Яков Кротов. Богочеловеческая историяСвобода России.

Политические ответы на аполитичные вопросы

Самое страшное заклинание большевиков: «Это политический вопрос!» Обычно это говорилось именно о том, что политикой не является — о стихах, застольных разговорах, анекдотах. «Политическим вопросом» оказывалось всё, в чём большевики усматривали свободу от своего тотального контроля.

Россия, в итоге, вынырнула из тоталитаризма с абсолютно искажёнными представлениями о том, что политика, а что нет. Например, борьба с антисемитизмом — политика. Надо судить за ксенофобские, расисткие, фашистские речи!

Антисемитизм, конечно, невеликая радость. Проповедь антисемитизма — грех и глупость (впрочем, грех глуп всегда, хотя глупость далеко не всегда греховна, к счастью). Судебное же преследование за антисемитизм — и не грех, и не глупость, но нарушение основополагающего демократического принципа — свободы слова. Поэтому, к примеру, многие западные либералы осуждают законы, карающие за отрицание Холокоста. И когда русские правозащитники и либералы пишут: «Идея борьбы с экстремизмом хорошая, только исполнение дурацкое» — это непонимание самой сути правозащиты и либерализма. Эта суть — в знаменитом: «Я готов отдать жизнь, чтобы вы могли выражать свои убеждения, с которыми я не согласен». Борьба с антисемитизмом не должна быть политикой — то есть, государственным действием, с наложением штрафов и упрятыванием в тюрьму. Не надо переваливать на государство то, что должна (и может!) делать личность.

Желание посадить антисемита, использовать дубинку государства на благое дело тем сильнее, чем менее человек готов лично противостоять антисемитизму. В случае с Душеновым — очевидно, что большинство православных России поражено антисемитизмом в огромной степени, намного большей, чем люди неверующие. Иногда складывается ощущение, что антисемитизм в православной среде так же силён, как в среде чекистов, хотя социологических исследований пока не проводилось на эту тему. Ты православный — так начинай бороться с этим антисемитизмом в своём окружении, у своих пастырей и архипастырей. Но нет! Как можно раскачивать лодку, в которой плывёшь!! Вдруг тебя сбросят — и как тогда жить!!!

Человек трусит — и начинает компенсировать свою трусость. Против овец молодец, против молодца и сам овца. Обличать антисемита, который вылез с проповедью — дело нехитрое, ты своего батюшку обличи, который молчит, потому что убеждён, что с евреями опасно бороться. Как можно просить помощи у номенклатуры в борьбе с антисемитизмом, когда эта номенклатура — во всяком случае, чекисты и МП — сама до костей мозга антисемитская.

Слабость перед системой сама — проявление лишь другого порока, более глубокого: неумения сотрудничать с людьми, с единомышленниками. «Казённые либералы» в России всегда поодиночке. Они никогда не объединяются. Тысячи- и каждый сам за себя. Либерализм остаётся идеей, и напрочь нет главного либерализма, либерализма как стиля жизни. Но либерализм прежде всего есть умение выстраивать сотрудничество не с государством, а с подобными себе частными лицами. В отсутствие такого либерализма и остаётся лишь звать дяденьку государство — даже если этот дяденька во сто крат опаснее хулигана, который на тебя напал. Что опаснее: выкрик «бей жида» или изысканное «назрела необходимость принять меры по противодействию деструктивным силам неясного происхождения»?

Разные либералы по разному оправдывают свою пассивность. Одни «пожертвовали собой» ради «дела». Другие встроились в «систему» и «изнутри преображают» её, воспитывают начальство.

Общественный бойкот не означает, что бойкотируемое явление исчезнет. В Америке полно вонючих «карманов», в том числе, православных, где собраны антисемиты. Но это именно пазухи, куда никто не суётся и которые, в силу бойкота, никакого общественного значения не имеют.

Можно сослаться на то, что в Америке изначально свободные люди, которые и действуют свободно, а в России рабство и нужно действовать исподтишка. Да только история свидетельствует, что в Америке изначально никакого либерализма не было, пуритане были фанатиками — не дай Бог (кстати, и в смысле антисемитизма). Другое дело, что там изначально не было упования на государство. В конце концов, берите пример с антисемитов — они ведь не надеются на государство, объединяются, погромы готовы устраивать и без высоких покровителей, а иногда и вопреки их воле.

* * *

Кто тащит в политику неполитическое, тот, обычно, не видит политического в политическом. Например, помощь инвалидам — детям и взрослым — политический вопрос? Кажется, что нет. Это особенно проявляется, когда власть начинает расправляться с общественными инициативами, направленными на помощь несчастным. Дали при социализме помещение, теперь отбирают — ведь не смену западному слюнявому социализму пришла своя идеология, нутряная и беспощадная. Люди страдают, но боятся выступить на уровне выше районной газеты — как же-с, это будет «политика».

Так вот: борьба с антисемитизмом — не политика, не государственное дело, а благотворительность — это политика, это государственное дело.

