Одно из отличий деспотизма нашего времени и предыдущих эпох, путинизма от ленинизма, — гибкость деспотизма. Не добровольная гибкость, вынужденная. Из-за информационной революции резко возросли затраты на уничтожение — нет, не оппонентов, но информации о них. Этого не мог предусмотреть Орвелл. Интернет не порвёшь как бумажку.
Конечно, можно устроить Северную Корею и в России, и в Китае, но пока мы видим, что деспотизм предпочитает сэкономить и допустить «плюрализм». То есть, всех не сажают. Не перекрывают все каналы. К тому же хочется избежать симметричных мер — чтобы свои дети учились и работали в Америке на «Раша тудей».
В результате меня бы при Ленине или Сталина расстреляли бы молниеносно, а при Путине — живу. У меня есть знакомые во вполне себе кремлёвских СМИ. Это создаёт определённый когнитивный диссонанс.
При Сталине люди были убеждены, что никого нет отчаяннее Эренбурга. Запад был таким же мифом как Светлояр, всерьёз не рассматривался. Теперь же — вот он, Запад и его проклятые пособники, среди нас. Вот вроде бы антисоветчик — по-нынешнему, экстремист, шпиён — по нынешнему иноагент, а он ходит по улицам, да ещё в подряснике, прямо как настоящий чаплин, прямо хоть под благословение подходи, ни шестиконечной звездой не помечен, ни в пухе и перьях не вывален. Если бы его не было, легко было бы считать себя пределом свободомыслия и либерализма, а он — есть, и в картине мире оказывается диссонанс. Но ничего — справляются с диссонансиком, справляются, человек поразительно адаптивен. С этой адаптивностью надо системно и сознательно бороться, чтобы не оскотиниться.