Я пишу обычно довольно яростно. Осторожно, из этого не следует делать радикальных выводов. У многих людей яростность — признак решительного разрыва, готовности убить или хотя бы искалечить, запретить, поставить в угол. У меня — нет, и у многих людей это просто темперамент такой.
Яростность — это стиль, а не содержание. Вот почему Померанц, человек меланхолического темперамента, был неправ, когда сделал яростность («пена на губах у ангела») критерием истины. Бывает меланхолическая агрессивность, бывает яростная доброта. Если мы этого не понимаем, нас вновь и вновь будут иметь волки в овечьих шкурах. Из многих тоталитарных людоедов только Ленин, пожалуй, был яростный людоед. Экспансивность Гитлера преувеличена, он был не такой уж эмоциональный оратор, лишь изредка прибегал к этому приёму.
Сталин и последующие преемники Ленина до Путина включительно — людоеды если не флегматические, то меланхолические.
Кроме того, яростность, как и любой стиль, вторична по отношению к идеалам. Я сторонник абсолютной свободы слова и абсолютный пацифист. Если я восклицаю «любыми средствами добиться свободы», то в «любые средства» для меня не входят цензура и насилие. Они за пределами моего сознания. Я, к счастью, не одинок. Когда средний американский чернокожий восклицает «надо любыми средствами победить расизм», это не означает, что он готовит бомбу. Для него бомба — вне когнитивного пространства.
Как можно быть абсолютным пацифистом? Абсолютный пацифизм убеждён в относительности зла. Зло вторично и маргинально по отношению к добру. Экономист Илларионов, физик Штерн, историк Солонин, — все они расисты, увы. А Достоевский был антисемит, да какой! Но Достоевский ещё был Достоевский, Солонин хороший историк, Штерн отличный физик, Илларионов профессиональный экономист, а часто ещё и очень проницательный историк же.
Это в них добро, которое первичнее и весомее их расизма.
Это не означает, что за профессионализм можно разрешить кидать в евреев или в чёрных камнями, но они же не камнями, а словами. Это означает, что надо стараться, помимо идей, быть ещё профессионалом в чём-то практическом. Пример скверного юриста, у которого за душой не было ничего реального, профессионального, творческого, который не сможет в нужный момент предъявить чего-либо качественно сделанного, который «оттянулся» в другой сфере есть, и он ужасен — Ульянов, ставший Лениным.
«Когда-нибудь спросят: «А что вы, собственно говоря, можете предъявить?» И один предъявит расизм, а другой предъявит профессионализм и расизм, и страшно, если кто-то предъявит убийство, профессионализм и расизм. Убийство все перевесит, но до убийств пока не дошло и не надо кричать, что дойдёт, а потому давить, давить, давить и патронов не жалеть.