В каждом человеке тлеет сила сопротивления, самообороны. Это не беда и часто даже не грех, если человек употребляет силу, чтобы не допустить в свою (свою!) душу тот же антисемитизм или любой другой расизм. Беда, когда государство — эту исполинскую линзу — используют, чтобы усилить силу. Лесной костёр превращается в лесной пожар. Нет уж, надо тщательно окапывать костёр — то есть, следить, чтобы борьба за свободу слова велась словами же, а не чиновниками.

Если же руки чешутся использовать государство, то направьте эту линзу именно на силу помощи. У католиков это называется «субсидиарностью»: когда ты дал субсидию, другой дал субсидию, а средств всё-таки не хватает, тогда и только тогда можно и нужно обращаться к третьему, четвёртому, к губернатору, к президенту… На добро, не на зло! На операцию бедняку или ребёнку бедняка. На квартиру бездомному. На хлеб голодному. И даже в этом благородном деле нужен глаз да глаз, потому что государство — такая силища, что может походя зашибить до смерти того, кому взялось помогать.

Вот это «глаз да глаз» и есть политика — в настоящем, а не большевистском смысле слова. Ведь у большевиков и их преемников «политика» было бранным словом — это когда кто-то снизу осмеливается выступать, протестовать или просить не в одиночку, а группой. Совершенно верно: это и есть политика. А вот когда политбюро, или администрация президента, или мэр, или губернатор начинают бесконтрольно распоряжаться судьбами миллионов людей — это не политика, а диктатура.

Людей, которые хотят использовать государство, чтобы дать укорот антисемитам, можно понять. Свобода слова — журавль в небе, а антисемит он вот тут, сейчас каркает. Людей, которые не хотят использовать рычаги давления на государство, чтобы отстоять свои права — и права несчастных, обездоленных, тоже можно понять. Если униженно просить, если «прикинуться ветошью и не отсвечивать», то есть шансы, что барин смилуется и швырнёт со своего стола другой кусок. А может, и этот оставит.

Всех можно понять! Но ведь надо понять и тех, кто открыл свободу слова, кто открыл, что политика — не худший, а лучший способ защиты несчастных. Можно понять близоруких людей, но нужно понять и дальнозорких. Сегодня посадят антисемита — послезавтра посадят сиониста. Это кажется маловероятным, но это неизбежно. Сегодня заключим сделку с чиновником, чтобы не ел на обед наших детушек — послезавтра он съест и детушек, и дедушек. Так что свободу дури антисемитской, жёсткие рамки дури государственно-номенклатурной!

*  *  *

Классическое «гений и злодейство» для русского человека часто предстает в виде «талантливый антисемит». Подлежит он бойкоту или нет? Розанова исключили за антисемитизм из Религиозно-философского общества далеко не единогласно и после долгих споров. Однако, исключить исключили, а читать продолжили. Потому же, почему добывают золото, если его один грамм на тонну руды. Точно так же никто не будет пускать к себе в дом гениального поэта, который ещё немножечко клептоман, педофил или просто серийный маньяк. Не ровён час, заманьячит аккурат у тебя в гостях.

Примеры, правда, не очень точные, потому что относятся к людям, живущим в нормальных условиях. Имеющих дом, собирающихся на собрания, голосующих… В современной России — точнее, в России после 1917 года (которая вовсе не «современная», а, напротив, «убежавшая от современности в архаику») человек не имеет даже угла. Пожаловаться, что ему негде главу преклонити (Мф. 8, 20), русский не может, потому что голова давно преклонена на эшафот и в любой момент может быть отрублена. И почти наверняка отрублена будет не в один приём, как это бывало при блаженныя памяти Петре Алексеиче. Рубить будут долго, потому что получают не за результат, а за время.

В такой стране гениев, хотя бы уровня Розанова, не будет; во всяком случае, прозвучать им не дадут. Зато будет дикое количество талантливых стёбников, соревнующихся в умении погромче свистнуть перед толпой, покрасивее отдаться власти и при этом выглядеть тихими монашками и даже где-то в чём светочами свободной и независимой мысли.

Вот таких — можно бойкотировать? Конечно, вопрос о рукопожатности не стоит; талантливые подонки вращаются в своём, особом мире. Но книжки их читать? Цитировать удачные мысли? Или — бойкот, однозначно?

«Неоднозначно», между прочим, любимое большевистское слово. В новоязе оно было красной лампочкой: на всё воля власти. Гитлер? Неоднозначная фигура! С ним можно и пакт заключить при случае. Стратегическая неоднозначность диалектически переходила в тактическую однозначность: в каждое отдельное мгновение отношение к Гитлеру было чётко определено. Но в любой момент могло быть изменено.

Иногда «неоднозначно» выступало на передний план. Ко всем плохим иностранцам отношение было однозначное (хотя могло меняться с однозначно плохого на однозначно хорошее, по решению власти). А вот ко всем хорошим иностранцам отношение было однозначно неоднозначное. Он, допустим, симпатизирует социалистической России, но ведь в любой момент, сука, может выкинуть такое колено… Вступиться за гонимого писателя, к примеру.

