— Ты читаешь стишок монотонно, и я тебя понимаю, ты не видишь в нём смысла, истории. А стишок со смыслом. Ну смотри: «Поспевает брусника». Брусника какого цвета?
— Красная…
— А красный цвет не упомянут. Первое умение поэта — назвать что-то не в лоб. Красный, раздражающий цвет, праздничный, но резкий — появился у тебя в голове. Словом «брусника» нажали в голове что-то — и вспыхнул красный. И это красный холодный, а не от костра: «стали дни холоднее». Сердце стало грустнее — нехороший красный! Но дальше что?
— Стаи птиц улетают прочь за синее море.
— Синий весёлый или грустный цвет?
— Грустный.
— А потом что?
— Все деревья блистают в разноцветном уборе.
— Опа: тебя переключили. Красный — тревога. Синий — печаль. И вдруг — разноцветье! Мир вокруг тебя оказывается зеркалом. Ты видишь себя. Тебе тревожно — да. Грустно — да. Но зато единственный момент в году, когда вдруг мир не одноцветный — зимой белый, летом зелёный — а радужный. А тут и красный, и жёлтый, и зелёный, и даже синий. И смотри: красный перед глазами, а не назван, а синее море перед глазами нету, а названо — и в голове появилось. Слово реальнее реальности. Если в лоб про себя думать, то ничего не надумаешь, а если вот так, глядеть на птиц, которых нет, они уже в Египте… Это ж не про цвета, это про твои мысли и чувства. Одновременно хочется мандарина, хочется поиграть с подругами, покривляться, хочется в айпад, тоскливо, весело и так далее.
— А дальше?
— Что «а дальше»? Ты выучила третью строфу?
— Нет.
— Потому что она плохо написана. Всё в лоб: солнце смеётся, осень плачет, да ещё рифма благовонья/спросонья, которая и сто лет назад была парой непонятных слов и ничего не будила. Ну, такова жизнь, включая философию, трудно удержаться на высоте!