Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы.
К оглавлению
Глава 9
РАННЕЕ ГОСУДАРСТВО: ОСОБЕННОСТИ СТРУКТУРЫ
Повсюду в странах побережья Бенинского залива ядром формирующегося государства был город (протогород).
Существует теснейшая связь между понятиями «цивилизация» и «город», ибо с городом связана высокая степень окультуривания природы; в известном смысле любой город — это отделение человека от природы, и в древности это выражалось в весьма наглядной форме — в окружении городского пространства стеной или валом. Первичные очаги человеческой цивилизации имели форму городов-государств (точнее, протогородов-государств).
Африканский фольклор, прежде всего народное творчество йоруба, самых известных градостроителей доколониальной Тропической Африки, содержит противопоставление буша, лесной чащобы, и города, где последний — место жизни людей, реальный мир человека, а противостоящий ему буш — обиталище диких зверей, сверхъестественных сил и мистических чудовищ, олицетворяющих в совокупности враждебные, непокоренные силы природы. Как правило, герой преданий местных народов — это либо сын правителя, который покидает родину с группой сторонников и после долгих странствий по бушу основывает где-нибудь в глуши новый город-государство по образцу своего родного города, либо храбрый и мужественный охотник, который бесстрашно прокладывает тропу в диком буше, расчищает делянку в лесу и становится основателем деревни — ядра будущего города.
Как показывает материал гл. 2, первые государственные образования появились в социокультурном регионе побережья Бенинского залива не позднее X—XIV вв. Археологические данные, пока еще немногочисленные, позволяют предполагать, что очаги государствообразования возникли на несколько веков ранее. Таким образом, можно проследить эволюцию протогосударетвенных и раннегосударственных форм на протяжении нескольких сот лет. В период до второй половины XIX в. вырисовываются следующие этапы государствообразования в рамках раннего государства.
Сначала образуется либо путем синойкизма, т. е. в результате слияния в одно целое ряда первичных общин (типичный пример — Бенин), либо путем разрастания первоначального ядра (пример — Иле-Ифе, по данным археологии на сегодняшний день) протогород-государство — населенный пункт, отличающийся от деревни не столько экономически (и там и тут жили земледельцы), сколько развитием форм общественной жизни, связанных с большей, чем в деревне, концентрацией населения, наличием популярных святилищ, рынка, укреплений.
Следующий этап — город-государство, или то, что специалисты по истории древнего мира называют «номовое государство». Это — земледельческая территориально-родственная община, организованная как городское поселение. Она управлялась царем и советом знати, связанной через иерархию наследственно-выборных должностей с низовыми общинами, составлявшими население города.
Внешними признаками таких городов-государств были городские укрепления, наличие политического, культового и экономического центра — царского дворца и главного городского рынка. В экономическом отношении город-государство оставался поселением земледельцев, но в отличие от протогорода-государства он был в большей мере центром концентрации ремесленников (обслуживавших главным образом царский двор), а также местом, где обитала значительная управляющая прослойка, свободная от физического труда и живущая за счет эксплуатации рабов и свободных, и многочисленные слуги.
Третий этап — это государство, т. е. составляющая единое целое в этническом отношении система подчиненных городов-государств и деревень вокруг его исторического, экономического и культурного ядра — столичного города-государства. Подчиненные города были связаны со столицей обязательством ежегодных подношений — «подарков», выполнением воинской повинности и некоторых видов общественных работ, зависели от столицы в области внешних сношений и утверждения кандидатов на местный трон.
Вершиной доколониального государственного развития была держава, или «империя», состоявшая из городов-государств, государств и догосударственных образований, созданных различными этносами и находившихся в определенных формах зависимости от столичного города-государства.
Рассмотрим подробнее особенности структуры городов как основных политических ячеек государств всех трех названных типов.
Процесс градообразования протекал неравномерно. Традиции народов побережья Бенинского залива единодушны в том, что первым городом этого региона был Иле-Ифе, основанный йоруба. Подавляющее большинство городов в странах побережья Бенинского залива были также созданы йоруба или при их участии. Это наиболее урбанизированный народ во всей доколониальной Тропической Африке, город является их основным типом поселения. «Йоруба живут в городах столько, сколько помнят себя, и презирают своих соседей, у которых не было городов и царей» [220, с. 324]. В XVI—XVII вв. наиболее крупные йорубские города насчитывали до 20—50 тыс. жителей [220, с. 554], в середине XIX в. — 20—70 тыс. [154, с. 35], в начале XX в.— до 35—60 и даже 175 тыс. жителей [225, с. 1].
Только города Западного Судана и Бенин можно сравнить с йорубскими по многолюдности; но развитие западносуданских городов во многом объясняется той ролью, которую они играли в качестве посредников в транссахарской торговле.
В Бенинском царстве был лишь один город, который можно сравнить по масштабам с йорубскими, — сам Бенин. В середине XIX в. столица Дагомейского царства, г. Абомей, также насчитывала 25—30 тыс. жителей [175а, с. 47].
Город был крепостью, убежищем от внешних врагов. Крепостные стены и большие ворота в них с находившимися рядом помещениями для рабов, сборщиков торговых пошлин, — первая отличительная черта городской архитектуры.
Йорубские города окружались земляным валом и рвом, наполнявшимся водой в сезон дождей. Некоторые города имели несколько линий таких укреплений. Столица Ойо имела по крайней мере два вала со рвами, а в некоторых местах — три. Второй насыпи позволяли густо зарасти колючим кустарником. Остатки этих укреплений сохранились и производят внушительное впечатление до сих пор [277, с. 65]. Пространство между внутренней и внешней стеной использовали под огороды и для посева зерна — как гарантию от голода на случай осады. Во второй половине XIX в. в архитектуру оборонительных сооружений йоруба был внесен новый элемент: г. Иджайе был окружен не земляным, а глиняным валом, крытым от дождей соломенной крышей.
В Бенине земляные оборонительные укрепления обшивались деревом твердых пород, что не давало им осыпаться [169, с. 98].
