Чистая Россия — это так просто!
Запретить смертную казнь.
Установить религиозную свободу — хотя бы вернуться к закону России 1989 года.
Установить экономическую свободу — прежде всего, для мелкого и среднего бизнеса. Изобретать тут ничего не надо, просто взять европейские и американские стандарты в судопроизводстве, регистрации, налогообложении.
Произвести реституцию — хотя бы символически, но там, где возможно, вернуть собственность и наследникам дореволюционных владельцев, и, во вторую очередь, тем, кто был ограблен уже после революции.
Профессиональная армия не более чем в 0,3% от населения страны.
Вывод российской армии из всех зарубежных государств, ликвидация всех российских военных баз.
Снести комплекс зданий «Лубянки». Всех сотрудников уволить с запретом занимать какие-либо посты в системе государственного управления. Нужны контрразведчики? Набрать новых.
Запрет на профессию для бывших коммунистов, сотрудников Лубянки и пр. Суд над особо ретивыми и нарушавшими законы даже той системы, а также совершавшими преступления против человечности, — без срока давности. С 1991 года эти преступления совершаются уже не под коммунистическими лозунгами, хотя приказы отдают всё из прежних кабинетов прежние персонажи, оружие прежнее, стиль прежний. Судить! Для этого, конечно, либо создать в России независимый суд, либо отправить обвиняемых в уже имеющиеся международные трибуналы.
Кое-что по мелочам, вроде муниципального самоуправления, свободных выборов, нормальных налогов.
В то же время, чистая Россия — невероятно сложно.
Ведь нужно не просто защищать демократические идеалы, имеющиеся на Западе, но требовать, чтобы в России власть государства была ограничена более, чем на Западе, потому что в России государство и его подданные более развили несвободу.
Найти политика, который будет за Чистую Россию, нетрудно. Трудно найти политика, который не состоит на государственной службе, не покинул её, потому что власть стала деспотичнее, чем им бы хотелось. Нужно искать новых людей и поддерживать их, пока они растут, а это куда сложнее, чем подбирать с барского стола кости и пытаться облечь их в плоть и кровь, сделать из них «демократических лидеров».
Найти политика, который будет за Чистую Россию, нетрудно. Трудно найти политика, который будет проявлять больше порядочности, чем те, кто не баллотируется, будет говорить побольше правды о себе, своей семье, не прикрываясь коммерческой или личной тайной.
Трудно найти политика (и избирателей), считающего, что политика обязана быть нравственной, и нелицемерно в это верить и жить по этому принципу. Кто исповедует, что политика — дело тайн, интриг и сделок с властью, тот пусть обращается к власти, а не к избирателю-демократу.
Нетрудно найти политика, который возьмётся сорок лет водить народ по пустыне. Трудно найти такого, который не будет при этом ехать сбоку в лимузине, который хотя бы согласится, что это неприлично.
Трудно найти политика, который будет закрыт для власти — для власти Лубянки и номенклатуры, который не будет ходить на переговоры к номенклатуре, и будет открыт избирателю. Но ведь куда деваться: политик и его партия должны быть открыты вниз, а не вверх, чтобы избиратель мог попасть на прием и к лидеру, получить от него ответ на свое письмо; а если лидеру недосуг встретиться с избирателем (которых ведь потому и немного, что они лидеру ненужны), то пусть ему будет недосуг и занимать пространство политики.
Трудно найти политика, который не использует в своих речах слов «народ», «Россия», «империя», «единство народов», «национальная идея», всякой риторики, хоть сколько-нибудь отдающей колониализмом, изоляционизмом и шовинизмом, который, напротив, постоянно напоминает, что свобода важнее безопасности, право выше необходимости, личность важнее общества.
Трудно. Но можно.
Найти избирателя, который готов поддержать такого политика деньгами, намного труднее.