Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Карл Мангейм

СТРУКТУРНЫЙ АНАЛИЗ ЭПИСТОМОЛОГИИ

Специализированная информация по общеакадемической программе: "Человек, наука, общество: комплексные исследования"; РАН ИНИОН; М. 1992.

ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ И СОЦИОЛОГИЯ ЗНАНИЯ КАРЛА МАНГЕЙМА (К вопросу о преемственности метода)

"Структурный анализ эпистемологии" (1922 г.) - докторская диссертация К.Мангейма - обозначила его приверженность методу, позже "встроенному" им в социологию знания: науку о социо-культурных категориях (факторах, способах выражения и т.п.) мышления. Вкратце, структурный подход состоит в следующем: ни один феномен не содержит в себе достаточных оснований для раскрытия собственного значения и, следовательно, поддается объяснению главным образом постольку, поскольку оказывается возможным выявить его место в "структуре". Под этим углом зрения, эпистемология (гносеология) образует таковую для онтологического, психологического и логического способов (частных теорий) познания.

Рассмотрев в диссертации порядок их соотнесенности, автор приблизился к пониманию "структуры сверх того": концептуальных связей между теорией познания и тем, что вскоре стало называться "социологией знания". Структура, о которой идет речь, подчеркивал он, в известном смысле нерасторжима: два направления познавательного процесса в необходимой последовательности возникают друг за другом а проникают друг в друга [1]   Мангейм всегда находил для

[3]

себя затруднительным разграничение соответственных областей исследования: "... не может быть и речи о том, - комментировал он объективную природу этого положения, - чтобы анализ резко, раз и навсегда, был бы приостановлен в своей самой критической фазе просто потому, что там, как утверждают, начинается признанное владение иного научного департамента" [2]

Все же демаркационная линия» не без оговорок, была проведена: "Тогда как социология знания приходится иметь дело с вопросами,относящимися к факту, эпистемология сталкивается с проблемами достоверности" [3] . Эта Формулировка относится к более позднему времени, нежели "Структурный анализ эпистемологии". Но попытка выяснить как теория познания справляется со своей задачей предпринята именно здесь. Вывод из структурного анализа скорее всего не в пользу эпистемологической мысли: в ней. заключает автор, отсутствует критерий истинности систем метафизики и, в конечном счете, - достоверности суждений по поводу "всего сущего".

Коль скоро "не может быть такой вещи как полностью обособленное мыслящее создание [4] , то и мировосприятие обусловлено местоположением субъекта во времени и пространстве, позже разъяснял Мангейм свою точку зрения. Например, древние воспринимали универсум как нечто конечное, а в современной философии познания допустимо полагать пределом Разума иррациональное. В качестве централь-

[4]

ного элемента сознания, в принципе, можно постулировать даже мистический иррациональный опыт с рационально представленной периферией [5] .

Не располагая способностью различать истинные, и ошибочные суждения, теория познания, в сущности, лишь систематизирует абстрагированные умозаключения логики, психологии и онтологии. Собственно "гносеологическое" дополнение к открытиям этих фундаментальных для теории познания дисциплин - "логическое напряжение" между субъектом и объектом познания, нерешенная соотнесенность того и другого. В онтологии акт узнавания отнесен к бытию, в психологии - к опыту, и только в логике - к обоснованности знания (разумеется, независимо от содержания мысли). Все три "частные эпистемологи" (и смешанные типы) поддаются рациональному объяснению в той мере, в которой они выводятся из логических предпосылок и выявляются как логические сущности, - таков ход рассуждений Мангейма.

"Выбор одной из трех основных дисциплин в виде исходной, т.е. обеспечивающей эпистемологию основополагающими предпосылками, был связан с различными философская "уклонами" в различные эпохи" [6] .  Веянием своего времени, конечно же, не был чужд и автор: по авторитетному для него мнению В.Виндельбанда, статуса философской дисциплины -, из трех вышеназванных заслуживает одна логика. Мангейм, следуя, если не букве, то духу философской системы Виндельбанда, на свой лад обосновывает превосходство логики в качестве рационального в сравнении с онтологией и психологией аналитического метода. Достоинство избранной формы анализа - оригинальной систематизации понятий и категорий

[5]

теории познания, способов постановки и решения уместных проблем - подтверждено богатым набором средств аристотелевой и трансцендентальной логики.

Последовательность мысли в параметрах формальной логики, по-видимому, занимала автора не так, как формальная обоснованность. На него, неокантианца, открытия Рассела а Витгенштейна произвели не большее впечатление, чем популярная в его время идея "динамической" логики, согласно которой форма мышления якобы сообразна общественно-исторической ситуация (ср. "закон партиципации" Л.Леви-Брюля, "склад мышления" А.Богданова). По слогам Мангейма, в истории логики "просматривается прогресс, соразмерный стандартам, имманентным ей самой" [7] . Впрочем, сколь бы не абсолютный характер имеет логическая форма, доказывает он, относительный - в терминах социологии знания, "перспективистский" - характер суждений о бытии (не говоря уже о проблематичном содержании чувственного опыта) создает вероятность в принципе разноречивых решений эпистемологическои проблемы.

"Теория познания претендует на то, чтобы быть самодостаточной рациональной системой; в свете структурного анализа, ее аксиомы, из какой бы эпистемологической системы они ни исходили, отправляются главным образом от метафизических онтологических предположений... Этот вопрос рассмотрен в моем "Структурном анализе эпистемологии" ..." - не без гордости впоследствии писал Мангейм [8] Предполагаемая альтернатива,к которой он неоднократно обращался в публикациях, - совокупный структурный анализ эпистемология и "экзистенциально-определенного" мышления - не была. однако, им осуществлена сопоставимо   систематическим образом.

[6]

Все же "Структурный анализ эпистемологии" несомненно корреспондирует (понятие, которое сам Мангейм предпочитал использовать для указания на не вполне выясненный тип связи) с процедурами "интенсионального" акта и "социологического соотнесения", отличающими мангеймовскую культур- социологию. Здесь же проявилась присущая его методу релятивистская установка в отношении вневременных оценочных эталонов мышления. В этом Мангейм расходится и М.Шелером, в глазах которого допущение о вечных истинах и ценностях составляет необходимое условие познавательного процесса, в частности, социологии знания. И еще: предпринятая в "Структурном анализе эпистемологии" попытка проникнуть " сквозь феноменологический покров - в значение онтологического объекта впервые открыла автору масштаб проблемы мировоззрения. Выяснение "его логического места в концептуальной структуре культурологии и истории [9] , его эпифеноменов постепенно выдвинулось в центр научных занятий Мангейма.

Неудовлетворенность решениями эпиcтемологической проблемы традиционными средствами едва ли допустимо игнорировать в объяснении мотивов обращения Мангейма к социологии знания - исследованиям фактуры мышления. Вместе о тем, его концепция "динамической" истины, а равно внимание, которое он уделил гносеологической значимости реальных умонастроений и идеальных конструкций, свидетельствуют об устойчивом интересе автора к теории познания. Мангейм был убежден: "Современные теореические и интеосектуальные течения придают остроту временно поблекшим проблемам эпистемологии". Задачу социология знания он видел в их "максимально радикальном структурном анальзе" [10] .