Повсеместно в социокультурном регионе побережья Бенинского залива города были территориально-родственными земледельческими общинами. Поэтому их было бы правильнее называть протогородами в отличие от подлинных городов средневековья, возникших на базе второго общественного разделения труда — отделения ремесла от земледелия и создания социально-экономических предпосылок отделения города от деревни. Это тот этап общественно-экономического развития, к которому города региона побережья Бенинского залива даже близко не подошли за весь доколониальный период. Тем не менее их образование и развитие также было следствием процесса общественного разделения труда — постепенного неполного отделения от земледелия несельскохозяйственных общественных функций, в первую очередь управленческих, военно-управленческих, торгово-ремесленных, культовых.
То, что города были следствием выделения из сельскохозяйственной (по преимуществу земледельческой) экономики целого ряда специфических общественных функций, нашло свое отражение в языке йоруба, в традиционной типологии йорубских городов, сложившейся в процессе общественной практики. Йоруба разделяли города на (1) илу аладе—дословно «город короны», т. е. такое городское поселение, где размещалась резиденция (огороженные стеной дворцовые помещения и святилища) главного обы (царя города-государства), имевшего право на ношение короны и на дворец; (2) подчиненные города и селения илу эреко — дословно «город поля», которые, в свою очередь, подразделялись на илу олоджа (т. е. город, где есть рынок, но его правитель не наделен правом носить корону), илето (деревня) и аба (временное поселение на период земледельческих работ).
Устные традиции утверждают, что почти все главные города йоруба (и Бенин) в ранний период своей истории переносились с места на место. Скорее всего подобные легенды связаны не только с переносами столиц из соображений безопасности (как, например, было в истории Ойо), но и с особенностями агрикультуры — подсечно-огневым и переложным земледелием. В ранние периоды истории первопоселенцы действительно передвигались с места на место вслед за своими участками, и это длилось до тех пор, пока из поселения не вырастал город, который мог реально господствовать над округой.
Впоследствии он обрастал временными деревнями аба, где многие горожане проводили большую часть своей жизни, появляясь в городе лишь на время. В йорубских городах с населением около 20 тыс. человек основной массив обработанных полей и соответственно поселки аба могли быть удалены от крепостных стен на расстояние до 7—8 км. Таким образом, деревни были естественным продолжением города, но при этом царь, его двор, носители должностей должны были жить всегда в городе; свадьбы, обряд похорон производились только в городском жилище. Сбор дани, торговля, отправление важнейших религиозных ритуалов — все это делалось в городе, который был центром политической, экономической и культурной жизни.
Народы йоруба и бини выработали сельскохозяйственные системы, которые, требуя большого резерва земли, тем не менее позволяли заниматься земледелием без перерывов, не нарушая плодородия почвы. Это был экстенсивный метод, требовавший длительного периода залежи. Для нормального восстановления плодородия почвы требовался такой сельскохозяйственный цикл, при котором каждый год общий размер земли под залежью должен был примерно в десять раз превышать общий объем земли под обработкой. С социологической точки зрения это означало, что такой народ, как йоруба, веками живший огромными многотысячными городами, имел устойчивую традицию возделывания полей на больших расстояниях от поселения. Такая традиция могла сложиться лишь при определенных условиях, а именно когда земледельцу на дальних участках была в большой степени гарантирована безопасность от нападений диких зверей и вражеских набегов.
Во многих местах доколониальной Африки не было подобных гарантий безопасности, и народы, жившие в сходных экологических условиях, должны были переселяться целыми деревнями с места на место каждые десять-пятнадцать лет, с тем чтобы иметь возможность осуществлять традиционный сельскохозяйственный цикл. Что же касается социокультурного региона побережья Бенинского залива, то уже в конце XVII— XVIII вв. весь он, за исключением отдаленных окраин, был освоенной человеком территорией, представлял собой систему больших и малых государств, связанных сетью пешеходных и конных дорог и троп.
Не все города были вполне однородными по своему этническому составу. Во-первых, некоторые из них образовались в ходе завоевания одних этнических групп другими или смешения нескольких этнических групп. Так, Бадагри был основан в XVIII в. беженцами попо, или эгун, подгруппы народа эве из государств Виды и Аллады, смешавшимися с первопоселенцами авори (подгруппа народа йоруба). Первопоселенцами Лагоса, нынешней столицы Нигерии, была небольшая группа йоруба-авори; начиная с XV—XVI вв. в район будущего Лагоса стали прибывать по морю переселенцы из Бенинского царства. Столица юго-восточного йорубского государства Ово, г. Ово, была, по преданию, создана в ходе столкновения выходцев из Ифс с первопоселенцами, об этнической принадлежности которых легенды умалчивают. Огбомошо — провинциальный город в составе государства Ойо — был основан не позднее XVIII в. представителями двух этносов: выходцами из Боргу и йоруба из городов Илугбон и Иреша. Население г. Илорина, входившего до 20-х годов XIX в. в состав столичной провинции Ойо, состояло из йоруба-земледельцев и значительного контингента скотоводов хауса и фульбе. Представители этнических меньшинств селились в отдельных кварталах, со временем этническая ситуация подвергалась действию двух факторов: смешению представителей различных этносов в результате межэтнических браков (этот процесс на государственном уровне хорошо отражен в традиции) и воздействию на культуру этнического меньшинства норм и традиций господствующего этноса. Так, в частности, произошла йорубизация Лагоса, несмотря на то что политически он до первых десятилетий XIX в. находился в сфере влияния Бенина. Напротив, исконно йорубский город Илорин оказался еще до распада «империи» Ойо под сильным воздействием исламской культуры, носителями которой были хауса и фульбе. Города на границе «империй» Ойо и Бенина (характерный пример — Ово) подвергались достаточно сильному воздействию обоих этносов — и йоруба и бини, что можно проследить по особенностям их политической и художественной культур.
Иноплеменниками были также рабы, приглашенные специалисты и беженцы. В «имперский период» и в XIX в. эти группы населения могли насчитывать в совокупности не сотни, а тысячи человек в тайих городах, как Ибадан, Ойо или Бенин. Полиэтничными были органы власти и царские дворы крупнейших государств. Полиэтничность, если можно так сказать, была в природе ранней государственности, ибо повсюду в странах побережья Бенинского залива органы насилия и управления формировались с привлечением рабов-иноплеменников. Особенно в Ойо рабы-иноплеменники занимали большинство ключевых постов на столичном и провинциальном уровнях. Например, наместниками бале многих стратегически важных городов на торговом пути из Ойо к морскому побережью были иноземцы — привилегированные рабы царя.
