У философии так же не может быть истории, как у искусства. История есть лишь у тиражирования идей или произведений искусства, сами же творческие прорывы совершаются вне зависимости от времени. На них не распространяется учение об эволюции. Однако, есть как минимум два вполне исторических обстоятельства, которые сильнейшим образом влияли на философов.
Одно — это письменность. Возможность фиксации есть победа над тиражированием, победа над посредником. Самое важное — не возможность передать мысль другому через века и страны, а возможность перечитать собственную мысль. Изобретение письменности — как изобретение живописи, вообще искусства. Образы в голове есть у каждого, хочет он или нет, но создать рисунок, картину — этого в природе нет, это выход человека из себя. Есть центр речи, но зафиксировать речь — это прорыв во внеприродное, «мета-физическое». Человек клонирует себя и разглядывает себя со стороны, свои мысли. Так человек создаёт явление, парное к «естественному» сознанию самого себя изнутри себя. Благодаря тексту я из человека-в-себе становлюсь одновременно человеком-для-себя. Бутылка Клейна. Отчуждение себя от себя, отчуждение далеко не приятное, но потенциально чрезвычайно конструктивное.
Второе — это власть. Начиная с Платона, философ всегда борется с тем развращением, которое власть склонна вносить в человеческую жизнь. Когда философы XVII века борются с «предрассудками» — они борются не с какой-то глупостью невежд. Они борются с насаждением Бога как картошки, с насилием над свободой совести, насилием тысячелетним. Это не суеверие как таковое, это кошмар власти, диктатуры, которая не предлагает человеку верить, а обязывает. Не свидетельствует о Боге, а бьёт по голове школьной ферулой и ставит оценки за «знание» о Боге, которая и есть не знание, а суеверие и предрассудок. Мало нам естественных — физиологических, психологических — ограничений и иллюзий, так мы к ним приплюсовываем намного более опасные иллюзии, порождаемые желанием господствовать над другим.