Встань, намоченный!

«Упал, намоченный!» Среди антисоветских ехидностей эта — одна из самых безобидных и дозволенных. Помимо прочего, ехидность была безобидна, потому что была архаична. Уполномоченные были в моде в самые первые годы тоталитаризма, потом пошла другая номенклатура.

«У» — вот что самое обидное в «уполномоченный». «Полномочный» — ого-го! «Уполномоченный» — три ха-ха. Подвеска к привеске. Полномочный сплюнул — уполномоченный родился. Упал, намоченный.

Упал — отжался. Стань уполномоченным, гордый человек, — сказала советская власть. И стал. Именно гордецы не в силах отстоять свободу от уполномоченности. Так рождается советский человек, который на вопрос «Как Вас зовут» отвечает либо «я не уполномочен об этом говорить» либо «Вы не уполномочены об этом спрашивать».

Такова искалеченная психика раба. Раб живёт, потому что ему разрешают жить. Его уполномачивают жить — уполномачивают ежедневно и ежечасно. Ему оставили жизнь — и это важнее, чем то, что жизнь его дана природой (и Богом, но настаивать на этом я не уполномочен). Раб тот, кто делит мир на уполномачивающих, уполномоченных и не уполномоченных. Можно технически дать человеку свободу, но психология уполномоченности в нём остаётся и с нею он должен разбираться сам. Никто не полномочен освобождать от уполномоченности.

Простейший пример: русский интернет полон жалоб на цензуру. Имярек стёр мой текст в своём блоге — это цензура! Но цензор властен лишь над тем, над кем уполномочен! Если автор вычёркивает слово в своём тексте — это не цензура, потому что никто не уполномачивает автора творить, творчество изнутри идёт либо оно не творчество. Если человек выметает мусор из комнаты — это не цензура. Вот если человек, проживающий в стране, где нет свободы слова, подаёт рукопись на публикацию и, соответственно, на цензуру, — это да… Это драма. Но когда свободный человек написал другому свободному человеку, а тот отказался читать и держать у себя, — это не цензура, это свобода. Крик «Это цензура!» означает «Я не хочу быть свободным, я не могу быть свободным, я тебя уполномачиваю быть моим цензором! Хочу зависеть от кого-нибудь, хотя бы и от тебя!!»

Рабство в результате порабощения — драма, рабство добровольное — трагедия. Взамен, конечно, жертва вымышленной цензуры получает глубокое удовлетворение мелкой потребности — потребности освободиться от свободы. Не потому, что человеку хочется быть жертвой цензуры, а потому что человеку хочется самому быть цензором. Так ведь кто считает цензурой нежелание читать свои тексты и помогать их распространению, тот себя считает уполномоченным возвещать истину всему свету, а другого — обязанным помогать в оном возвещении.

Встань, намоченный! Подымись-воспрянь-воскресни из лужи рабства. Вымышленное оно, это рабство. Нечего из себя выдавливать, и так уже всё вокруг заляпали выдавлениями. Открой глаза, закрой рот и виждь — ты живой не потому, что тебя кто-то уполномочил. Ты можешь и должен всё знать, не потому, что кто-то уполномочен тебе всё открывать. Да, не ходи на компромиссы с уполномочеными всех сортов — частный случай «блажен муж, иже не иде на совет нечестивых». Не уполномочи ближнего своего, да не уполномочен будеши. Полное солнечное затмение — когда луна полностью застит Солнце, а полнота там, где полномочия не застят жизни, мощи, любви.