Через несколько поколений значительная часть чужаков и рабов, живших в компаундах своих хозяев на правах подчиненных младших членов больших семей, теряла свою этническую обособленность.
Наличие значительных групп иноплеменников не порождало, однако, этнических конфликтов, что, по-видимому, можно объяснить неразвитостью этнического сознания, точнее, подчинением его развивающемуся государственному сознанию. Последнее вместе с тем принимало непривычные для нас формы: когда царь Дагомеи или оба Бенина говорили, что все население их царств — их рабы, когда свободнорожденные бенинцы и дагомейцы говорили о себе как о рабах царя, этим самым они не выражали свое социальное положение, а обозначали в доступных им понятиях свое подданство, свою принадлежность к государству как к более широкой общности, чем их патрили-ния, квартал или даже город.
Другой стадиальной особенностью была неразделенность политико-административной и судебно-полицейской власти. Как правило, разрешением споров между рядовыми общинниками занимались люди, связанные с тяжущимися сторонами узами родства. У йоруба старейшина большесемейной общины был ответствен перед городскими властями за поведение членов своей семейной группы, имел право бить кнутом, заковывать в цепи, надевать колодки и сажать в темницу провинившихся [132, с. 3]. Серьезные уголовные дела разбирали вожди кварталов. Сородской совет был первой инстанцией, где судили за самые тяжкие преступления — убийство, государственную измену, кражу со взломом, поджог, кровосмешение [194, с. 24]. Решения городского суда вступали в силу лишь после того, как их одобрял царь, который был высшей судебной властью. В Ойо цари имели собственных судейских чиновников из числа привилегированных рабов и институт царских палачей тету. В этом случае можно говорить о полном обособлении органов публичной власти на высшем уровне.
Повсюду в странах побережья Бенинского залива в эпоху расцвета ранних государств цари выполняли высшие судейские функции.
История Дагомеи дает наглядный пример того, как цари стремились максимально прибрать к рукам отправление правосудия и связанные с ним доходы и власть над людьми. Согласно дагомейской традиции, первый царь Дагомеи, Вегбаджа, который утвердился у власти в результате завоевания Абомейского плато, на правах завоевателя присвоил себе судебные функции родовых старейшин; разбор таких преступлений, как убийство, грабеж в домах и на дорогах, поджог, изнасилование детей, некоторые случаи прелюбодеяния и колдовство, перешел в ведение царя. Все эти преступления карались смертью, однако на практике наказание могло быть заменено пожизненным заключением. В реальных условиях Дагомеи, где, как и во всех странах побережья Бенинского залива, родственные связи были очень сильны, это выражалось в том, что осужденного навсегда разлучали с родичами и отправляли на работу на царские поля. Иными словами, исключение осужденного из круга его родичей приравнивалось к смертному приговору. Если достойное смерти преступление совершал глава семьи, его жен и детей точно так же, по тому же принципу, распределяли по другим семьям, семейный круг распадался, распределенные жены и дети отныне лишались права жить как единый семейный коллектив [139, с. 90]. Вообще же в странах побережья Бенинского залива было правилом, что преступников, осужденных на смерть, использовали для жертвоприношений. Их обычно «накапливали» в тюрьме в течение нескольких месяцев до дня государственного праздника, сопровождавшегося жертвоприношениями. Таким образом, казнь преступников облекалась в культовую форму, и царь «как бы снимал с себя ответственность за совершение казни; он перелагал ее на духов и богов» [120, с. 197]. То, что осуждение человека на смерть должно было санкционироваться царем, было связано с сакральными свойствами последнего.
Общими стадиальными чертами, присущими предгосударст-венным и раннегосударственным формам права, были его традиционный и народный характер (как писал еще М. М. Ковалевский, который, правда, неправомерно выводил зародыш царской власти из власти родового старейшины, «монарх варварского королевства был ограничен (во власти. — Н. К.), потому что в деле законодательства участвовал народ» [47, с. 43]); сходные основы судопроизводства на всех уровнях — от суда правителей до судебного разбирательства в деревенской или же болыпесемейной общине; вера в возможность воздействия сверхъестественных сил на судебные процедуры и на приговор; роль общины в истолковании и проведении в жизнь закона, который не являлся кодированным (в регулировании общественных отношений ведущая роль, таким образом, принадлежала обычаю), отсутствие писаного законодательства.
Основными компонентами управляющей верхушки повсеместно были царь и царский двор, с одной стороны, и совет родовой по происхождению знати или совет городских вождей — с другой. Соотношение и вес этих компонентов были неодинаковыми в Ойо, в других йорубских государствах, в Дагомее и Бенине. По составу царского двора три крупнейших государства региона тоже отличались друг от друга, имелись различия в характере связей между царским двором и городскими, или «внешними», вождями (в отличие от «внутренних» вождей, т. е. придворных). Отличия в системе связей между городскими вождями и низовыми общинами, образующими город, определялись спецификой общинных структур йоруба, бини, аджа [53, с. 17—67]. С учетом этих различий можно говорить о стадиальном единообразии органов государственной власти, формировавшихся из двух указанных выше компонентов.
Первичными социальными, политическими и экономическими ячейками в городах стран побережья Бенинского залива были большесемейные общины. Человек реализовался как личность во всех сферах общественной жизни в качестве частицы общинного коллектива, вне которого он становился неполноправным или бесправным, без которого он не мыслил себя. Общинные структуры лежали в основе городского управления. Так, в йорубских городах такими основополагающими общинными структурами были идиле и агболе. Идиле — патрилиния, или линидж,— представляла собой коллектив кровных родственников, прослеживающих происхождение от общего предка по мужской линии, соблюдающих экзогамию, имеющих общее родовое имя, общие запреты на употребление некоторых видов пищи и общего духа-покровителя. В каждой идиле имелась своя устная традиция, передававшаяся из поколения в поколение; она обосновывала положение данной идиле среди других патрилиний, составляющих городское население. Обычно такая традиция рассказывала, что предок-основатель идиле некогда покинул свой родной город (чаще всего из-за того, что его там обошли титулом), был благожелательно принят правителем данного города и правитель даровал ему право на постройку дома на городской земле, право на обработку земельного участка из общего фонда городской общины и титул.
