С утра 14 июля 1977 года любимая женщина поехала в Москву к гинекологу. В Москву, потому что мы жили в Семхозе, в доме тёщи отца Александра Меня, который был в отпуске в Коктебеле, жили с его дочкой и ещё одной знакомой.
Гинеколог был из испанских детей, в перестройку он алиировался в Испанию. Сказал, что до родов две недели. Жена звала его Пентоха, не помню, настоящая ли это была его фамилия. Гинеколог он был хороший, но и на Пентоху бывает проруха.
Жили весело, дочка о.Александра научила меня пускать сигаретный дым в мыльные пузыри. А я переводил трём беременным грациям с листа «Жизнь после жизни» Моуди, тогда ещё не переведённую. Отец Александр благословил. Вообще-то это было не совсем правильно, загробная жизнь не совсем то, что освобождает беременную женщину от беспокойства. Но эти конкретные три грации выдержали.
Ночью с 13 на 14 отец Александр приехал. Почему-то неожиданно, не помню, почему. Сотовых-то не было. Дамы встречали его в ночнушках. При виде моей любимой женщины на 9-м месяце, нашей подруги на 6 месяце и собственной дочери на 3 месяце он малость ошалел и обозвал это всё Берлагом — Беременным Лагерем.
На следующий день отец Александр потащил нас всех в Лавру, к мощам, а потом в кинотеатр напротив лаврских ворот, смотрели (мы — первый раз, да и другие тоже, скорее всего) «Римские каникулы». Перед кино было минут на 15 выступление какого-то киноведа — фильм явно числился не совсем благонадёжным и подлежал вписке в совок. Во время кино любимая женщина почувствовала некоторое неудобство непонятного происхождения.
Возникла идея поехать на всякий случай в Москву, но, выйдя, мы обнаружили, что электрички не ходят. Что ж, значит, опять в Семхоз. Отец Александр словил частника на «Москвиче» и предупредил: «Осторожно, они все беременные» (как важно в данном случае не оглушать первое «б» в «п», хотя такое оглушение придаёт всему высший смысл).
В общем, это были схватки. Часов в 9 вечера я наконец решился позвонить. Приехала скорая, отец Александр благословил её в зад.
15 июля родился мой первенец. Загорский роддом был благодушен и доброжелателен. Нам сразу показали новорожденного в окно, совершенно фиолетовый. Началась гроза. Ещё был Владимир Юликов (Vladimir Yulikov), у которого я был шафером, когда о. Александр венчал его со своей дочкой, пока о.Иоанн Мейендорф топтался у ворот запертой новодеревенской церкви.
В роддоме удивлялись, что ребёнка не назвали Сергеем, а Марком.
Это был, как я сейчас понимаю, тренд — ономастикальная архаизация. Скоро Гильгамеши пойдут. А как иначе — Сергеев вокруг было как блох.