Быть или не быть не от человека зависит. От человека зависит использовать «быть», чтобы стать. Или чтобы перестать быть. Да, ловушка: переставая «становиться», человек перестаёт быть. Нет промежутка, в котором реально было бы позагорать.
Русский язык, как и многие другие, почти избавился от «быть» как непременной части сказуемого. Не говорят «я есмь священник».
Подлянка в том, что говорят «я перестал быть священником». Не просто «я не священник», «я не сантехник», а именно «я перестал быть таким-то».
Впрочем, настоящая подлянка в другом, в том, что не обо всех переставших быть можно сказать «перестал быть». Нельзя сказать «он перестал быть человеком». Хотя и «Мёртвые души», и «Человек в футляре» это именно об этом. «Всякая власть развращает» именно о том, что власть и быть несовместимы. Трагедия принца Гамлета в том, что он принц. Принцевым придворным полегче, но ровно настолько, насколько можно перестать быть придворным. Принцем-то невозможно перестать быть.
Сказать нельзя, но переставших быть от этого меньше не становится. Несчастные люди, часто процветающие и счастливые. Счастье — категория психологическая, субъективная, а несчастье — объективное явление.
Самое, впрочем, трагическое это люди, которые не перестали быть, а не начали не быть. В России после установления диктатуры Ленина, появились миллионы «бывших». В основном, они были обречены на убой, только пропускная способность пыточных камер растянула убойство во времени. Это — драма.
Трагедией же было то, что новые поколения людей не начинали быть. Диктатура — которая очень не любит, если её называют тоталитаризмом, это лишь глуповатый Муссолини проговорился — диктатура диктует. Но бытие невозможно продиктовать. Надиктованное кем-то бытие это диктант бытия, в лучшем случае, изложение, «вольный пересказ». Воля куцая и болезненная для самого человека и для окружающих.
Короткие периоды, когда диктатура меняет кожу, давали поразительный эффект: люди буквально воскресали, «становились на крыло». Не новорожденные, а вполне зрелые и даже преклонных годов. Быть — это в природе человека, ежесекундно бытие рвётся в душу, и подавление бытия, соответственно, дело ежеминутно хлопотное. Никаких «генов рабства», «генов конформизма» не существует, всё приходится в поте лица давить и щучить.
Бытие прёт в жизнь безудержно и бесчеловечно. Мало запретить диктант, чтобы стать Львом Толстым. Надо ещё уметь держать обуздывать бытие и направлять его, как Толстой умел обуздывать и направлять лошадь. Классный был кавалерист, а к тому же артиллерист: бытие не пушка и не снаряд, но траекторию надо уметь рассчитать. Потому и рушится так часто человек в небытие, что лучше небытие, чем корявое, глупое, греховное бытие. Потому и про ад у Данте интересно, а про рай скучно: адское небытие всё-таки лучше вечного бытия в виде нескончаемой итальянской оперы, пусть даже и великолепной.
Так что, как замечательно говорят украинцы вместо «будем здоровы» — «будьмо!» Не просто «будем», пассивно и по инерции, и а «давайте будем». Не «быть или не быть», а «быть вяло и бледно или быть самобытно, бытийно, бытно». Не «быть здоровым», а «здорово быть» — не как констатация факта (нету такого факта), а как начало работы по изготовлению факта бытия.