Реакционное мышление: казус Элиота

Каким бы поэтом ни был Томас Элиот (что может быть вполне оценено только англичанами), как публицист он мало оригинален. Его основная мысль есть мысль реакционная, причём это реакционность XIX века, Уварова и Делянова:

«Здоровое общество меньше, возможно, нуждается в высоком среднем уровне всеобщего образования, чем оно нуждается в уважении к учености. ... Ставить же себе целью приобщение всех и каждого к вкушению плодов более осознанной сферы культуры — значит разбавлять и обесценивать даваемое. Ибо существенное условие для сохранения качественности культуры меньшинства — в том, чтобы она продолжала оставаться культурой меньшинства».

Его текст о культуре 1948 года, несмотря на эпиграф из Актона, глубоко противоположен духу Актона, духу Свободы, и есть обычный реакционный трактат в духе де Местра (ранее, пожалуй, забираться некуда, реакция есть реакция на 1793 год). Задаётся классический ложный вопрос:

«Важнейший вопрос, который мы можем поставить, таков: существует ли неизменный стандарт, с помощью которого можно сравнивать одну цивилизацию с другой и приблизительно определять совершенствование или упадок нашей собственной».

Вопрос ложен, потому что исходит из того, что сперва необходимо доказать и что доказать, между прочим, невозможно: что существуют разные цивилизации.

Трактат реакционный в самом точном смысле слова. Основанный на убеждении, что общение требует точного определения терминов. В какую пропасть ведёт это убеждение, хорошо видно в том кафкианском мире, который создала путинская Россия, где никто и ничто не работает, а лишь пытается соответствовать определениям работы, данным сверху.

Парадокс, но это суеверие не было присуще Исидору Севильскому и вообще Средним векам, которые видели в этимологии не философский камень, а всего лишь одно из средств построения аллегории. Преклонение перед происхождением как объяснением возникло в кругу реакционных интеллектуалов, возникло ровно в тот момент, когда возникла кибернетика, основанная на прямо противоположном отношении к коммуникации, на поиске не определений, а диалога. Возникло, возможно, в результате завистливой попытки освоить эволюционный принцип, но вышло как раз отрицание эволюционизма, редуцирование процесса к исходной точке процесса.

Первый тезис Элиота: культура есть нечто, подлежащее передаче, и эта передача есть традиция, а традиция требует сохранения социального расслоения. Что, собственно, и выражено уже вполне фельетонно во фразе о толпе. Какая связь между социальным расслоением и коммуникацией? Разумеется, никакой. Это просто попытка доминировать, как и всякая реакционная мысль. Доминировать, а не коммуницировать.

Второй тезис: необходимость сохранения регионализма (спустя полвека это аукнулось в позорном бегстве Британии из ЕС). Есть социальная дифференциация, должна быть пространственная дифференциация. Что дифференциация должна быть, понятно. Но не социальная и не региональная, а только и исключительно дифференциация персоналистическая. Культура есть коммуникация не регионов, а людей, отдельных, конкретных людей. Нет «зальцбургской» культуры, есть Моцарт и есть Гитлер. Всякая попытка подменить личность регионом ведёт прямиком в ад пластмассовых фольклорных ансамблей. имени разных имён.

Третье условие: «Баланс единства и многообразия в области религии — т. е. универсальность доктрины при самобытности культа и обрядов». Это написал неофит, который подошёл к католичеству чуть ближе Льюиса, но всё-таки не стал римо-католиком как Толкин, а занял самую абсурдистскую позицию, англо-католичества. Впрочем, беда в том, что к культуре эта фраза вообще не имеет отношения. Взаимоотношения доктрины и обрядов явление крайне сложное и, безусловно, всякие попытки зафиксировать «доктрину» трогательно наивны как с точки зрения религии, так и с точки зрения семиотики, но в любом случае ни к культуре, ни к цивилизации доктрины и обряды отношения не имеют, хотя быть частью культуры религиозным людям приходится.

Реакционно само определение культуры, даваемое Элиотом:

«Мой исходный тезис: культура индивида зависит от культуры группы или класса, а культура группы или класса зависит от культуры всего общества, к которому эти группа или класс принадлежат».

Бытие определяет сознание. Гегель определяет всё.

Реальность культуры переворачивается вверх ногами и подвешивается, как в Треблинке подвешивали вверх ногами евреев, пытавшихся бежать. Культура, подвешенная вверх ногами, — зрелище, приятное для охранника, но не для живого человека.

Элиот снисходительно разрешает культуру как «самосовершенствование отдельного человека», но, конечно, «на фоне общества» только. Сикстинская капелла только на фоне кардинальской коллегии мыслима!

Всё остальное у Элиота — идея культуры как явления народного, причём культура оказывается инкарнацией религии, и в культуре есть свои жрецы и свои прихожане, — классовая концепция культуры — оправдание британского правления в Индии накануне освобождения от этого правления («Указание на ущерб, нанесенный аборигенной культуре в процессе имперской экспансии, никоим образом не является обвинительным актом против самой империи, как об этом поспешат заключить сторонники ее роспуска»), — всё это представляет сугубо исторический интерес. Это не означает, что само реакционное сознание мертво, оно не может умереть, но оно сегодня рядится в иные словеса, хотя смысл прежний: отрицание личности, отрицание личной свободы, отрицание для всех, кроме себя и тех, кто тебе симпатичен. Что и есть утонченная степень бескультурья и варварства.

Полезно помнить, что среди предшестенников Элиота не только безобидный Константин Леонтьев, но и Арнольд Тойнби. Сэр Арнольд. Автор толстого исследования культур и цивилизаций. Всевластный чиновник британского МИДа, на совести которого резня, сопровождавшая переустройство Балкан после Первой мировой войны, регионализация в действии.

Элиот бранит нацизм и коммунизм, но его текст восходит к общему с нацизмом и коммунизмом корню, к тому корню, который извлёк и представил на всеобщее обозрение Карл Поппер. Тоталитарное, манипулятивное мышление, когда себя человек отождествляет с бытием, космосом, средой, культурой, порядком (гитлеровскому орднунгу идеально соответствует английское слово order, которое любил Элиот и использовал в статье 1945 года, из которой выросла книга. Элиот критикует тоталитаризм нацизма и коммунизма как конкурент:

«Сегодня наше культурное сознание приняло формы, способные вскормить нацизм, коммунизм и национализм одновременно; формы, подчеркивающие разделенность и не указывающие, как ее преодолеть».

Не «сегодня», а полутора веками ранее, когда на революцию во Франции интеллектуалы отреагировали блицкригом назад, отреагировали гегельянством, отреагировали воспеванием империализма самого худшего рода – империализма не торгового, не аристократического, а империализма страха, страха перед свободой личности.