[7]

К. МАНГЕЙМ СТРУКТУРНЫЙ АНАЛИЗ ЭПИСТЕМОЛОГИИ

(Сокращенный перевод)

I. Что необходимо для структурного анализа эпистемологйи

Под структурным анализом какой бы то ни было теоретической дисциплины мы имеем в виду логическое исследование, которым подразумевается прежде всего ее систематизация и попытка истолковать, исходя из этой систематизации, все ее компоненты. Другими словами, отдельные логические сущности не должны вырываться из органической целостности, каковую представляет собой общая структура, и не должны быть изучаемы изолированно друг от друга: своим значением они обязаны контексту, в связи с которым их я следует понимать. Таким образом, высшая логическая Форма послужит постижению форм второстепенных, смысл богатой формы станет ясным, благодаря вездесущей систематизации.

Руководствуясь этим взглядом, мы попытаемся обозреть все значительные типы эпистемологической мысли, но прежде необходимо выявить то, что составляет внутренний двигатель эпистемологии, т.е. силу, побуждающую человеческий разум переходить от одной проблемы к другой. Принцип действия, о котором идет здесь" речь, выводит на существо эпистемологйи, а равно и на причину того, почему эпистемология использует

[8]


в качестве вспомогательных те или иные научные дисциплины. Определив вспомогательные дисциплины и природу эпистемологйи, мы окажемся в состоянии показать особую природу и соотносительность эпистемологических понятий, их отличие от представлений, почерпнутых из других дисциплин. Затем мы перейдем к рассмотрению возможных способов формулирования проблемы эпистемологии, обратив внимание на логическую связь между некоторыми формулировками проблемы и предлагаемыми решениями. Наконец, нам предстоит соотнести аналитику структуры с проблемой оценки. Приведя эти вопросы к общему знаменателю - все той же систематизации, мы столкнемся с еще более сложной задачей, перед которой ставит нас специфическая природа эпистемологйи. Любое решение эпистемологической проблемы имеет вид системы, отсюда структурный анализ в этой области будет полным лишь в том случае, если удастся дедуцировать априорную возможность различных эпистемологических систем из эпистемологической систематизации, как таковой.

Для этого необходимо исследовать, каким образом отдельные столь разные системы совмещаются в общем потоке человеческой мысли и объяснить, почему при более ила менее единообразном способе постановки проблемы, решения оказываются разнообразными. Где находится точка, в которой расходятся пути решения проблемы, как бы точно я единообразно мы ее не формулировали, какой принцип предопределяет число и характер возможных ответов?

Как единство эпистемологического мышления, так и принцип, составляющий условие многообразия систем, обязаны своим происхождением логической структуре эпистемологической мысли. Как мы сможем убедиться, природа эпистемологической идеи в значительной мере сама себя объясняет;

всякое определение эпистемологической проблемы влечет за собой некоторые прочные концептуальные соотношения, возможные решения которых логически ограничены. Если мы жела-

[9]

ем понять причины единообразия систематизация эпистемологии и априорные основания различий между эпистемологическими системами, нам необходимо выявить логическую структуру эпистемологического мышления.

То, что многообразие эпистемологических систем является возможным, априорно вытекает из характерной структуры эпистемологической систематизации: она выводит нас на определенный путь, но не придает единообразия нашим выводам.

Итак, очевидно, структурный анализ должен, в конечном счете, быть направлен на составление типологии с тем, чтобы установить черты сходства и взаимозависимость между отдельными системами эпистемологии (не в их историческом взаимодействии, но в логической последовательности их структур), и в то же время показать, что каждый исторически осуществленный тип может быть описан как одно яз изначально возможных решений вечной темы  ...

В данной статье предполагается описать процедуру структурного анализа эпистемологии лишь в общих чертах. В противном случае главная проблема потерялась бы в излишних подробностях.

2. Существо эпистемологической проблемы и возможные способы ее решения

Природа эпистемологической систематизации может быть полностью понята лишь при условии, что в эпистемологическом процессе - мышлении - нам удастся обнаружить специфические черты, характеризующие эпистемологию более глубоко, чем это видно из эпистемологической проблемы как таковой. Дав определение эпистемологии под углом зрения проблем, которые ею изучаются (например, что есть звание? достигает ли оно своей цели? и т.д.) нам безусловно удалось бы свести все теории познания к общему набору проблем, однако сущность эпистемологии была бы тогда определена лишь по признаку содержания. Между тем структурный анализ не может быть ограничен рассмотрением содержания

[10]

научных суждений, да и существо эпистемологии не исчерпывается соответствием содержанию; напротив, эпистемология достигла статуса теории всецело sui generis1 только потому, что она отвечает на основные вопросы особенным образом, не так как это делают все прочие научные дисциплины.

Эти последние отвечают на вопрос: что это? прилаживая определенный элемент к контексту, "упорядочивают" этот элемент, ничуть не заботясь о том, чтобы исследовать контекст особо и в целом. Наоборот, эпистемология, определяя природу своего предмета, т.е. познания, хотя и исследует связи, которые, как предполагается, содержатся во всяком знании, не вдается в их подробности. Общая черта всех теорий познания состоит в том, что они переводят вопрос о природе познания в плоскость предпосылок познания. Кроме того, упомянутые теории сходятся в том, что эти предпосылки есть предпосылки логические.

Вопрос о природе основных предпосылок я их уместности относится к области частных теорий познания, но то, что эти "частные эпистемологии" заняты поисками основных предпосылок - общая их черта. Есть у них и еще одна общая черта: любая эпистемология могла бы, вероятно, существовать без каких бы то ни было предпосылок, покуда она исследует предпосылки всех и всяческих видов знания.

В ходе своего внутреннего развития эпистемологическое мышление небезуспешно достигает стадии, на которой стоящая перед ним проблема исследования основных предпосылок сочетается с необходимостью действовать всецело вне предпосылок. Это обстоятельство объясняется парадоксальностью положения, в которой эпистемология поставлена в силу специфики своей задачи: в своем стремлении исследовать и оценить предпосылки всевозможного знания, она самое представляет собой тип звания, в каковом используются

[11]

как раз те самые предпосылки, природу и значимость которых эпистемология должна установить.

Но не только это своеобразное положение отличает эпистомологиго от всех прочих областей мысли; задача, которую она ставит перед собой, поиск основных предпосылок, по-видимому, находится в разладе с обычным процессом обыденного или научного мышления. Вполне уместно поэтому кратко обсудить возможности столь своеобразного способа мышления.

Поиск основных предпосылок знания полагается на основе свойства разума, которое можно назвать способностью "выбора эталона".

Чтобы понять эту способность, необходимо вообразить тип разума, могущий переходить, используя цепи логических связей, ко все более высоким уровням знания, но отличающийся от человеческого разума неспособностью оторваться от "естественного" подхода, полностью обращенного к предмету как таковому. Вселенная представлялась бы такого рода разуму уникально детерминированной средой, в которой все имеет собственное место, всякое нарушение порядка было бы буквально непостижимым. Мысль могла бы переходить от одной вещи к другой а в этом застывшем мире ничто не указывало бы на то обстоятельство, что знание есть особый тип деятельности. Если бы знание было ориентировано вышеописанным образом, на вещи, сама возможность теории познания была бы немыслима.

Эпистемология является возможной только потому, что мы способны, если того желаем, абстрагироваться от мышления, обращенного к вещам и направить наше внимание на сам акт познания.

Благодаря этому свободному выбору эталона, мы способны увидеть не только то, что вещи находятся во взаимосвязи, но и то, что сама взаимосвязь может быть объективирована а качестве невещественной данности, превращаясь, та-

[12]

ким образом, в самостоятельный объект знания. Фактически, если мы хотим определить "выбор эталона" строго логически, безо всякого психологического привкуса, следует принять такую Формулировку: предпосылки познания сохраняют постоянную способность, в свою очередь, становиться объектами знания.

Самыми замечательными типами этого свободного выбора эталона являются сформулированный Декартом принцип "сомнения" (de omnibus dubitandum)1,  и кантовский трансцендентальный вопрос (как возможен опыт?).

Сомнение Декарта и трансцендентализм Канта имеют общую черту, некоторый способ приостановки действительности суждения, который не может быть классифицирован банально как утверждение, отрицание или вопрос. Картезианское сомнение не равносильно отрицанию тезиса, ибо подразумевает . не утверждение антитезиса, но всего лишь ограничение самого тезиса. С другой стороны, его нельзя отождествлять с вопросительной формой, поскольку недавними исследованиями было выяснено, что вопрос просто выражает неведение относительно конечного решения е рамках уже понятого контекста, картезианское же сомнение, напротив, знает и утверждает как поставленный вопрос, так и принятое решение; все, к чему оно стремятся, это ввести новый вид доказательства для утверждения суждения. В этой части подход Канта вполне соответствует картезианскому сомнению, и прежде всего в том, что в обоих случаях научные открытия не отрицаются, их законность просто приостанавливается, благодаря возникновению нового вопроса: разве положение вещей, так, как оно понято научной, служит указанием на что-то еще (роме их оснований, что-то, что наука как таковая не в состояние исследовать или объяснить? Так в высказывании "а является

[12]

причиной б" трансцендентальный вопрос относится не я корреляции между а и о, но единственно к чему-то молчаливо подразумеваемому в этой формулировке, к тому, без чего эта формулировка недействительна - к принципу причинности. Кантовский тип эпистемологии сводит собственные проблемы к заключениям этого типа» выводам, искусственно отгороженным от каких бы то ни было других вопросов. Здесь фактически предметом знания, благодаря принципиально новому выбору эталона, являются его собственные предпосылки, а не просто положение вещей.

Вели знание вещей есть имманентное познание, то другой тип знания, тот» что относится не столько к содержание предположений, сколько к неявным их предпосылкам, называют трансцендентальным. Трансцендентальные предпосылки непостижимы в процессе простого имманентного познания.

Исследование основных предпосылок вышеописанным образом составляет особый метод эпистемологии. Любой другой науке этот подход неподвластен, так как науки изучают только свой предмет, а не принципы достижения знания.

Поскольку нас интересует не кантианская эпистемология как таковая, но характер эпистемологического метода вообще, нам следует остерегаться того, чтобы определять 'трансцендентальный метод в узком кантианском смысле. С точки зрения структурного анализа» тот факт, что Кант решает проблему трансцендентальности как проблему субъективности и что его ответ на вопрос "как возможны синтетические априорные суждения?" подразумевает спонтанность трансцендентального сознания, - это простая случайность, частный случай решения эпистемологической проблемы. Имманентность знания должна как-то быть преодолена. Это общий принцип, неразрывно связанный с природой и судьбой эпистемологии как таковой. Кант всего лишь в необыкновенно острой форме его сформулировал.

[14]

... Принцип эпистемолигического метода может быть определен в самой широкой формулировке трансцендентального подхода: эпистемология занята поиском всех основных предпосылок, благодаря которым возможно знание как таковое, и, кроме того, значения этих предпосылок.

Отсюда следует, что эпистемология имеет две формально различные цели: I) установить основные предпосылки всякого возможного знания и 2) оценить достижение знания как таковое, на основе оценки его предпосылок. Теория познания, таким образом, имеет как аналитический, так и аксиологические аспекты.

Теперь становится ясным, почему эпистемология способна определить область для своего исследования, но не способна выполнять самое исследование без опоры на вспомогательные дисциплины. Нет такой вещи как чистый и независимый эпистемологический анализ; эпистемология всегда пользуется логическим, психологическим или онтологическим анализом. В зависимости от того, как эпистемология определяет основные предпосылки познания - как логические, психологические или онтологические - мы можем выделить, три принципиальные ее тала.

3. Существенные для теории познания дисциплины.

Поэтому вопрос, какие именно вспомогательные дисциплины имеют значение в смысле разрешения проблемы познания, является для развития эпистемологической системы решающим. Хотя теория познания представляет собой всецело новую точку зрения, новый научно-исследовательский подход, она не в состоянии решить собственную проблему, не опершись на одну из вспомогательных дисциплин, которые в силу этого их значения следовало бы называть основными, а не вспомогательными.

Очевидно, что прежде всего необходимо найти критерий, в соответствии с которым можно было бы удостоверять,

[15]

что та или иявя дисциплина пригодна для выполнения данной функции. Поскольку эпистемология обращается к основным наукам с целью ответа на вопрос, "каковы в конечном счете необходимые условия всякого возможного знания?", эти дисциплины доданы так или иначе обладать определенной степенью общности.

Задача является выполнимой постольку, поскольку существуют систематизации, которые с определенной точки зрения могут быть описаны как универсальные, благодаря чему могут рассматриваться в качестве основных систематизации. Это систематизации, на которые мы уже указывали:

логическая, психологическая и онтологическая.

Их всеобщность состоит в том» что они способны заключать "все сущее" в рамки абстракции. С точки зрения психологии все есть "опыт", с точки зрения логики - "знание", а с точки зрения онтологии - "бытие". (Вопрос о том, насколько оправдана эта характерная исходная однородность в соответствующих всеобщих систематизациях, умышленно оставляется здесь открытым). Как только какой-либо предмет подпадает под одну из этих систематизации, его отличительные черты исчезают с все приводится к общему знаменателю, которому отныне принадлежит безраздельное внимание. Выбор одной из трех основных дисциплин в виде исходной, т.е. обеспечивающей эпистемологию основополагающими предпосылками, был связан с различными Философскими "уклонами" в различные эпохи.

Единая проблема эпистемологии (в чем состоят основные предпосылки знания?) может быть поставлена тремя способами.

Возможно спросить: как получается знание? (1. генетический подход) или: обоснованность каких принципов, если не явно, то имплицитно служит фундаментом любого знания, любого научного положения? Иными словами, какие принципы подразумеваются имеющими силу, когда мы выступаем с тео-

[16]

ретическим суждением? (2. подход с точки зрения обоснования). Оба эти подхода могут быть названы прямыми. поскольку тот и другой имеют в виду познание как таковое, стремясь исследовать его генетические и логические основы. В отличие от них третий подход следовало бы именовать косвенным. поскольку побуждаемый внутренней диалектикой борьбы за первенство он должен был вылиться в изыскание основных предпосылок, в первую очередь, единой теории основных систематизации, как средства для определения границ области, к которой могло бы быть отнесено знание (3. подход с точки зрения основных систематизации).

Генетический подход ведет к типу решения, который известен как "психологизм", но может и смыкаться с наивно онтологической разновидностью эпистемологии. Напротив, подход с точки зрения обоснования безошибочно должен привести к эпистемологиям логического характера.

Разработке какой бы то ни было определенной эпиотемодогии должно предшествовать решение вопроса, какой подходдает нам подлинные "основные предпосылки познания". Как только мы подступаем к проблеме, являются ли основные предпосылки познания психологическими, логическими иди онтологическими, мы оказываемся вовлеченными в спор относительно "приоритета" соответствующих дисциплин. Этот спор с наибольшей ясностью обнаруживает а случае каждой эпистемологии неистребимую надежду обойтись без предпосылок и, вместе с тем, тщету этой надежды. Проблема приоритета просто не может возникнуть в различных науках, которые служат обычно основными дисциплинами; ввиду того, что будучи "межсистематической", она перекрывает основные систематизации этих наук, необходимо признать ее специфически эпистемологической проблемой.

Приоритет психологии утверждает психологическая теория познания. Она поступает так на том основании, что вое, что наука в состоянии обсуждать, даётся первоначально в

[17]


виде опыта. Из этого будто бы следует, что источник всяческого знания может быть обнаружен (генетический подход!), если выйти за пределы известный фактов к способу, которым звание первоначально приобретается нами и которым, единственно, мы можем получать его, а именно к опыту. А так как психология есть наука об опыте, нам следует принять ее в качестве основной, универсальной науки.

Приоритет логики основывается на следующей контрпретензии: допустим, что все исследуемое наукой схватывается сначала на уровне опыта. Это, тем не менее, не доказывает, что все, что мы можем знать об этом первоначальном опыте, также дано нам в опытной непосредственности. И даже, если все, что нам известно об опыте, лежит в области психологии» это не устраняет все же того факта, что сама психология есть наука и как таковая должна "перерабатывать" эти основные донаучные факты средствами логики с тем, чтобы они стали постижимыми. Из этого будто бы следует, что подразумеваемый "источник", сам по себе иррациональный, может быть обнаружен только с помощью логики и, коль скоро будет обнаружен, трансформируется в нечто всецело логическое. Одним словом, психология, подобно любой другой науке есть структура логическая.

Приоритет онтологии. в свою очередь, отстаивается с той точки зрения, что все окружающее есть проявление "бытия". Отсюда и опыт и логическая обоснованность выступают как способы бытия, а значит прежде всего нам следует установить возможные виды и взаимосвязи бытия. Познающий субъект берется здесь как составная часть бытия, общие законы Бытия с одержат в себе и собой утверждают особые законы Познания. Логические связи переопределены как онтологические. Предполагаются метафизическая система и эпистемология, работающая по ее образцу.

Эпистемология, базирующаяся на онтологии, опять-таки может быть двух типов. Существуют эпистемологии, которые

[18]

сохраняют эпистемологическое сомнение, не могущее ели отказывающееся признать, что единственный способ, которым Бытие может быть дано нам, это осознанное Бытие (наивная метафизика). С другой стороны, существуют я эпистеыологии, которые, хотя они и признают эпистемодогическое сомнение, тем не менее допускают, что основные элементы всякого знания могут быть поняты только онтологически... Различие между двумя этими типами состоит в том, что наивная онтологическая теория постулирует объекты знания как неизменное Бытие, т.е. в той форме, в которой она предстают эмпирически, в то время как второй тип теории познавая исходит из мнения, что онтологический состав объекта определен основными элементами.

Этот второй тип эпистемологии предстает, в сравнении с первым (т.е. наивной теорией), как "экс-пост онтологическая теория познания", ибо выводы, к которым он приходит, достигаются исключительно путем опровержения аргументов "логической" эпистемологии...

Экс-пост онтологическая теория познания есть несомненный результат третьего из упомянутых выше подходов -косвенного. Как мы знаем, характерная его черта в том, что из всевоеможных постулатов в нем в качестве необходимого предположения выявляется один из них.

Если мы, продолжив исследование этого подхода, зададимся вопросом, в каком смысле необходим онтологический постулат, то обнаружится, что этот постулат необходим для построения любой эпистемологической системы. Логика может развиваться и вне каких бы то ни было онтологических предположений, но эпистемология, основанная на логике, - нет; причина здесь в том, что эпистемологичепская проблема в .каком-то смысле подразумевает указание на Бытие л, как только это указание устраняется, исчезает сама эпистемологическая проблема.

[19]

Неустранимость онтологического постулата в эпистемологии тесно связана - позже мы покажем это с еще одной точка зрения и более подробно - с характерным для эпистемологии соотношением между познающим и познанным. Из эпистемологии это соотношение невозможно изъять, не уничтожив ее саму. А установление соотношения между познающим и известным невозможно, если и познающий и известное не приняты в определенном смысле как "бытие".

Итак, мы видим, что а том типе эпистемологии, который начинает с логики и кончает онтологическим постулатом, нет ничего случайного. Косвенный подход оснащает такую теорию знанием об основополагающих аксиомах всевозможных эпистемологии; с другой стороны, он побуждает теорию рассматривать эти аксиомы в качестве основных предпосылок любого познания ...

Если обзор, который был предпринят в этой главе, разъяснил значение логики о психологии и онтологии для соответствующего типа эпистемологических систем и если он, .в то же- время, показал, что главное различие между тремя возможными типами эпистемологии состоит в том, что в их основе - разные науки, то на очереди следующий вопрос: не привносят ли в эпистемологию дисциплины, оказывавшие на иее столь решительное воздействие,свои собственные концептуальные системы. Для того, чтобы роль фундаментальных наук в разработке концептуальной системы эпистемологии стала ясной, мы прежде всего должны установить точные Границы представлений, которые можно было бы рассматривать как "собственно эпистемологические".

4. Анализ собственно эпистемологических идей

... Наука как таковая состоит в реальном подтверждении Тех или иных представлений. Эпистемология принимает подтвержденные "факты", никоим образом не модифицируя их сущность или форму; она лишь квалифицирует их как "знания"

[20]

Факты, таким образом, переходят из класса установленных в класс известных. Этим обстоятельством подразумевается, что идея познания включает в себя представление о корреляция субъекта и объекта познания. Отмечая научные факты печатью знания, эпистемология помещает их между двумя членами этой корреляции. Что бы то ни было может быть знанием лишь постольку, поскольку существует объект, сознательно воспринимаемый субъектом.

Этот момент нуждается в разъяснениях категорий "субъект" и "объект", которые никоим образом не являются столь недвусмысленными и четкими - по крайней мере с точки зрения их содержания. - чтобы ими можно было пользоваться как строго определенными понятиями. Например, категория "субъект" имеет разное содержание в логике, психологии и онтологии и уж совершенно иное в эстетике и этике. Кроме то-. го, эмпирическое Я  слишком неопределенно, чтобы его можно было принять как отправной пункт, особенно после того, как было установлено наличие важных расхождений в употреблении этого термина: им обозначают нечто вроде слабого источника онтологической субстанции и, с другой стороны, логическое или психологическое Я.

Какое из этих представлений о Я. следует применять в теории познания? Собственно эпистемологической концепции Яне существует, сравнение различных теорий познания обнаруживает, что она меняется от случая к случаю, в соответствии с тем, из какой основной дисциплины соответствующая теория познания ее заимствует.

Если основные предпосылки эпистемологии являются логическими, мы получаем логический субъект, если они психологические или онтологические, субъект расценивается нами, соответственно, как психологический или онтологический.

В связи с этим приходится" изменить редакций нашего высказывания о специфически эпистемологическом значении понятий "субъект" и "объект". Эпистемология, на самом де-

[21]

ле, черпает понятия о субъекте я объекте из других наук, 'меняя их от случая к случаю.. Тем не менее, в эпистемологии есть нечто постоянное - логическое напряжение между субъектом и объектом познания, их корреляция, которую можно рассматривать саму по себе как логическую сущность. Структура какой бы то ни было корреляции подразумевает, конечно, что модификация терминов не нарушает корреляцию как таковую. Коррелятивную связь можно рассматривать саму по себе, она есть функциональное логическое единство.

Эта корреляция между субъектом и объектом, как таковая никоим образом не связанная с природой своих членов, составляет чисто эпистемологическое дополнение к элементам, почерпнутым из основных наук. "Познание" в выражении "теория познания" подразумевает, по существу, эту корреляцию как переменную функцию. Именуя научные открытия "знаниями", эпистемология помещает их, если можно так выразиться, между двумя полюсами нерешенной корреляции субъекта и объекта.

При сопоставлении этого вывода из простого анализа .понятия "познание" с конкретными теориями познания, обескураживает обилие противоречий. Тщательный анализ обнаруживает, что наши предыдущие выводы также страдают внутренними противоречиями. Эта две трудности нам придется объяснить и, если удастся, устранить ...

Сравнение двух трудностей выявляет, что как имманентное противоречие, о котором свидетельствует анализ концепции знания, тая и ее расхождения с историческими фактами сводятся к одному и тому же. Та самая причина, что препятствует употреблению концепции Я в различных науках, побуждает конкретные, реально-исторические теории познания развивать идею корреляции субъекта и объекта, замещая термином Я такие термины, как сознание, истина, или объективность.

[22]

Эта причина вполне проста: всякий раз, когда эпистемология использует выводы логики или психологии, она Находит в них не Я, но лишь различные объективации этого понятия - данные, которые уже своим существованием обязаны научной десубъективации. Даже в психологии, которая, казалось бы, должна быть дисциплиной наиболее тесно связанной с субъектом, конкретный "опыт” выступает недостаточно; нам приходится иметь дело только с опытом как бы десубъективизированным и преобразованным о помощью некоторых общих категорий мышления в объективное "явление". Совокупность всех объективизированных феноменов определяется в психологии как "сознание", а в логике как "объективность". Поэтому мы и встречаемся в теории познания либо с "сознанием", либо с "объективностью", а не с Я.

Сущность предметных дисциплин состоит в том, что они десубъективизируют эмпирический опыт и выявляют нейтральные "значения"..Поэтому теория познания может только сопоставлять значения со значениями. Сам субъект Никогда не "познаваем", поскольку не существует единого нечто, которое теория могла бы объективизировать. Оно есть "движущая сила" любого опыта, но никогда - элемент среди всех данных элементов.

Все это, однако, делает еще более очевидным наше затруднение: что же есть тогда то, что мы называем Я в логике и психологии? Ответ состоит в следующем: хотя в конкретных науках никогда не изучают субъект в качестве объекта познания, всегда возможно, тем Не менее, конструировать субъект как дополнение к объективирбванным логическим или психологическим субъектам. Итак, субъект конструирован, а не действительно, "непосредственно познан" или "угадан". Мы снова сталкиваемся с загадкой: как ;могут в этом случае субъекты различаться между собой? Насколько, вообще возможно, .чтобы логический и психологичский субъекты различалась, если тот и другой реконструированы посре-

[23]

дством объективации? Если все науки одинаково производят объективацию, следовало бы ожидать, что реконструируется всегда субъект. Однако, если даже утверждение, что все науки объективируют, соответствует действительности с объективация все же происходит в разной степени. Степень возможной объективации зависит от того, какую конкретную металогическую и простую "данность" мы желаем выхватить из "потока опыта" с целью объективации. Любое значение подразумевает нечто и чем более полно это нечто может быть объективировано, тем более тесно оно связано с потоком опыта, из которого извлекается, тем более субъективны будут соответствующие значения. Значения всегда ясно обнаруживают большую или меньшую степень объективности в том, что они более или менее тесно связаны с "потоком опыта"; установить эту степень объективности всегда можно, изучив их.

Основная "данность" психологии, несказанная в себе и лишь смутно намеченная "опытом", поддается гораздо более низкой степени десубъективации, чем основной факт логики;

основные факты эстетики и этики, в свою очередь, занимают с точки зрения степени их объективности позицию где-то между двумя этими крайностями.

  ... Разные науки неодинаково близки к конкретному опыту и идеи "реконструированных" субъектов, развившиеся бок о бок с идеей "объективированного" субъекта различных наук, разнились соответственно этому. Эпистемология продолжала использовать эти "конструкции", основанные на объективированных представлениях различных фундаментальных наук с тем, - чтобы наполнять содержанием корреляцию между субъектом и объектом, которая является ее собственным открытием. Данные представления о субъекте есть "конструкции" (нельзя сказать, что они вообще не имеют ценности) потому, что они получены не путем объективизации чего-то изначально данного; субъект в данном случае выя-

[24]

вляется не в рамках последовательных объективизаций, но как реконструированные дополнения к разным объективациям, соответственно степени их определенности и десубъектизации.

Только этим сложным путем возможно объяснить очень непростую идею субъекта у Канта - "сознание как таковое". И в структуре ее и в содержании видно нечто воссозданное»;

она не что иное, как движущая сила всеобщих форм. Эта концепция не есть результат обычного процесса познания путем объективации, но реконструкции, субъективное соотносительное понятие ко всеобщей действительности.

5. Элементы типологии теорий познания

Исследование корреляции субъекта и объекта позволяло нам обнаружить важнейшие факторы образования эпистемологических понятий. Эта корреляция столь присуща эпистемологии, что мы вправе объявить: любая цепь аргументов приобретает эпистемологическое значение, как только эта корреляция, пусть имплицитно, вторгается в нее и, наоборот,'даже типично эпистемологическая теория перестает быть по своей сущности эпистемологической с того самого момента, когда, побужденная внутренней диалектикой, она придает одному из членов корреляции абсолютный характер и, таким образом, разрушает корреляцию как таковую.

Во избежании какой бы то ни было двусмысленности заменим понятие "корреляция между субъектом и объектом" понятиями "познающий" и "долженствующее быть узнанным" и в соответствии с этим заново сформулируем наш тезис следующим образом: эпистемологическая позиция есть результат характеристики "фактов", данных в науке как "знание". Знание, таким образом, включается в качестве' третьего члена в корреляцию между познающим и долженствующим быть узнанным. Так в эпистемологии появляется тройственное отношение: познающий - известное (знание) - долженствующее быть узнанным.

[25]

На этой триаде основана любая эпистемологическая систематизация; любая мыслимая формулировка проблемы познания передается некоторой комбинацией этих трех понятий.

Типология эпистемологии должна показать, во-первых, что в данной логической структуре вмешается множество возможных подходов и, во-вторых, как это простое отношение усложняется концепциями и отношениями, привнесенными из фундаментальных наук. Благодаря этому станет ясно, каким образом из общей схемы эпистемологической систематизация вырастают самые сложные системы, и какие формальнологические рамки заключают любой эпистемологический мотив. каким бы ни было его содержание, в единое здание мысли.

В наших силах разработать не только логическую типологию возможных способов постановки проблемы, но а типологию возможных ее решений, xoтя число этих решений ограничено. Остается самый важный вопрос: каким образом формулировка проблемы предопределяет возможные решения? Иными словами, необходимо установить последовательную связь между формулировкой проблемы и ее решением ...

Сколько-нибудь полное осуществление этой задачи выходит ва рамки настоящего исследования, здесь будет скавано лишь о сущности компонентов предполагаемой типологии.

Результаты анализа, в том числе вышеупомянутое тройственное отношение могут быть представлены в следующей диаграмме:

Как уже отмечалось, содержание трех основных понятий познающий, знание, долженствующее быть узнанным -

[26]

различается соответственно тому, какая наука является основной для данной теории познания. Особенно заметно меняется среднее понятие, в логической зпистемологии его называют объективностью (сумма обоснованных предположений), в психологической теории - сознанием. Так же и познающий в различных теориях не один и тот же субъект, но разные субъекты, похожие друг на друга лишь тем, что все' представляют собой реконструкцию. Сущность третьего понятия, впрочем, с самого начала онтологическая.

Три члена нашего отношения могут сочетаться в трех различных комбинациях (на это указывают скобки в диаграмме), в каждая из них может служить исходным пунктом для освещения эпистемологической проблемы.

Онтологически обоснованные теории познания рассматривают прежде всего отношение между познающим и долженствующим быть узнанным (I). Молчаливо подразумевается, что это отношение является онтологическим. Даже не формулируя проблему эпистемологии, мы знаем, имплицитно или эксплицитно, что и познающий субъект и объект познания есть "проявление Бытия" (ср. решение Лейбница: и познающий, и мир, который должен быть познан, являются монадами). Хотя с этой точки зрения онтологическое отношение должно казаться безусловным, остается вопрос, каково отношение между познающим и известным (2) и между известным и долженствующим быть узнанным (3).

В противоположность этому, логическая теория познания отправляется от отношения.между объективностью и реальностью (3), а прочие, (I) и (2), формируются соответственно ему. (Данный тип теории,,хотя и не вполне в чистом виде, представлен эпистемологией Канта; свойственная ей логическая тенденция наиболее последовательно развита марбургской школой).

Уже на этом этапе нашей работы можно понять особую проблему логической эпистемология, проблему, которую вооб-

[27]

ще можно заметить только с точки зрения структурного анализа. В соответствии с логической теорией познания, познающий субъект выступает как первый член в двух различных корреляциях: с объективностью (2) или с долженствующей быть узнанной реальностью. "Объективность" принадлежит к сфере логической обоснованности, а "реальность, которая долженствует быть познанной" - к сфере онтологии; в сочетании с той и- другой субъект сам поочередно принимает то характер "объективности", то характер "реальности". Например, "сознание как таковое" (субъект в системе Канта) есть, до происхождению, реконструированный субъект чисто логического характера без каких бы то ни было онтологических черт; однако в корреляции с "вещью в себе" он незамедлительно принимает ее "способ существования", который, в основном, является онтологическим...

Виндельбандом отмечено1, что соотносящиеся категории до некоторой степени предопределяют возможные решения. Уже способ, которым ставится проблема познания, предписывает возможные теории познания - догматический, скептический, агностический, проблемный, феноменологический, солипсистский и концептуалистский; как считает Виндельбанд, разные решения, в первую очередь, продиктованы неодинаковой зависимостью между членами, избранными в качестве отправного пункта.

Указание на существование таковой зависимости содержится уже в самой формулировке проблемы, в то же время она определяет дистанцию между коррелятами. Строго говоря, разрешение эпистемологической проблемы начинается только с того момеята, когда мы действительно пытаемся таким образом преодолеть эту дистанцию.

Сущность эпистемологической систематизации тогда состоит, поскольку этот относится к ее логической cтрукту-

[28]

ре, - в решении корреляций, имеющих отношение к формулировке проблемы. Таков центральный вопрос эпистемологического мышления - решить самодовлеющую корреляцию, заполнить брешь между объективностью, с одной стороны, и субъектом и реальностью, с другой. Заполнить эту брешь, или, иными словами, оценить значение субъекта и реальности в смысле познания объективности, необыкновенно трудно.

Для осуществления этой задачи эпистемология может, как это ни покажется странным, объединить разные типы . промежуточных решений. Кант ("Критика чистого разума"), а также Лейбниц, признавали три возможных пути развития типологии, могущей заполнить брешь, о которой было сказано:

I) познающий достигает знания, моделируя то, что долженствует быть узнанным - символизирующая или копирующая теория; 2) объективный мир., известное, раздвигается самопроизвольным усилием познающего субъекта - спонтанная теория; 3) знание возникает на основе порядка, которому подчиняется и познающий, и долженствующее быть узнанным - теория предустановленной гармонии.

То, каким образом та или иная эпистемология ликвидирует брешь, зависит, во-первых, от отношения категорий, которое определяет дистанцию, между, например, сознанием и реальностью, во-вторых, от основной науки, из которой исходит эпистемология, и, наконец, от того, с какой стороны начинается наведение моста - субъективной или объективной.

Рассматривая корреляцию между субъектом и объектом совместно с главными концепциями в качестве специфических элементов эпистемологии, мы неизбежно задаемся вопросом: в самом ли деле типологический обзор, основанный на таком незначительном количестве классификационных концепций, охватывает все обилие исторически существующих систем? Ведь подробная типология должна была бы сохранять в поле зрения

все концепции, которые приняты от той или иной науки. Наша главная задача, однако, состоит а определении и анализе

[29]

характерных элементов теории познания, поэтому мы не обязаны преступать рамки, которые были нами ранее определены. Предполагается лишь несколько дополнить то, что уже было оказано о концепциях, заимствованных теорией познания из логики, причем не более, чем это необходимо для иллюстрации того, как первоначально простая типологическая ситуация усложняется благодаря вмешательству элементов из инородных систем и что из этого следует для типологий.

Логическая теория познания исходит, как было отмечено, из отношения между объективностью (знанием) и реальностью (тем, что должно быть узнано); точно говоря, она начинается с исследования среднего члена тройственного отношения, с анализа "знания". Эпистемология для этой цели не имеет собственных средств и пользуется поэтому открытиями логики, которая тем самым становится ее основной наукой. Анализ, которому логика подвергает знание, выделяет в этом последнем два аспекта - форму и содержание; так соотношение между формой и содержанием входит в логическую эпистемологию. Вез логические теории познания усвоили эту корреляцию, независимо от того, как они решают ее.

В ней логика имеет характерную квазиаксиоматическую основу, и различные возможности ее решения создают принципиально разные системы, возникающие на логическом базисе, соотношение "форма - содержание", если можно так выразиться, является источником дальнейшего разветвления.

Существуют три возможности решения данной корреляции:

сведение содержания к форме (Марбургская школа), сведение формы v содержанию (логический реализм) и, наконец, предположение того или иного принципа высшего порядка, в котором Форма и содержание совмещаются, - этот путь, как правило, ведет к метафизике. Помимо того имеется путь, который предотвращает дуализм - путь Канта.

[30]

Именно на этом фундаментальном логическом соотношении формы и содержания ориентированная на логику эпистемология строит более высокий план - основное эпистемологическое соотношение субъекта и.объекта. Иногда форма приходится на субъект, тогда как содержание как-то выводится из объекта, а иногда форма приходится на объект, а содержание является субъективным - в этом пункте расходятся школы и течения, которые исходят из одних и тех же начальных предпосылок.

Здесь, наконец, и мы сможем предложить более конкретную формулировку проблемы, которую мы описали как вопрос, с которым в конечном счете приходится иметь дело при любом структурном анализе: насколько из структуры эпистемологической систематизации возможно вывести единообразие эпистемологического мышления и принцип дифференциации, создающий все без исключения системы.

Единообразие обеспечивается корреляциями, которые постулированы с квазиаксйоматической необходимостью; различия, с другой стороны, создаются там фактом, что.корреляция допускает разные логически возможные решения. Логическая структура эпистемологической систематизации, которая дает нам ориентацию, но не предначертает точного пути, должна быть признана стержнем всякой типологии, а равно гарантом самой возможности ее создания ...

В логической теории познания фундаментальные корреляции частично имманентны для эпистемология, частично происходят из логики; каждая корреляция, в свою очередь, допускает несколько возможных решений. Любая логическая теория познания тогда представляет собой комбинацию априорных решений. Это относится.и ко всякому другому типу эпистемологии, например, психологической или онтологической теориям познания, с тем только отличием, что соотношение форма-содержание замещается основной корреляцией соответствующей основной науки. Например, онтологическая теория

[31]

взамен соотношения формы и содержания предлагает соотношение субстанции и случая.

6. Структурный анализ эпистемологической оценки

... Корреляция субъекта и объекта, как мы убедились, есть единственная черта, которая присуща собственно теории познания, но даже она не вполне определена. Ее действительное содержание в каждом отдельном случае заимствуется из научной дисциплины, которая используется в целях анализа в качестве фундаментального знания.

В этой связи возникает вопрос: не заимствует ли теория познания также и ценностные стандарты, в которых она нуждается для оценки основных предпосылок, более точно -каково отношение между конкретной оценкой основных предпосылок и той научной дисциплиной, на основе которой проводится анализ?

Самый прямой путь для ответа на этот вопрос состоит в структурном анализе общераспространенных критериев истины, поскольку именно в них кульминирует эта эпистемологическая оценка. Встречаются три типа критериев.

I. Трансцендентный, онтологический критерий истины:

любое предположение должно быть принято как истина, если оа.о соответствует реальности, бытию.

II. Формальный или логический критерий истины: любое Предположение должно быть принято как истина, если заложенная в нем мысль преисполнена логической необходимости (соответствует логическим формам).

III. Психологический критерий истины любое предположение, если оно-воспринимается как очевидность, должно быть принято как истина.

В нашу задачу не входит критика этих критериев познания, мы ограничимся структурным анализом, задавшись вопросом, какой ценностной фактор подчеркивается при том или ином критерии.

[32]

Каждый из критериев познания включает в себя три важных фактора: 1) то, что оценивается, 2) ценность, в отношении которой первый фактор должен рассматриваться как поддающийся оценке, 3) третий член, который служит мерилом для будущей оценки. Первые два члена одинаковы для всех трех критериев - оценивается всегда предположение;

ценность, которой руководствуются, вынося суждение о нем, есть истина, хотя представление об истине может изменяться от случая к случаю.

Первый критерий познания относится к сфере бытия, второй - к сфере логики, третий - к чувству очевидности. Совершенно очевидно, что количество критериев познания То же, что количество типов эпистемологии, каждый критерий связан с соответствующим типом эпистемологии. Онтологическая теория познания избирает эпистемологическим стандартом онтологический критерий познания, логическая эпистемология использует логический критерий, а психологическая теория познания - психологический критерий.

... Истинные критерии эпистемологии тесно связаны с наукой, которая избрана аналитическим средством в вопросе об основных предпосылках, основные же предпосылки знания соответствуют ценностным стандартам. Если считают, что в :

основе знания лежит опыт, то опыт должен быть носителем я гарантом ценности; если утверждается, Что знание в конечном счете должно быть логическим, то критерием истины является именно логика; то же относится к онтологической теории познания.

Парадокс  эпистемологии состоит в следующем: эпистемологии необходимо решить вопрос о познавательном значения фактического знания и удостоверить его ценность; в ходе исследования, однако, вопрос"о ценности отодвигается все

вглубь и вглубь, до тех пор пока он не предстает1как вопрос о ценности основных предпосылок познания, в конечном же счете, - просто как провозглашение их ценностью (в слу-

[33]

чае скептической теорий - негативной ценностью); в результате происходит переориентация задачи эпистемологии: так как знание, которым мы располагаем, оценивается на оснований его предпосылок, нам остается только построить систему с тем. чтобы показать постфактум, каким образом нам удались- приобрести столь полезное знание..

В силу этой внутренней переориентации, этой перестройки проблемы, эпистемологическая критика, против распространенного мнения, является фактически не критикой знания, но лиипь его систематизацией. Структурный анализ раскрывает, что эпистемология занята проблемой, которая совершенно йе совпадает с той проблемой, которую она изначально ставит перед собой. Вместо критика ценности она превращается в теорию о том,, как некоторая ценность может быть достигнута в реализована.

Для любой теории познания трудно доказуемо, что ее основные предпосылки являются подлинно истинными. В этом объяснение хорошо известному парадоксу системы Канта; он отстаивает необходимость синтетических априорных суждений 8 концепции спонтанности, оправдывая последнюю также априорно. Эта кругообразность далеко не случайна, как мы теперь понимаем, - она необходимое следствие парадокса, заключенного в любой эпистемологии.

Теперь мы можем спросить более точно: является эпистемологичеокая ценность как таковая чужеродным элементом, привнесенным из основных наук, или же эти последние только определяют в каждом отдельном случае, что создает ценность и поддается оценке - онтология, психология или логика? Поскольку мы признали феноменологическое различие между ценностью, в основе которой мы оцениваем, и нормами, в соответствий с которыми мы выносим суждение, заимствует теория.познания самое, ценность из какой-то чуждой дисциплины, или же она есть только стандарт, меняющийся в зависимости от выбора основной дисциплины?

[34]

Только вторая гипотеза подтверждается предыдущим анализом эпистемологии. Истина как ценность является постоянной при любом критерии, единственная переменная -это стандарт оценки. Ценность бытия-известного, факт бытия-истины есть характерная черта эпистемологйческого подхода и возникает совместно с ним. Иначе и быть не может, ибо совершенно невозможно извлечь такую ценность, как истина, из какой бы то ни было основной дисциплины, по крайней мере, психология и онтология не располагают ничем подобным.

Более сложно дело обстоит в логике. Здесь, по-видимому, имеется такая ценность.» как точность. Но, разумеется, точность нельзя отождествлять с эпистемологической истиной. Кроме того, точность мы не находим в чистой логике, которая может строиться без всякого намека на субъект.

С точки зрения "науки о мышлении", прикладной логики, ценностью является "точность". Единственное, что предполатается этой ценностью, это то, что для мыслящего субъекта желателен определенным образом упорядоченный строй мышления.

То, что в чистой логике представляется свободой оценки, в прикладной логике облекается логической эпистемологией в покровы истины, так что в такой теории ценность точности совпадает с эпистемологической истиной. В этом причина того, что различие между двумя этими ценностями столь неуловимо.

Оставим прикладную логику. Ясно, что факты логической сферы как таковой могут быть формулированы, не прибегая к нормативному языку, не хуже. чем факты в психологической или онтологической сферах.

Ничто не представляется оценочным ели нормативым до тех пор, пока остается в контексте психологической, онтологическойили логической систематизации. Состояние вещей предстает как оценочное и нормативноелишь в том случае,

[35]

если мы подходим к ним с меркой иной, чуждой систематизации. Любое чисто дескриптивное положение вещей может быть превращено в нормативное, имеющее ценностную нагрузку, если его отнести к категории "чего-то, что должно быть достигнуто". В законах механики нет ничего нормативного, однако, для специалиста, участвующего в создании машин, данные законы являются нормами. Этот разительный пример должен подтвердить, что с точки зрения структурного анализа ценностное суждение всегда означает, что мы рассматриваем положение вещей о меркой чуждой систематизации, которая поставляет нам стандарт оценки ...

Значение эпистемологии, определение ее возможностей не входит в нашу задачу. Нас интересует раскрытие ее структуры, особенно вопрос, что специфического имеется в теории познания в сравнении о другими систематизациями. И еще - следует ли в ней видеть чистую или смешанную систематизацию.

Мы убедились, что эпистемология не является чистой систематизацией, такой как первичные систематизации: онтологическая, логическая и психологическая. Ничто не мешает вообразить частую логику или чистую онтологию, свободные от эпистемологических предпосылок, но построить чистую теорию дознания невозможно. Она не принадлежит к числу первичных систематизации, ее главная задача - обеспечение плацдарма, с которого было бы возможно начать исследование, этих последних. Но хотя эпистемологический поиск является как бы межсистемным, он, тем не менее, не есть поиск надсистемный, поскольку не может быть такой вещи, как полностью обособленное самодовлеющее мыслящее создание... Фактически, противопоставлением однородных "первичных" систематизации со "смешанными" межсистемными мы уже указали на существование двух радикально различных типов систематизации; эпистемология, конечно, принадлежит ко второму типу. Эпистемология, однако, несмотря на свою

[36]

зависимость от в основном чужеродных фундаментальных дисциплин располагает и своей собственной областью, ибо

1) существует собственно эпистемологическая проблема.

2) она связана с ценностью sui generis  и 3) существует специфическая для эпистемологии основная корреляция -корреляция между субъектом и объектом, которая постулируется квазиавтоматически и является необходимой для интеграции теоретической сферы.

В качестве еще одной характеристики эпистемологической систематизации мы должны отметить "умозаключительную" природу эпистемологии, что особенно очевидно, когда мы исследуем состав различных представлений относительно Я. Эпистемология конструирует, а не прямо "описывает" объект. Хотя необходимо признать, что так называемое "прямое" описание не столь уж прямо, как это может показаться простодушному взгляду, все же существует различие между описанием и построением.

Только то, что может представляться нам, возможно описывать; но где вопрос направлен вовне того, что представляется, мы должны умозаключать и конструировать. Описательная наука всегда отвечает на вопрос "как есть", тогда как умозаключительная - "как должно быть". Эпистемологический вопрос выводит так далеко вовне того, что представляется, что любая попытка описывать была бы бесплодной; применимо здесь только умозаключение.

Предвзятое мнение, что только "прямой чувственный опыт", дополненный описанием, может привести к истине, является совершенно неоправданным. Достижение истины невозможно без "умозаключения", которое гарантирует, что ее отправная точка является cum fundamento in re1 и что выводы свободны от противоречий.

[37]

Любая попытка подтвердить эпистемологию с этой точки "зрения долхва была бы начаться с установления того, насколько отрок диапазон представленного в. имманентности исходного материала, затем необходимо определить, в какой мере имманентный материал не только позволяет, но требует дополнения в виде умозаключения в силу самого способа, которым он дается. Анализ, который направлен, в основном, на логический аспект умозаключительной части эпистемологии, должен быть дополнен исследованием метода представления ее основных предпосылок. Только анализ метода представления основных предпосылок мог бы выявить причины, почему возможны дивергентные решения эпистемологической проблемы.

Для умозаключающих дисциплин, в противоположность описательным (хотя в тех и других из нескольких предлагаемых решений истинным является только одно) характерно, что неверный ответ может быть не истинным, но возможным (в описательных - неверное решение всегда невозможно). Это происходит потому, что истинность предположения должна подтверждаться не обращением к факту, но только с помощью аргументов. Эта проблема, однако, выходит далеко за рамки логика, а также структурного анализа эпистемология и требует отдельного исследования и решения.

[38]



[1] Ср.Мангейм К. Идеология и утопия. М. ИННОН, 1976. ч. 1, с.44.

[2] Mannheim К. Competition as a cultural phenomenon. In: Mannheim К. Essays on sociology of knowledge. L., 1952, p. 227.

[3] Там же.

[4] Мангейм К. Структурный анализ эпистемологии, с. 36.

[5] Mannheim К. HistoricJam. In: Mannheim К. Essays on sociology of knowledge. Op.cit.» p.112.

[6] Мангейм К. Структурный анализ эпистемологии, с.15.

[7] Mannheim К. Hiatorcism. Op.cit

[8] Там же.

[9] Mannheim К. On the interpretation of Weltanschauung. In: Mannheim K. Essays on sociology of knowledge. Op.cit., P. 33.

[10] Mannheim K. The problem of a sociology of knowledge, In: Mannheim K. Essays on sociology of knowledge. Op.cit., p.136

1 Своего рода,здесь: "своеобразной", "специфической" - лат.

1 Во всем, в чем найдено подозрение недостоверности (лат.)

1 Windelband W. Einleitung in die Philosophie. Tubirgen, 1919. - S. 213

1 С основанием в деле, здесь: "обоснованной" - лат.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова