Всякий знает, что император Тиберий страшно страдал. Почти никто не знает, откуда информация об этих мучениях. Она из «Анналов» Тацита. Откуда Тацит знал, что Тиберий страдал? Тацит цитирует Тиберия:
«Пусть боги и богини нашлют на меня еще более тягостные страдания, нежели те, которые я всякий день ощущаю и которые влекут меня к гибели».
Только вот откуда цитата? Историку попал в руки дневник императора? Нет, это из открытого послания Тиберия к сенаторам, которое начиналось так:
«Что вам писать, почтеннейшие отцы сенаторы, или как писать, или о чём в настоящее время совсем не писать? Если я это знаю, пусть боги и богини нашлют…»
Налицо классическая «фигура речи». Говоря по-русски, «убей бог, не знаю, о чём писать». Выводить из этой риторики, что император хотел, чтобы его убил бог, — не стоит. Тацит допустил натяжку, придрался к слову, извратил смысл, прикинулся, что не понимает метафоры.
Возможно, Тиберий был нездоров. Наверное, беднягу преследовали старческие болезни. Но выводить из этого, как сделал Тацит, что император был деспот, знал за собой этот грех и был наказан за этот грех богами — вздор. Величие Тацита не в его точности, а в его сохранности. Он куда более предвзятый автор, чем любой из четырёх евангелистов. Его история — один раздутый памфлет. В современной России такие многотомные памфлеты, издаваемые бывшими сотрудниками Лубянки или ЦК КПСС, льются потоком и оседают уценёнными на уличных лотках.
Тем интереснее, когда Тацит описывает императора благожелательно. Вообще, благожелательность Тациту не свойственна. Расизм в виде грекофобии — да, этого сколько угодно. Тогдашние обитатели Рима так же ненавидели и боялись греков (пользуясь их услугами), как нынешние обитатели Рима ненавидят и боятся арабов:
«Греки по своему душевному складу падки до всего нового и поражающего воображение … умершему Феофану греческое подобострастие воздало божеские почести».
Однако, именно Тиберий прекращает следствие против сенатора Марка Валерия Мессалина, который над ним издевался (по гипотезе Скидмора, этот сенатор — брат Валерия Максима). Император призвал «не превращать в преступление бесхитростную застольную болтовню». А ведь обвиняемый назвал императора кровосмесителем и «Тиберушкой». Кто-нибудь полагал, что ласкательно-ироничные уменьшительные суффиксы только в русском языке есть? На латыни «Тиберушка» — «Тибериол», а к этому Мессалин добавил приятную аллитерацию и унизительное «мой» — «мой защитник Тиберушка», «tuebitur Tiberiolus meus». Туэбитур Тибериолус.
Наконец, именно Тиберий у Тацита произносит великие слова:
«Стоит ли дорожить жизнью, если её нужно оберегать оружием?»
Тацит, правда, назвал эту фразу «людибрия» — от слова «игра»: мол, Тиберий смешал «несерьёзное с серьёзным», «ludibria seriis». Да уж куда серьёзнее! «Neque sibi vitam tanti si armis tegenda foret?» Позволю себе перевести как «Человеку не нужна жизнь, которую нужно защищать оружием». Сказано военным, а нормальный, штатский вариант у Гиппиус-Щербакова: «А если что-то надо объяснять, то ничего не надо объяснять». Жизнь и истина — в беззащитности и необъяснённости. Слова, достойные Христа! Правда, то, что у Иисуса — сама суть жизни, у Тиберия, видимо, всё же красивое словцо. Ну и пусть красивое, зато правда!
P.S. Перевод Тацита… «Смешал ludibria seriis» у Бобовича звучит так: «примешивать к существенно важному едкие шутки». В общем, прежде цитирования нужно всё сверять с оригиналом.