Неоднозначность была вызвана тем, что субъект не желал переезжать в Россию, следовательно, был непоследователен. Вот если бы переехал (некоторые переезжали), тогда однозначно хороший, потому что в любой момент доступен для лжи, ареста или, в крайнем случае, убийства. Переехал бы Фейхтвангер в советскую Россию…

Российские интеллектуалы, пока есть возможность, тоже стараются не переезжать в Кремль. Они туда любят заходить, получать там зарплату, квартиры (особенно квартиры), командировки, гранты, премии… Но не переезжать! Эталонной фигурой тут был Эренбург, хотя всё-таки, с точки зрения нормального человека, он «переехал». Но сам-то себя он считал непереехавшим!

В современной России, где власть сильно отпустила поводок — для некоторых, только для некоторых — таких, по выражению Пушкина, «полуподлецов», стало во много раз больше, чем при Брежневе, не говоря уж о Хрущёве. У власти чекисты, они любят плодить фикции — разнообразные фонды, институты, исследовательские центры. Деньги-то кремлёвские, а доказать нельзя. Классический пример — Московская Патриархия. Не вся конечно, а верхушка. С часиками ценой в квартиру и с квартирами ценой в кремлёвские куранты.

Менее ясный пример — писательское дело. Теоретически полная свобода, издатели рыщут в поисках талантов.

На практике, однако, свобода сжата с двух концов. В низу деформированы читатели. Русская классика была бы не востребована в России, если бы не было прорыва свободы после падения крепостного права. Смердяковым Достоевский не нужен, а в России начала XXI века на троих братьев Смердяковых — один Карамазов. В верху деформировано экономическое пространство, в котором оперируют издатели. Это ведь не «бандитский капитализм», это псевдо-капитализм. К деформациям, которых и в обычном-то капитализме достаточно, добавлены такие дикие, что говорить о настоящей конкуренции абсолютно невозможно.

Так что «гений и злодейство» — не про современную Россию. Это где-то на Западе и на Востоке, а Россия — вне пространства. Котлован, как и было сказано. Какой там Розанов! Вопрос о Розанове, если использовать автомобильную метафору, это вопрос о «Мерседесе» — стоит ли им пользоваться, если в нём дурно пахнет. Вопрос же об отношении к российским псевдо-Розановым, начиная с Евтушенко и до… как говорится, не будем делать рекламы… — есть вопрос о «жигулях», о «нивах», обо всём том, чем можно пользоваться лишь потому что нет денег на нормальный автомобиль. Да, к «Ниве» надо относиться «неоднозначно». При нужде можно её даже купить.

Автомобиль лучше человека, потому что автомобиль везёт, а все эти «неоднозначные» таланты сами на других ездят.

Гамсуну из-за его симпатий к нацизму стали присылать по почте его книги… Наверное, присылавшие неоднозначно относились к Гамсуну, но однозначно — к нацизму. Хорошая новость: никаких Гамсунов в России нет. Кнуты в изобилии, а Гамсунов нет. С нашим нацизмом — а после свистопляски, устроенной из-за 70 годовщины пакта Гитлер-Сталин, можно твёрдо говорить о том, что новой идеологией Кремля стал нацизм — с нашим нацизмом сотрудничают не Кнуты Гамсуны. На безрыбье и рак рыба? Хотите терпеть подонков, если они умеют ещё и прикрыть свою подлость красивыми словесами? Тогда будут плодиться — по вашей вине — подонки с особо утонченными красивыми словесами.

Отношение к подонкам должно быть неоднозначным. Ведь и подонок — человек, Богом сотворённый, наделённый талантом, способностью любить, каяться, творить. Всё так! Подонков надо любить. Только не надо их цитировать, не надо упоминать их имён, не надо читать их книг. Это ведь не противоречит любви, это даже вытекает из любви — наркоману ведь именно из любви к наркоману нельзя давать деньги на наркотики.

И не надо бояться, что читать будет нечего. Много бы потеряли люди, если бы не читали Эренбурга? Ничего бы не потеряли! Только на совершенной свалке, при страшном дефиците нормальной литературы приобретают гипертрофированные размеры литераторы весьма умеренного значения. Такой свалкой была Россия при большевиках, такой она в значительной степени остаётся сейчас. Но всё-таки сейчас больше возможностей отойти от помоев, а не ломать себя с криком: «Я отношусь к помоям неоднозначно, среди них встречаются бриллианты!»

Пусть помойные бриллианты встречаются друг с другом, а нормальные люди пусть встречаются друг с другом. Усидеть же и на стуле в гостях у нормальных людей, и на помойке — невозможно. Вот это уж точно — однозначно. Нормальные-то люди не против, они даже не поморщатся, но помойка — засосёт. Беда-то в том, что силы человеческие не беспредельны, а потому «неоднозначное» отношение к подонкам и трата сил на них обычно приводит к тому, что нормальным людям уже никакого внимания не остаётся.

См.: Антисемитизм. - История. - Жизнь. - Вера. - Евангелие. - Христос. - Свобода. - Указатели.