Суббота. Вся неделя ушла на этюды об агентах КГБ, чтобы подвести к месту о.Иосифа Пустоутова в расследовании убийства о.А. Очень тяжело заниматься гебешной темой. Потому что она слишком жива. Люди относятся к гебе как к воздуху, который есть и есть, это естественно.
Сегодня натолкнулся на замечание одной мюнхенской еврейки о том, что самое страшное при Гитлере было не то, как вели себя враги, а то, как вели себя друзья. Никак не вели. Жили бок о бок с ними с XV века, казалось, свои, а оказалось — чужие. В одночасье перестали здороваться.
Ключевое слово «казалось». Потому что «бок о бок» — это может быть достаточно лишь для хомячков. Люди должны жить «душа в душу» или, как сегодня принято говорить, «социальный капитал». Денежные капиталы у евреев случались, а социального не было. Соседские контакты — не социальный капитал, они слишком неглубокие. Сегодня в Москве идеальный аналог — «таджики». Этим словом москвичи обозначают всех «морлоков», почти рабов, которые где-то копошатся, что-то делают, и всё делают плохо, коряво. Точно так же в древнем Риме относились к грекам (и к евреям, но евреев было совсем мало, как в Москве айсоров — есть, но об этом почти никто не знает). Но терпели, потому что как-то без них кто будет делать чёрную работу.
Так вот, в религиозной, даже уже — церковной — среде главное не враги, не вся эта расфуфыренная пена. Мне с ними не детей крестить. При первом удобном случае они меня засадят и раздавят. Это полезно помнить — не memento mori, а memento contori. Работай, пока не посадили. Вон, Шелкова в 83 года посадили, ты чем лучше? Каков мужик, просто чудо (см. предыдущий этюд о Кулакове). А главная досада — то есть, изрядно поутихшая боль — это вот «свои». Иловайская была такой для меня знаковой фигурой — вроде бы своя, свободная — не то что Гениева, «раб лампы» — но чужая своя. Я для неё был классово чуждый. Она аристократ, я был и остался морлоком, я не больше своего дедушки Якова же Кротова, который выбился из углежогов в переплётчики. И вот вся среда, условно говоря, «толстых журналов». Вроде бы друзья, но как немцы евреям. То есть в любой момент — морда кирпичом и мимо. И не печатают. Не потому, что «Радио Свобода», хотя некоторые уже опустились до того, что этим отговариваются, я же много лет был без «Радио Свобода», а сценарий был тот же. Да, я заноза... Но не надо быть з...цей, которой одной занозы неприятны! Не надо быть палкой, которая жалуется на то, что всюду колёса, мешающие нормально передвигаться.
И вот это жуткое явление — стукачей единицы, ну, десяток. И на 10 стукачей — тысяча не стукачей, а просто они «старик, ну ты же понимаешь, у меня приход». Впрочем, уже лет 20 как и до «старик» не доходит, просто не видят, как немцы еврея. Ну, остаётся человек сто вроде бы честных, «альтернативных» православных мужиков, все сплошь митрополиты, патриархи, ну особо скромные — архиепископы. Почти все разведенцы, почти все рукоположены в МП. Конечно, большинство бывших патриархийных священников (а таких тысячи) тихо уходят в никуда, находят профессию, стараются забыть как страшный сон это казённое священство. Меньшинство пузырькается. Ну, конечно, есть и вроде меня, кто рукоположился уже вне МП. Но и от этих ста эффект нулевой, потому что — раздолбайство. Не безответственность — нам отвечать не перед кем, а именно раздолбайство. Стёпка-балбес наше всё. Обломовы. Лежат на диване в полном архиерейском облачении. Христа не проповедуют. Службу Божию не служат. Все в свисток уходит. Как интервью давать — они архиереи, а как кадилом махать — они после работы устамши и вообще противники обрядоверия... Я понимаю, это трудно — каждое воскресенье... в квартирке... отдача нулевая... Как воду в решете носить... Так у отца Александра Меня такого чувства разве не было? Три ха-ха! Оно даже у Господа Иисуса Христа, Спасителя, Сына Божия, не нам чета — и то было (Мк. 9. 19). Ну и ничего, чувство чувством, а разгильдяйства не допускай.