В 2020 году Наталия Зотова в очерке «Любовь сильнее страха? Почему распадаются браки политзаключенных» рассказала о том, что всех политзаключённых бросают жёны (впрочем, первый казус Ольга Романова, которую оставил муж). Один-два года держатся. Причём, бросают не только те, для кого арест мужа был сюрпризом, а и те, кто познакомился на почве политической или даже во время следствия. Удивился и расстроился.
Мой отец сидел 18 лет. У матери было трое детей. В 1958 году, когда арестовали, мне был год. Все коллеги и друзья ей абсолютно не сочувствовали. Учителя, однокурсники по «великому» ИФЛИ выпуска 1941 года. Её родители, с которыми мы и жили, были против её замужества, отец был выходцем из совершенно другой среды. Он даже вообще был не из среды.
Он был волк-одиночка, за плечами у него было три брака, куча детей, первый брак был в 1925 году, когда отцу было 15 лет. Образование в основном самообразование.
Героическая борьба с басмачами, да, но это ведь означает, что 20-летний парень участвовал в завоевании Средней Азии, в разорении и насилии. Это ведь накладывает отпечаток, как и война до Кенигсберга и Маньчжурии, и отпечаток этот разрушительный.
Да, учитель, да, дружил со сподвижником Макаренко Калабалиным, но ведь это очень специфическая педагогика, детдомовская. И жену, беременную первым ребёнком, он поволок в детдома. Много лет пытался там «макаренковствовать», но получил сполна — и жена получила! — и стал примаком в Москве.
Чего только не было за 18 лет концлагеря! Единственное, чего не было — сотовых телефонов. Был строгий режим, свидания дважды в год. А хоть бы и чаще — как с тремя маленькими детьми ездить в Мордовию? Я два раза съездил, до сих пор передёргивает.
А у нынешних проблема: сидящий муж звонит в любое время дня и ночи, капризничает, просит лимонов, а лимоны в ларьке кончились, а мне надо и о себе думать, собой обрастать. Да, произнесено именно «обрастать». Конечно, сразу вспоминается «Анна Каренина», да и не только Толстой описывает это ощущение: жена — как палец. Ну как с ней ссориться — собственную руку отгрызать? Муж обрастает женой, жена обрастает мужем, так и живём. Как сказал Губерман, «я теперь в семью врастаю как кулак в социализм».
Я думаю, причины распада браков у «политических» всё-таки разные, а общее то, что они — не политические в строгом смысле слова. У народовольцев были идеи, у эсеров были идеи, а у этих? Как поставил товарищ Путин мироощущение: «Политика не политика, а спор хозяйствующих субъектов», так и живут: коррупция, деньги, бабло несправедливо делят! Банда взяточников, воров и коррупционеров. А что там со свободой? А ничего. В их проект это не входит, а проект нынче там, где раньше было мировоззрение.
Ну, если жизнь есть проект, да ещё хозяйственный… Это даже не марксизм, это просто филистёрство. Вещизм-карьеризм. Понятно, что тут каким-то нюням, верностям, соплям место если и есть, то небольшое.
Моя мать не разделяла если не идей отца, то его пафоса. Что же её держало? Думаю, интеллигентность в том самом смысле слова, которое появилось на рубеже XIX-XX веков. Верность, служение, преданность, чувство долга, щепетильность.
Карикатурным отображением такого поведения являются злые церковные старостихи и польские монахини при храмах. Наверное, не все, но мне как-то не везло. Точнее, не везло ксендзам этих костёлов, думаю.
А мне повезло. Ну, как «повезло»! Бог благословил! Меня, правда, не сажали. Но гебуха всё-таки досаждала — помню, допрашивают («проводят беседу») меня в скверике у метро Фрунзенская, за казармой, где вроде бы какие-то шпионы теперь тренируются, и вдруг я вижу любимую женщину со старшим ребёнком и с коляской, в которой новорожденный младший. Осень 1980 года. Так она же через мост у Новодевичьего монастыря с ними перебралась, на метро и в автобусе тогда как-то не очень ездили с колясками. Если что (а что?), подозреваю, она бы такое с этим гебистом сделала, что никакой Склиф не помог бы. Но, к счастью для бедолаги, обошлось.
Отец сидел в лагере для политических, а там срока были и по четверть века. Украинцы, эстонцы, литовцы сидели ещё с войны. Не знаю, что там было с браками. Видел башкира, который сидел за участие в резистансе (бежал из концлагеря), но к нему приезжала и жена, и дети — которых он назвал Марсель, Лилль и Руж. (Да, у него был Почётный легион, французы требовали его освобождения, но вроде бы отсидел полностью четверть века).
Опять же, не вёл статистики, но что-то мне кажется, что в среде диссидентов было как-то лучше. Ну, простейший пример — жена отца Глеба Якунина. Ну как это — бросить мужа… Жена Подрабинека… Мне даже кажется, что чаще расходились уже после освобождения или в эмиграции, но вот не поручусь. А что многие диссидентсткие браки можно было бы в качестве идеальных предъявлять нашим верующим, включая духовенство — это точно.