Условие свободы — условная поддержка

Миллионы людей жили в России и живут, но до сих пор единичны люди, способные ответить как Андрей Сахаров на вопрос: «Поддерживаете ли Вы Горбачёва?» Сахаров ответил: «Условно». Чем и разоблачил себя: условная единица среди безусловных миллионов, которые многое делали условно, но вот поддерживали начальство — безусловно. Демократы, которые за демократию, при условии, что им заплатят… Кадеты, которые за конституцию, при условии, что конституция отделена от реальной жизни… Либералы — при условии, что либерально будут относиться и к их казнокрадству… И все, безо всяких условий, за наличное начальство.

Тут и обнаруживается принципиальная разница между кесарями и Богом. Кесарю нужна поддержка, Бог её даже не просит. А зачем она Ему? Разве крыша нуждается в поддержке сосулек? Бог вообще ни в чём не нуждается, и все человеческие славословия — не более чем восторг сосульки: «Крыша, миленькая, какая же ты прочная!» Кесарям тоже хочется не поддержки, а славословий — чтобы подданные считали себя сосульками, которым без крыши не жить. Ишь, куда поехала: это Небеса — крыша, которая стоит без стен, и Бог — Он и без людей Бог. А самый вертикальный кесарь — всего лишь гимнаст на верхушке довольно причудливой комбинации из тысяч людей. Православный мыслитель Владимир Соловьёв описал это как «горизонты шоколадные в вертикальных небесах». Много их — пирамидок из шоколадок, и каждая мнит себя вавилонской башней. А солнышко греет, а шоколадки тают, тают…

Земные царства и делятся на демократические — это где шоколадки понимают, что пирамида власти сложена из них, и складываются в пирамиду на определённых условиях, — и на недемократические. Это — где всё население запихнуто в морозильник (насчёт «подморозить Россию» — современник того же Соловьёва, Победоносцев). Так что когда в наши дни говорят «американцы поддерживают своего президента» и «русские поддерживают своего президента», полезно помнить: в Америке президента именно поддерживают, и весьма условно, в России же не народ, а президент, не условно, а безусловно, и не страна поддерживает власть, а власть держит страну в морозилке.

Земная власть крайне условна, потому и нуждается в безусловной поддержке, но имеет право лишь на условное сотрудничество. Небесная власть безусловна настолько, что её и властью-то называть не совсем верно — разве что «власть любви». Но это уже поэзия, а не политика. Бог имеет право на безусловную поддержку, но не нуждается даже в безусловном сотрудничестве. Безусловный Бог заключает безусловные договора — безусловные не потому, что с Богом неуместен спор, а потому что Бог никаких условий не выдвигает, а просит одного — поговорить. Бог — Слово, жаждущее общения при любых условиях. Таков и образ Божий — человек. Поэтому Бог и предупреждал насчёт яблока: это было не условие, а граница человечности. Человек становится условен, смертен, когда пытается стать таким же безусловным, как Бог.

Богу милее Иов, который говорит с Богом, а не друзья Иова, которые Бога безусловно поддерживают. Безусловно — и бессловесно, потому что «Слава Богу!» — это не слова, это славословие. Оно, конечно, уместно в общении с Богом, как уместен тост за праздничной трапезой, однако, только пьяница разговаривает одними тостами.

Поклонники власти возглашают тост: «Я верю!» Жванецкий верил Горбачёву, Эренбург Хрущёву, и это ещё из лучших. Иногда за веру в тирана платят и верующие, но чаще — совершенно посторонние люди. Гитлеру верили немцы, а сгорали в Освенциме те, кто такой веры не имел.

Власть хочет тостов, а давать ей следует — поручения. Избрать мэра… Заменить призыв на профессиональную армию… Освободить мелкий бизнес от известно кого и чего… Это всё маленькие проблемы, легко решаемые при определённых условиях. Деспотизм и начинается, когда люди сами отказываются и других призывают отказаться от всех этих маленьких дел, от мелких условий, и требуют безусловно подчиниться воле власти.

А при каких условиях заканчивается деспотизм… Да при любых — лишь бы эти условия выдвигались, а соответствие им проверялось. И это так же верно, как то, что российский деспотизм предпочитает свои безусловные рублёвые триллионы держать в глубоко чуждых ему условных единицах.