В 1990-е годы, когда в России ещё оставалась хотя бы теоретическая альтернативность на выборах, пусть и по принципу «меньшего зла» (Ельцин/Горбачёв, Явлинский/Ельцин; Путин/Черномырдин, Лужков, Зюганов это уже была чистая фикция), главным в поведении агитаторов была истеричность.
Истеричность, взвинченность, категоричность, — это можно было бы обозначить как «провинциальность», «кружковщина». Правда, свойства чуть разные: провинциальность — это сужение горизонта, когда далее околицы ничего не существует, а истеричность — эмоция. Однако, именно сужение горизонта порождает истеричность. В суженном сознании возникает страх того, что близка катастрофа. Значение всякой мелочи безмерно раздувается. Поступающие извне сигналы перестают обрабатываться мозгом, который лишь посылает сигналы вовне, сводя жизнь всего и всех к близкой катастрофе.
Конечно, такое суженное сознание полагает, что просто нормально реагирует на ненормальную ситуацию. Конец света, как можно спокойно говорить, толерантно относиться к чужому мнению! Уже и конь побледнел, сейчас небо и земля испарятся!!
На самом деле, связь противоположна. Истеричность и глухота порождают катастрофы, не наоборот. Во время настоящей катастрофы, что любопытно, психика часто мобилизуется.
Истеричность вредит истерику эффектом, который был описан ещё в античной басне о мальчике, который пугал людей волком. Пугал, а волка всё не было, люди перестали приходить мальчику на помощь. В итоге волк мальчика-то и съел. Так что истеричность оказывается разновидностью лжи, причём лжи не слишком практичной. Люди, скорее, побаиваются взвинченного поведения. Вот почему даже в катастрофической ситуации лучше не эксплуатировать механизмы паники, дремлющие в психике.
Идентификация политического кандидата с мессией, богочеловеком, который один может спасти народ, а его соперника с сатаной, который погубит всех, — это истерическое поведение. Оно может быть вполне искренним. Оно может расти снизу, а не быть результатом циничных манипуляций сверху. Да политические манипуляторы обычно понимают, что цинизм — плохой помощник, во всяком случае, в жизни на длинную дистанцию.
Вот почему в 1990-е было так много истерик: «политтехнологи» вовсе не были заинтересованы в стратегии. Они спешили заработать как можно больше денег за как можно меньший срок. Истерический же настрой многих избирателей — в России ли, в других ли странах, которые оказались жертвами тоталитаризма — был ещё и результатом коммуникационного одичания. Ведь тоталитаризм прежде всего есть уничтожение коммуникации и всего, что с нею связано.