи любовь означает понимание, искупляющее добрую волю. Здесь на помощь приходит греческий язык. Для обозначения любви в греческом варианте Нового завета есть три слова. Первое - это эрос. В платонической философии эрос означал стремление души к сфере божественного. Теперь это стало означать разновидность эстетической, романтической любви. Во-вторых, существует филиа, которая обозначает интимные чувства между людьми. Филиа обозначает вид взаимной любви, когда человек любит, потому что любят его. Когда же мы говорим о любви к тем, кто нам противостоит, мы говорим не о филиа и не об эросе - мы говорим о любви, которая в греческом языке обозначается словом "агапе". Агапе обозначает понимание, распространенное доброй волей всех людей. Это переполняющая любовь, которая чисто спонтанная, немотивированная, необоснованная и созидательная. Она не начинается из-за наличия какого-либо качества или свойства объекта. Это божественная любовь, живущая в сердцах людей.

Агапе - это незаинтересованная любовь. Это любовь, в которой индивид стремится найти добро не для себя, а для своего ближнего (1 Кор., 10; 24). Агапе не начинается с разного отношения к достойным и недостойным людям и качествам, которыми они обладают. Она начинается с любви к другим ради них самих. Это полностью "касающаяся ближнего забота об остальных", которая находит ближнего в каждом встречном человеке. В данном случае агапе не делает различия между другом и врагом, этот вид любви касается обоих. Если кто-то любит кого-то только из чувства дружелюбия, он любит его в большей степени ради пользы, которую он получает в результате этой дружбы, чем ради своего друга. Следовательно, лучшим способом, чтобы убедить себя в незаинтересованности любви, является любовь к своему врагу-ближнему, от которого нельзя ожидать в ответ ничего хорошего, кроме враждебности и преследования.

Другим важным моментом, характеризующим агапе, является то, что она возникает из потребности в другом человеке - его потребности принадлежать к лучшему, что есть в человеческом обществе. Самаритянин, который помог еврею по дороге на Иерихон, был "добрым", потому что чувствовал себя ответственным за потребности всего человечества, которое он представлял. Любовь Бога является вечной и ослабевает не потому, что она нужна человеку. Святой Павел уверил нас, что акт любви-спасения произошел, "когда мы были еще грешниками", - и это пик нашей великой потребности в любви. С тех пор как личность белого человека в большой степени разрушена сегрегацией, он нуждается в любви негра. Негры обязаны любить белых, потому что белые нуждаются в их любви, чтобы стереть пятно напряжения, нестабильности и страха.

Агапе не является слабой, пассивной любовью. Это любовь в действии. Это любовь, стремящаяся защитить и сотворить сообщество. Она настаивает на общности, даже когда кто-то стремится эту общность разрушить. Агапе - это желание идти до конца ради восстановления общности. Она не остановится на первой миле, а пройдет вторую, чтобы восстановить общность, Это желание просить не семь раз, а семьдесят семь, чтобы восстановить общность. Крест - это вечное выражение длины, до которой дойдет Бог, чтобы восстановить общность. Воскрешение является символом божественного превосходства над всеми силами, которые стремятся этой общности препятствовать. Святой дух является продолжающейся общностью, создающей реальность, проходящую через все существующее. Тот, кто действует вопреки общности, действует вопреки творению. Поэтому, если я отвечаю на ненависть эквивалентной ненавистью, я не делаю ничего, кроме усиления раскола в разрушенной общности. Я могу закрыть брешь в разрушенной общности, только встречая ненависть любовью. Если я встречу ненависть ненавистью, я перестаю быть личностью, потому что так создано, что личность может быть полной только в контексте общности. Т. Вашингтон был прав: "Не позволяйте человеку завести вас так далеко, чтобы ненавидеть его". Когда он заведет вас так далеко, он приведет вас к той позиции, которая будет против общности, он втянет вас в разрушение создания, разрушив тем самым личность.

В конечном итоге агапе - познание того факта, что жизнь взамосвязана. Все человечество включено в единый процесс, а все люди - братья. В той мере, в какой я причиняю вред своему брату, независимо от того, что он делает мне, - я причиняю вред себе. Например, белые люди часто отказывают в федеральной помощи образованию, чтобы избежать предоставления неграм их прав, но из-за того, что все люди братья, они не могут отказывать негритянским детям, не причиняя вреда своим собственным. Напротив, их усилия заканчиваются нанесением ущерба самим себе. Почему так происходит? Потому что все люди - братья. Если нанесешь вред мне, нанесешь и себе.

Любовь, агапе, является единственным цементом, способным укрепить разрушенную общность. Когда мне свыше приказано любить, мне приказано соединять разрушенную общность, противостоять несправедливости и удовлетворять потребности моих братьев.

Шестой основной характеристикой ненасильственного сопротивления служит понимание того, что на стороне справедливости находится весь мир. Поэтому тот, кто верит в ненасилие, - глубоко верит в будущее. Вера является причиной, по которой участник ненасильственного сопротивления принимает страдания без возмездия. Он знает, что в его борьбе за справедливость космос на его стороне. Есть преданные, верящие в ненасилие люди, которые не могут верить в существование персонального Бога. Но даже эти люди верят в наличие некой творящей силы, которая действует ради полноты вселенной. И как бы мы ни называли это - неосознаваемым безличностным процессом или Персональным существом, - мы признаем существование творящей силы и некой любви, которая действует, чтобы привести несвязанные аспекты реальности в гармонию.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова