Владимир Соловьев

Владимир Соловьев, 1883 год, письмо И.Аксакову:

"Не в моей власти исцелить разделенные церкви, но в моей власти и обязанности не растравлять их ран полемикой, а смягчать их словом справедливости и примирения. ... Вы смотрите только на папизм, а я смотрю прежде всего на великий, святой и вечный Рим, основную и неотъемлемую часть вселенской церкви. В этот Рим я верю, пред ним преклоняюсь, его люблю всем сердцем и всеми силами своей души желаю его восстановления для единства и целости всемирной церкви, и будь я проклят как отцеубийца, если когда-нибудь произнесу слово осуждения на святыню Рима".

Владимир Соловьев, статья "Великий спор и христианская политика", 1883 год:

"Задача не в том, чтобы создать единую Вселенскую Церковь, которая и без того уже есть в существе дела, а только в том, чтобы сообразовать видимое явление Церкви с ее существом. [...] Каждую из двух исторических половин Церкви должно признать в отдельности за часть Церкви, а за целую или Вселенскую Церковь можно признать ее только в соединении с другою половиною — соединении, которое и не нарушалось в области чисто-религиозной — по отношению к Христу, в области же общественной и исторической оно нарушено и должно быть восстановлено".

Владимир Соловьев, 12 ноября 1883 года, из письма А.Кирееву:

"По Вашему, эти "новые" догматы, т.е. "infallibilitas" и "immaculata conceptio", к которым Вы присоединяете также ""filioque", составляют ересь и лишают католичество значения Церкви в истинном смысле этого слова. По-моему, эти догматы и не новы и никакой ереси ни по существу, ни формально в себе не заключают, а, следовательно, и не могут отнимать у католичества характера истинной Церкви, так как истинная церковь не зависит от большего или меньшего прогресса в раскрытии и формулировании догматических частностей, а зависит от присутствия апостольского преемства, от православной веры в Христа как совершенного Бога и совершенного человека, и, наконец, от полноты таинств. Все это одинаково находится и у нас, и у католиков, следовательно, и мы и они составляем вместе единую святую кафолическую и апостольскую Церковь, несмотря на наше историческое временное разделение, не соответствующее истине дела и тем более печальное".

Владимир Соловьев, 19 августа 1887 года, из письма священнику Мартынову:

"Я считал бы возможным без всякой игры словами обозначить себя как православного русского. Оставляя в стороне общий смысл этого термина (правоверный), по которому всякий человек считает себя православным, я беру это слово в его теснейшем специальном значении, как присвоенное той Восточной церкви, к которой принадлежит большая часть русского и некоторые другие народы.

Эта восточная православная Церковь, de jure не отделена от Церкви католической, фактическое же отделение иерархии и церковной школы не имеет в настоящее время никакого решающего значения и никого ни к чему не обязывает. ... Я восстаю против местной иерархии во имя вселенского предания и я ли не православный? Взгляд на Папу как на наместника Петрова и верховного учителя Вселенской Церкви есть несомннено взгляд древнейший, освященный вселенскими соборами. ... А противный взгляд опирается на предание сравнительно новое, не освящен ни одним вселенским собором. ... Но зачем сложные рассуждения, вот факт: открыто заявляя свои взгляды и провозглашенный в нашей печати тайным иезуитом, я регулярно исповедаюсь и причащаюсь у православных священников, знающих мой образ мыслей".

Александр Алексеевич Киреев, активный славянофил, так описал в своем дневнике (в августе 1884 г.) свой письменный диалог с обер-прокурором Синода К.Победоносцевым:

Победоносцев пишет: "Прекратите Ваш спор с Соловьевым, он душевно больной, как Толстой (Лев)". ... Выписки из моего ответа Победоносцеву: "...Не можем же мы, православные, согласиться с Соловьевым в том, что наша Церковь не правоспособна, не имеет возможности высказать безусловную истину, созвав наш Восточный, но вполне и все-таки вселенский собор ... Отмалчиваться нельзя, никто не поверит, что мы молчим вследствие сознания нашей силы ... Да и сами-то мы, сознайтесь, не очень верим в эту силу, сидит она где-то за семью дверями и не проявляется".

В своем письме А.Ф.Аксаковой (дочери поэта Тютчева, жены Ивана Аксакова, одного из лидеров славянофилов) от 4 августа 1887 года Соловьев писал:

"Шли однажды вместе св. Никола и св. Касьян. Дело было поздней осенью. Видят они, мужик с возом увяз в грязи. Никола говорит: нужно мужику пособить. А Касьян: Что ты? А ризы-то наши райские? Не в грязи же их марать? - Ну, - говорит Никола, - ты, братец, как знаешь, хоть меня подожди, хоть ступай, а я пойду мужика выручать. - Касьян стал в сторонке, а Никола полез сам в грязь, возился, возился, Касьян уж было совсем на него рукой махнул, однако вытащил наконец Никола мужиков воз, а сам вылез весь в грязи с ног до головы. Пришли они в рай. Бог как взглянул, так даже руками всплеснул: "Где это, говорит, ты, Никола, так вымазался? - Да вот с мужиком возился, воз его вытаскивал. - А ты, Касьян, разве не с ним был? Что ж ты такой чистый? - Да я не хотел райские ризы марать: он там в грязи валандался. - Ну, - сказал Бог, - тебе, Никола, за то, что ты грязи не побоялся, будет два больших праздника каждый год, а тебе, Касьян, при чистоте твоей, довольно будет малого праздника в один только високос, - через три года на четвертый.

Грязный Никола - это западная Церковь, а чистый Касьян - восточная. Я уважаю и Касьяна, но пока воз еще в грязи - приходится держаться больше за Николу". (С. 151)

 Аксакова ответила, видимо, Соловьеву рассказом о святом старце, которого она встретила в Киево-Печерском монастыре, и в письме от 11 сентября 1887 года Соловьев написал:

"Разве я говорил когда-нибудь, что благочестие и глубина внутренней религиозной жизни не присущи Православной Церкви? Дело совсем в другом — в общественной деятельности. Именно этого совершенно лишена наша Церковь, что и подразумевается, когда говорят о безжизненности. Уже одно то, что нашу религиозную жизнь приходится разыскивать в дальних пещерах, представляет достаточное доказательство моей правоты. Истинные представители нашей Церкви прячутся под землею, а самой Церковью заправляют Никанор и Победоносцев. Должна же быть какая-то причина столыь плачевному положению, а следовательно, и способ выйти из него. Мне известны и причина, и способ, и пока еще ни один человек не указал ничего другого" (С. 152).

Во-первых, совершенно иначе мы представляем, что означает "держаться" за Церковь: не только думать о ней, хотеть ей единства, но и участвовать в её жизни. Вл. Соловьев, как и большинсто европейских христиан его времени, православных и католиков, причащался очень редко, смотрел на христианство прежде всего как на учение, которое может и должно помочь в организации земной жизни сверху, от начальства.

Во-вторых, сегодня большинство христиан лучше понимают, что христианство прежде всего дает вечную жизнь, и дает через Евхаристию, литургию, молитву, которые есть часть этой вечной жизни уже здесь и сейчас. Любое улучшение во временной, земной жизни может быть лишь следствием нашего вхождения в вечную жизнь с Богом, но никак не целью. (Конечно, это не исключает того, что есть и многие православные и католики, которые видят в Церкви прежде всего средство укрепления нации, государства, семьи).

Русская Церковь освободилась от деспотического контроля со стороны государства, воплощавшегося в фигуре обер-прокурора. Однако, в России так и не появилось независимое от государства гражданское общество, не создалось подлинно демократического и правового общества. Принципы свободы совести провозглашены, но не осуществлены, нет действительного равенства всех религий перед правительством. Общественная деятельность Русской Церкви, как и сто лет назад, ограничена, теперь уже не по причинам внешнего порядка. Влияние христианства в целом резко упало, большинство населения России не веруют ни во что и лишь формально считают себя христианами. Тем острее нужда в проповеди Христа как Спасителя, объединяющего людей в Своей Церкви. Свободы стало больше, и это дар Божий христианам для проповеди об Иисусе Воскресшем, для любви друг ко другу и ко всем людям.

Яков Кротов