Все члены патрилинии имели одинаковые права пользования общинной землей. Определенные пожизненные преимущества получал глава идиле. Но когда вставал вопрос о наделении или отчуждении части общинной собственности, он мог действовать только с согласия всей патрилинии. Единодушие ее членов было обязательным для принятия решений. Патрилиния была также первичным органом, утверждавшим кандидата на один из городских титулов, право на который было наследственным в данной идиле.
Как правило, идиле или часть ее размещалась в компаунде агболе. По определению йорубского социолога Н. Фадипе, агболе являлся самой важной ячейкой йорубского общества и его первичной политической единицей. Управление агболе — это управление городом в миниатюре, отмечал Н. Фадипе [185, с. 106]. Человек мог быть членом той или иной социально-политической общности лишь через свое членство в агболе. Все его права и привилегии, равно как и обязанности перед родственниками и более широкой общностью, давались ему через посредство главы агболе (как правило, им был старейшина патрилинии — хозяин данного компаунда). Главу агболе называли бале (сокращенно от баба иле — «отец дома»). В круг его обязанностей входили забота о сохранности общего достояния агболе, т. е. прежде всего дома, земельного участка, хозяйственных построек; руководство распределением и перераспределением земельного фонда группы и контроль над его использованием; организация взаимопомощи между членами агболе и создание таких условий, при которых каждый член группы имел бы средства к существованию.
Бале разбирал мелкие тяжбы в рамках агболе, организовывал сбыт той части общего продукта, который подлежал продаже, руководил отправлением домашних религиозных церемоний, выступал как посредник между своей группой и внешним миром (находил женихов и невест для членов агболе, организовывал похороны умерших, защищал интересы группы в поземельных конфликтах, случавшихся в городе, отвечал за сбор податей и повинностей в пользу вышестоящего вождя и т. п.). Во всех случаях именно он представлял интересы отдельных членов своей группы вне агболе и отвечал перед городскими властями за поведение каждого ее члена [132, с. 3]. На пост бале могли претендовать старейшие мужчины из числа «хозяев дома», т. е. членов идиле. Правом выбора пользовались все «хозяева дома», кандидатура утверждалась городским советом.
Несколько агболе (часто родственных друг другу) составляли квартал адугбо. Во главе него стоял вождь. Через старейшин агболе он управлял кварталом и представлял его население в городском совете. Таким образом, компаунды и кварталы были теми единицами, которые на основе территориально-родственных связей объединяли все без исключения население города.
В задачи органов государственного управления входили поддержание в городе мира и порядка, разрешение поземельных и прочих споров между составляющими городскую общину линиджами, организация защиты, города от врагов, сбора податей и повинностей, осуществление контроля над землепользованием (определение времени поджога буша и т. п.).
Мнение народа о делах управления выражалось на собраниях социальных ячеек — возрастных групп (там где они были) и линиджей и передавалось через младших (по рангу) носителей титулов старшим. У йоруба старшие носители титулов, облеченные правом сидеть на дворцовой веранде, обсуждали, в порядке старшинства, все представляемые на их рассмотрение дела, принимали окончательное решение, и один из вождей (тот, кто имел право входить в личные царские покои) передавал его царю [220, с. 340].
Царские приказы объявлялись на улицах дворцовыми гонцами, до членов линиджей царские решения доводились их старейшинами. Ответственность за исполнение решений лежала на носителях низших титулов в рамках линиджей и возрастных групп.
В Бенине, несмотря на обилие традиций, доказывающих родство бенинской государственности с йорубской, и наличие заимствованных у йоруба политических институтов (см. гл. 7), городское управление имело существенные отличия по сравнению с йорубскими государствами.
Если в Ойо двумя главными группами высших должностных титулов были царский двор, рекрутируемый главным образом из рабов, и совет царских выборщиков из родовой по происхождению знати, каждый из которых был «патроном» или вождем кварталов, образующих город, то в Бенине в высшую должностную группу входили: совет выборщиков, обладавший несравненно меньшей властью, чем в Ойо, три общества носителей придворных титулов и городские вожди (совет эгха-эвбо). Рабы не занимали в Бенине важных управленческих постов, и это, по крайней мере в теории, предоставляло рядовым бенинцам больше возможностей для участия в управлении.
Носители придворных титулов в Бенине объединялись в три союза: ивебо— ответственных за изготовление и хранение царского платья и регалий; ивегуаэ — ответственных за хозяйственную жизнь дворца; ибиве — хранителей гарема. Для того чтобы получить придворный титул, требовалось попасть в одну из перечисленных групп на правах младшего члена, например придворного гонца, и затем уже пытаться продвигаться вверх по ступенькам должностной иерархии внутри каждого союза. Иными словами, путь к должности при дворе начинался с вступления в одну из дворцовых групп, и теоретически доступ к высшим придворным постам был открыт для любого свободнорожденного бини. На практике это было не так, ибо приобретение титула требовало больших расходов, за него надо было платить взносы всем группам носителей должностей, исключая узама нихинрон (совета выборщиков).
В отличие от йорубских государств, где большинство титулов, дающих политическую власть, были собственностью определенных линиджей, в которых они наследовались после смерти носителя титула его сыновьями от каждой из его жен по очереди, в Бенине дело обстояло иным образом: там титулы либо передавались по наследству от отца к старшему сыну, либо были открыты для соперничества между всеми свободнорожденными бини.
Бенинские городские и придворные титулы имели сходство с титулами «внешних» и «внутренних» вождей в Ифе, однако между ними было фундаментальное различие: «внешние», или городские, титулы в Ифе наследовались представителями определенных линиджей и главами территориальных единиц или кварталов адугбо. В Бенине же система городских титулов не была связана с организацией кварталов. Бенин был разделен на несколько десятков кварталов, главным образом по принципу основного занятия населения. Квартальная организация по профессиональному признаку пересекалась с принятой у бини социальной организацией возрастных классов, определявшей распределение обязанностей по возрастному принципу. Каждый квартал имел своего старейшину одионвере (по аналогии с одионвере — старостой деревни). Его власть могла быть ограничена присутствием титулованного наследственного или ненаследственного главы квартала.
Большинство титулов дворцовых и городских вождей были ненаследственными; создание новых титулов, передача вакансий, продвижение по должностной иерархической лестнице находились в руках царя.
Дворцовые вожди поднимались по ступенькам должностной иерархии, используя сложную дворцовую организацию, путь наверх лежал через интриги, личные услуги царю и носителям более высоких должностей, использование слабостей и причуд царя и его окружения.
Для приобретения титулов городских вождей требовалась деятельность на пользу города — успехи в торговле, воинские доблести и т. п. Приобретая большую популярность в народе, городские вожди становились опасными для дворца. В бенинской истории очень часты столкновения между царским двором и городскими вождями, прежде всего ийасу (см. гл. 8).
В целом социально-политическая структура Бенина была гораздо менее иерархиезированной, чем в Ойо. В то же время верхний управляющий слой был, по-видимому, более многочисленным, чем в Ойо, дворцовая организация была более сложной и пышной, осуществляла более тесный и непосредственный контроль над низовыми общинами.
В Дагомее так называемые внешние вожди, гбонуган (дословно «вожди у ворот»), в том числе семь главных, составлявших совет родовой по происхождению знати, по крайней мере со времен Тегбесу находились под достаточно сильным контролем царя. Среди них были и носители самых главных титулов: жиган, мё и йевоган. Все эти титулы были наследственными в пределах определенных линиджей, однако утверждение в должности зависело от царя. Более того, когда носитель титула умирал, эмблемы его власти и личная собственность передавались царю. После того как царь утверждал наследника в титуле, он возвращал последнему символы власти, часть собственности умершего, включая его вдов [139, с. 70].
При сравнении формирующихся органов государственного управления Дагомеи, Ойо и Бенина просматриваются исторически сложившиеся различия между положением первичных социальных ячеек в структуре раннего государства: базой йоруб-ских государств были мощные (превышающие тысячу человек в рядовых идиле и несколько тысяч человек в знатных идиле) линиджи. На протяжении тысячелетнего развития йорубской ранней государственности эти общинные коллективы не распались, а напротив, интегрировались в формирующееся государство, развиваясь вместе с ним. В Дагомее, где создалась благоприятная обстановка для быстрого (неадекватного общему социально-политическому развитию) возвышения царской власти за счет непомерного роста ее военно-организаторских функций в условиях трансатлантической работорговли, царская власть сумела сравнительно легко подчинить себе значительно менее сложные по сравнению с йорубскими первичные социальные ячейки. Дагомейская монархия — малое дитя по сравнению с йорубской. Первый дагомейский царь, Вегбаджа, правил тогда, когда Ойо, наследник еще более древнего Иле-Ифе, уже превращался в «империю». Начиная с Тегбесу, дагомейские цари пытались организовать органы управления Дагомеей по образцу Ойо, но йорубские модели неизбежно изменялись на дагомейской почве. В Ойо органы насилия, формируемые в значительной мере из рабов, надстраивались над сложными общинными структурами, превращавшимися в первичные ячейки эксплуатации, и интегрировали общинную верхушку в аппарат насилия. Государство развивалось и укреплялось постепенно, отношения господства и подчинения медленно, но неуклонно пронизывали всю общественно-политическую структуру сверху донизу. Распалась «империя» Ойо, но структура не разрушилась, на развалинах прежней «империи» стали формироваться ее наследники — «империи» Новый Ойо и Ибадан. Дагомея же, переняв у Ойо, например, институт шпионов, рабов-евнухов и т. п., во многом смогла усвоить лишь их форму. Наглядный пример — институт евнухов, которые в Дагомее исполняли лишь функции царских слуг, смотрителей гарема и связных между «внутренним» миром, т. е. дворцом, и «внешним» миром, т. е. городом.
Бенин, который по возрасту государства и монархии был едва ли младше Ойо, имел в основании своей социально-политической структуры большесемейные общины, которые были меньше и слабее йорубских идиле. В отличие от йорубских идиле большесемейные общины бини не обладали правом наследования движимого имущества и титулов. Они поэтому были слабее йорубских, и родовая по происхождению знать, соперничая за власть с царем, не имела в них столь сильной опоры, как, например, ойо меси в Ойо.
Центром политической борьбы внутри каждого государства была борьба за титулы, за выборно-наследственные и ненаследственные должности, ибо именно владение титулом, высокой должностью давало богатство и власть.
Повсюду в регионе формами отчуждения прибавочного продукта в пользу управляющей верхушки были: 1) дань; 2) поборы; 3) судебные штрафы и судебные вознаграждения; 4) военная добыча.
Дань с населения города в пользу его правителя взималась обычно в натуральной форме (ямсом и другим продовольствием) и уплачивалась ежегодно каждым человеком (точнее, главой семьи) во время одного из основных государственных праздников. Дань с глав семейств собиралась главой линиджа, передавалась носителю титула и далее по иерархической цепочке доходила до царя.
Поборы, носившие нерегулярный характер, но осуществлявшиеся постоянно по различным поводам (например, для покупки оружия, для возмещения потерь от стихийного бедствия и т. п.), собирались подобным же образом, причем так же, как и в случае с данью, часть собранных средств оседала, образно говоря, в карманах всех промежуточных инстанций между рядовым общинником и царем.
Дополнительным побором с общинника в пользу царя и знати были подарки, которые он должен был сделать, если хотел добиться, скажем, суда царя. Дело в том, что любое прошение царю или иному носителю высокого титула шло строго по инстанциям, через все ступеньки должностной иерархии. Это означало, что подарок, которым человек сопровождал свою просьбу, частично распределялся между посредническими звеньями.
Цари были богатейшими людьми в государстве. Основные источники их доходов были однотипными во всем социокуль-турном регионе стран побережья Бенинского залива, а именно:
1) регулярная дань продуктами и ремесленными изделиями с подчиненных городов и зависимых территорий (в форме подарков на главных государственных праздниках); 2) трудовые повинности, накладываемые на все население государства под видом общественных работ (строительство и ремонт царского дворца и участие в обработке земель, считавшихся «собственностью трона»); 3) специальные поборы для жертвоприношений богам от имени народа; 4) дополнительные нерегулярные поборы (например, по случаю пожара или других стихийных бедствий); 5) торговые пошлины на товары, провозимые через ворота города; 6) торговые привилегии во внешней торговле, включая работорговлю; 7) конфискованная собственность преступников, отчуждаемая царем от имени государства, отчисления от других судебных сборов; 8) наследование части имущества умерших подчиненных вождей; 9) обычай «дарения» царю лучших ремесленных изделий; 10) военная добыча; 11) эксплуатация рабского труда.
Получаемые этими путями богатства в значительной мере перераспределялись среди подчиненных вождей и придворных отчасти при жизни царя (жертвоприношения, раздача подарков на ежегодных культовых празднествах и т. п.), отчасти после его смерти в соответствии с традиционными правилами наследования движимой царской собственности, считавшейся своего рода общественным достоянием [185, с. 143]. Богатство царя оказывалось примерно равным общей сумме богатств носителей высших должностей.
Высшей стадией саморазвития, которой достигло раннее государство в регионе побережья Бенинского залива, были «империи» в Ойо и Бенине. В XIX в. началось также формирование Ибаданской «империи», однако этот процесс был прерван в конце века колониальным завоеванием йорубских земель Великобританией. Развитие «имперских» институтов зашло наиболее далеко в Ойо; Бенин в этом смысле занимал среднюю позицию; в Дагомейском царстве «имперские» институты только-только начали зарождаться.
Накануне своего распада «империя» Ойо объединяла под властью центрального правительства многие этносы: собственно йоруба, или ойо-йоруба, населявшие метрополию; другие этнические группы йоруба, вошедшие в состав Ойо добровольно или завоеванные ею (как, например, эгба и эгбадо); не-йорубские народы бариба, фон (аджа) и др., связанные с Ойо данническими отношениями.
Государственный аппарат «империи» обеспечивал на ее территории относительный мир, безопасность и поддержание в порядке пересекавшие ее международные торговые пути, планомерное расширение «империи» на протяжении почти двух столетий, строительство на ее территории стратегических и торговых пунктов, регулярный сбор дани с покоренных народов. История Дагомеи, государства-данника Ойо, наглядно демонстрирует значение последнего как своего рода культурно-политического эталона для правителей подвластных земель.
Вместе с армиями, чиновниками и просто переселенцами-колонистами Ойо его политические институты и культурные достижения распространялись (часто насильственным путем) среди соседних, более отсталых народов. Ойо служил государст-вообразующим и культурным центром для огромной территории, населенной не одними йоруба. Он не только обкладывал данью завоеванные земли, но и охранял их от внешних врагов, создавая условия для мирного развития. Установленная Ойо сеть торговых связей, караванных дорог, соединивших южные ответвления транссахарских торговых путей с побережьем, способствовала экономическому развитию обширного региона. Система управления «империей» складывалась не сразу и отличалась многоступенчатостью. Собственно йорубские земли управлялись по типу, общему для всех йорубских государств, т. е. представляли собой систему, состоящую из столичного города и ряда подчиненных городов.
Подчиненные города имели своих наследственных правителей (об или бале). Их подчиненный по отношению к столице статус внешне выражался в различного рода ограничениях на пользование символами власти. Например, они не могли иметь при своих дворах рабов-евнухов и носить корону с вуалью из бус (аде). Подчиненные города были связаны со столицей отношениями данничества. Их правители должны были лично доставлять дань Ойо каждый год во время праздника Бере [212, с. 41, 50, 51; 166, с. 41, 47]. Дань обязательно включала в себя траву бере, которой покрывали крышу дворца. Она имела также важное символическое значение как знак вассальной преданности. Кроме того, в состав дани входили раковины каури и сравнительно небольшие подношения натурой. Например, один из крупных городов, Шаки, посылал ежегодно в столицу двух баранов и десять мешков (т. е. 200 тыс.) каури. В большинстве случаев размер дани фиксировался [216, с. 100].
Подчиненные города были обязаны поставлять людей в ополчение Ойо. В делах внутреннего управления они мало зависели от столицы. Тем не менее правители подчиненных городов находились под довольно жестким контролем центрального правительства во всем, что относилось к внешней политике. От алафина Ойо зависело также возведение на трон и низложение провинциального обы или бале. Подчиненные обы, избранные на трон в соответствии с местным обычаем, должны были ехать в Ойо за одобрением алафина. В обратный путь обу сопровождал один из царских илари, который должен был присутствовать на церемонии его коронации. Все важные судебные дела были также передоверены алафину, точнее, одному из его главных евнухов, она ивефа.
Метрополия была разделена на провинции (экун) во главе с провинциальными правителями, являвшимися промежуточными звеньями администрации между алафином и правителями других провинциальных городов. Главы разных провинций обладали неодинаковым объемом власти. В свою очередь, промежуточной инстанцией между провинциальными правителями и алафином являлись столичные «патроны» — носители титулов, рекрутируемые из разных социальных групп: дворцовых рабов, дворцовых женщин, членов царского рода, вождей нецарского рода. Главной функцией «патронов» был контроль над выполнением даннических обязанностей правителей провинциальных городов. Тенденцией развития здесь была постепенная замена вождей-патронов нецарского рода привилегированными дворцовыми слугами или членами царского рода.
Помимо «патронов» провинциальные города имели официальных царских наблюдателей и сборщиков дани — илари и аджеле. Как правило, аджеле рекрутировались из числа дворцовых рабов [216, с. 111].
Об илари уже говорилось ранее, в гл. 5. Институт аджеле, по-видимому, более позднего происхождения. И те и другие были представителями центрального правительства в завоеванных городах. Корпус аджеле формировался из числа доверенных рабов или слуг правителя столичного города и в очень редких случаях — из числа его ближайших родственников. В их функции входили надзор над сбором дани с подчиненного города; посредническая деятельность — спорные дела жителей подчиненного города, подлежащие разбирательству в столице, достигали последней через посредство аджеле; обеспечение мира в подчиненном городе и его лояльности столице.
Аджеле переселялись в завоеванный город и жили там постоянно, часто соперничая с местным правителем за влияние на дела управления, но не подменяя местных правителей, за которыми по-прежнему сохранялось внутреннее управление городом. Аджеле, как истинно «имперские» должностные лица, подчинялись не местным властям, а патронам (баба кекере) столичного города. Царскими агентами в нейорубских данниках Ойо также были илари и аджеле.
О том, во что выливалось на практике насильственное включение государства на правах данника в состав «империи» Ойо, ярко говорит ойо-дагомейский договор 1748 г.:
1) Дагомея теряла значительную территорию, а также право пользоваться работорговыми портами восточнее Джакина;
2) устанавливалась ежегодная дань в пользу Ойо, состоявшая из 41 мужчины, 41 молодой женщины, 41 ружья, 400 мешков каури и 400 кораллов. Общий объем этой дани, которая уплачивалась каждый ноябрь вплоть до 1818 г., т. е. в течение 70 лет, и доставлялась в Ойо из Дагомеи под руководством специального должностного лица, был очень тяжел: в середине XVIII в., одни только каури (400 мешков) приравнивались к 1600 английских ф. ст. [134, с. 124].
3) превращение Дагомеи в данника автоматически влекло за собой признание царя Ойо верховным правителем Даромеи, ибо, по существу, дублировало на «имперском» уровне традиционные отношения между йорубским правителем столичного города и правителем подчиненного города, связанных отношениями дани. Превращение Дагомеи в данника означало, что руководство ее внешней политикой переходило к Ойо в следующих пределах: для защиты Дагомеи от внешней агрессии Ойо мог размещать свое войско на дагомейской территории (так было в 60-х годах XVIII в., когда войско государства Ашанти вторглось в пределы Дагомеи); Ойо мог заставить Дагомею послать войско в помощь любому своему военному предприятию или же запретить Дагомее вести войну. Именно так произошло, например, в 1784 г., когда по приказу из Ойо дагомейское войско под руководством йорубского военачальника разрушило город-государство Бадагри. Между тем разгром Бадагри был невыгоден дагомейцам, ибо это государство постоянно тревожило набегами Порто Ново — опасного соперника Виды по работорговле; 4) владение троном Дагомеи регулировалось отныне не только обычным правом страны, но и нормами, определявшими межгосударственные отношения в этом регионе, отношениями между данником и сюзереном; так, когда преемник Тегбесу, Кпенгла, попытался недодать кораллы в составе традиционной ежегодной дани Ойо, правитель Ойо Абиодун пригрозил Кпенгле лишением трона;
5) в соответствии с той же традицией даннических отношений правитель Ойо получил право наследования имущества высших дагомейских должностных лиц, начиная с царя;
6) при восшествии на престол каждого нового алафина да-гомейский царь, как любой подчиненный правитель йорубской державы, должен был слать ему подарки.
Фактически, как считает нигерийский исследователь И. Акинджогбин, Дагомее было оставлено лишь внутреннее самоуправление [134, с. 125].
Взаимоотношения между Ойо и Дагомеей проливают свет на поистине огромную роль раннего государства в судьбах обширного региона. Тяжелейший договор 1748 г. рассматривался в Дагомее как благо. После того как было объявлено о его заключении, по всей Дагомее прокатились празднества, устраивались пиры, вокруг фортов европейских торговцев прошли праздничные процессии во главе с дагомейскими военачальниками, торговцами, представителями знати и т. п. Дело в том, что Дагомея, которая, по свидетельству европейских очевидцев, была в середине XVIII в. сравнительно сильным и организованным государством, тем не менее была практически бессильной перед периодическими набегами конницы Ойо, опустошавшими страну: настолько велико было военное и политическое превосходство Ойо, основанное на значительно более древней, чем в Дагомее, традиции государственности. В 40-х годах Дагомея стояла перед выбором — либо подвергнуться полному разорению и физическому уничтожению, либо стать данником Ойо. В течение нескольких лет дагомейцы оттягивали вторжение йорубской конницы богатыми дарами, и согласие Ойо в 1748 г. на начало переговоров, направленных на урегулирование отношения между двумя государствами, рассматривалось как большая дипломатическая победа Дагомеи, как создание условий для мирной передышки.
В известном смысле так и было в действительности. Даннические обязательства Дагомеи, несмотря на их тяжесть, все же были легче, чем у народов, чьи земли лежали ближе к ядру йорубской державы. Царь Ойо не посылал в Дагомею своих резидентов. Дагомейцам было разрешено сохранить войско и позволено расширять свою территорию на север и запад от Абомея.
В Бенине только центральная часть империи находилась под постоянным контролем царского двора. Далее на окраинах власть царя утверждалась путем устройства военных поселений и через систему царских резидентов или младших братьев царя, не имевших права на корону. Последние, покинув столицу, наделялись властью наследственных правителей городов и деревень «империи». Устная традиция Бенина гораздо более, чем хроники Ойо, богата сведениями о восстаниях в различных частях Бенинской империи и о многочисленных карательных экспедициях бенинских царей. По-видимому, «имперская» система Бенина была слабее, чем в Ойо, где царь имел мощную опору в лице привилегированных рабов, исполнявших роли имперских чиновников различных уровней.
Контроль над назначением правителей подвластных территорий был важным инструментом функционирования «имперских» институтов в Бенине. Центральное правительство Бенина практиковало возведение на местные троны бенинских марионеток в нарушение традиционных норм престолонаследования, поощряло распри между местными претендентами на трон в целях усиления своего влияния на провинцию, широко использовало систему заложничества. Наследникам местных престолов предписывалось проводить свою юность при дворе бенинского обы в качестве его меченосцев эмада (ед. ч. — умада). Так воспитывались кадры будущих периферийных правителей, лояльных центральному правительству и усвоивших нормы бенинской политической культуры.
В Дагомейском царстве первичной территориальной единицей была деревня. Ее староста имел титул тохосу, передаваемый по наследству, но подлежащий утверждению царем. Большие деревни делились на кварталы во главе с хаганами. Хаган — глава возрастной группы молодежи донкпеган и заместитель старосты деревни тонукве образовывали деревенский совет при старосте. В компетенцию деревенского старосты входили разбор главным образом поземельных и семейных споров. Отдельные лица, недовольные решениями старосты, могли апеллировать к царю [221, с. 77]. Для решения междеревенских конфликтов прибывали должностные лица из столицы.
Дагомейское царство имело шесть «провинций» — Виду, Алладу, Заньянадо, Махи (Саве и Савалу), Атакпаме и Аджа [200, т. 2, с. 23]. Неясно, однако (если исключить Виду и Алладу), какую территорию они включали и как управлялись. М. Херсковитц утверждает, что в Дагомее существовала высокоорганизованная система управления провинциями, с которых центральная власть взимала регулярную дань продуктами, отработками и рекрутами в царское войско [200, т. 2, с. 29]. В. Дж. Арджил, не менее тщательно проштудировавший даго-мейские источники, полагает, что точка зрения М. Херсковитца объясняется его некритическим к ним отношением [139, с. 75]. По-видимому, провинции сохраняли за собой значительную долю самоуправления, выражая свою вассальную преданность регулярными «подарками» во время ежегодных государственных праздников. Что же касается воинской повинности, то, как это было показано в главе 8, участие в военных действиях, особенно в грабительских походах, было не только обязанностью, но и правом, привилегией свободного общинника. Кроме того, так же как в Ойо и Бенине, провинциальный правитель был обязан сдать царю отчисления от судебных сборов.
Под строгим надзором центрального правительства находились лишь города-порты: прежде всего Вида и ее предместье и портовая часть Игелефе (Глехве), а также Абомей и Котону.
Управление Видой осуществлялось центральным правительством через посредство йевогана — третьего по значению должностного лица государственного аппарата (после мигана и мё). Мё (левый министр) был непосредственным начальником йевогана, рекомендовал его кандидатуру царю. В функции йевогана входило управление городом (совместно с городским советом из глав кварталов, составлявших Виду), судебное разбирательство (в этой сфере он не имел лишь права осуждать преступников на смерть, что являлось прерогативой самого царя), организация торговли, включая работорговлю с европейскими купцами. Йевогану докладывалось о каждом судне, пришедшем в Виду, в его обязанности входило давать официальный прием всем вновь прибывшим европейским купцам, составлять и отсылать в Абомей перечень европейских товаров, блюсти интересы царя в работорговле. Титул йевоган переводится примерно как «вождь белого человека». Он был введен в 1728 г. царем Агаджей взамен ранее существовавших трех титулов, носители которых осуществляли связь между царским двором и европейскими фортами на территории Виды. Введение титула йевоган было связано с попытками царской власти монополизировать работорговлю с европейцами. О его значении говорит хотя бы тот факт, что преемник Агаджи, Тегбесу, сменил за время своего правления десять йевоганов (почти все они были казнены царем, недовольным исполнением их службы).
Аллада находилась под руководством «правого министра», мигана. Ее должен был посещать каждый дагомейский царь в период своей коронации.
В городах, расположенных на путях из Абомея в Виду и в Алладу, были построены дворцы для царя и дома для высших должностных лиц двора.
В целом процесс формирования «имперских» институтов в странах побережья Бенинского залива не был завершен к концу доколониального периода. Функции управления были рассредоточены и частично дублировались различными категориями должностных лиц. Главным принципом организации «имперского» управления было сохранение внутреннего самоуправления за завоеванными территориями; их правители вступали на трон и правили в соответствии с местной традицией, однако требовалось утверждение в должности центральной властью. К последней переходили также решения династических споров и вопросы внешней политики. На местную политику оказывали влияние высылаемые в провинцию члены царского рода. По мере укрепления центральной власти возник также институт царских наместников из числа привилегированных рабов и институт «имперских» чиновников (также из числа рабов), подотчетных центральному правительству и ответственных за обеспечение лояльности и сбора дани с подчиненных городов.
Присоединение к «империи» новых территорий за редким исключением не влекло за собой перемещений подвластного населения; освоение центральным правительством завоеванных территорий могло включать в себя: а) колонизацию новых земель путем переселения туда части жителей метрополии; б) строительство опорных пунктов для охраны торговых путей и обеспечения дальнейшей экспансии; в) создание буферных государств на окраинах «империи».
Включение периферии в государственную жизнь, процесс политизации распространялись в первую очередь на носителей должностей, почти не затрагивая массу населения. Основными обязательствами завоеванных территорий были уплата регулярной дани и воинская повинность (участие в завоевательных походах по требованию центральной власти).
Утверждение центральной государственной власти на территории «империи» осуществлялось посредством: а) регулярно повторяющихся военных акций (для защиты рубежей «империи», обеспечения безопасности торговых путей и т. п.); б) внедрения обычая дарования (или освящения) символов власти, утверждения центральной властью подчиненных правителей; в) добровольно-принудительного участия подвластных правителей в ежегодных общеимперских праздниках в столице «империи», сопровождавшихся перераспределением части прибавочного продукта среди должностной иерархии (уплата «подарков»-дани, дары, ритуальные пиршества) и подтверждением или раздачей должностей; г) династических браков; д) системы добровольно-принудительного обучения сыновей подвластных правителей — потенциальных кандидатов на провинциальные троны — при дворе центрального правителя; е) распространения (насаждения) на территории «империи» религиозных верований и культов центра.
В «имперский» период ранней государственности на базе развитого подсечно-огневого переложного мотыжного земледелия, способного давать устойчивый прибавочный продукт, было осуществлено культурное освоение территории, «очеловечивание» зоны тропических лесов и лесистой саванны на уровне предцивилизации, формировались общественные классы.
Основными показателями культурного освоения территории можно считать: 1) создание в рамках всего социокультурного региона системы государств и предгосударств с их ближней и дальней периферией; 2) сложение системы ближних и дальних коммуникаций, контролируемых и охраняемых государственной властью; 3) степень освоения тропического леса, обеспечивавшая людям, основу экономики которых составляло переложное подсечно-огневое земледелие, возможность проживания в многотысячных городах.
Создание «империй» на практике означало, что вся территория побережья Белинского залива оказалась в большей или меньшей степени под многосторонним воздействием ранней государственности, главными политическими центрами которой были города Ойо и Бенин. Абомей, возникший значительно позднее на базе менее развитых социально-политических отношений, имел меньшую сферу влияния.
Распад и смена одних «имперских» образований другими в XIX в., перемещение «имперских» политических центров были проявлением поступательного развития ранней африканской государственности, насильственно прерванного в результате колониального порабощения.
