Красноречие и беломолчание

Владимир Ленин призывал к агитации и пропаганде. Неуклонно разъяснять линию партии… Вербовать сторонников… Разоблачать и переубеждать…

Гитлер тоже и призывал, и убеждал.

Только вранье, что Ленин кого-то сагитировал, или что Гитлер был великий оратор. Большинство за ними никогда не шло, власть их держалась на лжи и насилии, а несогласных они просто убивали.

Сегодня совестливый человек, утирая кровь и сопли, идущие из души, по которой долбанули избирательной урной, шепчет: «А я буду налаживать с вами диалог! Я постараюсь вас переубедить!! Демократия начинается с диалога!!!»

Демократия, действительно, начинается с диалога, но диалог этот ведётся отнюдь не с долбающими. Поздно поить боржоми тех, у кого почки отвалились.

Сравним век нынешний и век минувший. В 1968 году в Москве было 6 человек, способных выйти на площадь, в 2012 — около шестидесяти (считать следует, разумеется, не тех, кто способен выйти на разрешённую площадь, будь Болото, Сахарова или Кольцо, а именно тех, кто выходит на всё ту же Красную площадь). Рост в десять раз — да это отлично! На самом деле, можно приплюсовать и тех, кто пошёл наблюдателями — это в определённом смысле труднее даже, чем выйти на площадь, и тогда получится рост в 200-300 раз.

А теперь вопрос: разве этот рост достигнут благодаря тому, что диссиденты и правозащитники кого-то убедили или хотя бы пытались убедить? Данибожежтымой! Они пытались, но это была пустая трата времени. Важнее то, что они существовали, скандалили, ходили в суды, — в общем, жили.

Так на новом материале обнаруживается простейшая истина: лучшее слово — это личность. Преподобный Серафим Саровский сидел в лесу, Богу молился, а тысячи людей к нему шли и менялись. Конечно, кроме преподобного Серафима были еще десятки молитвенников, к которым никто не шёл, но, изучая их биографии, легко увидеть, что это и хорошо, а то бы они такого наговорили, что газета «Радонеж» покраснела бы.

Красноречие это хорошо, но красноречие — как музыка, которая состоит из тишины, украшенной звуками. Красноречие состоит из молочно-белого молчания, которое иногда вспыхивает словами. Этим молчанием молчал Иисус, когда Пилат стёбно вопрошал, что такое истина. Перед односельчанами Иисус распинался, а перед распинающими Его молчал — и учеников Он послал проповедовать Воскресение «до концов земли», то есть, «куда Макар телят не гонял», а не к Пилату и не к Синедриону, хотя оные были совсем под боком.

Св. Димитрий Ростовский сравнивал жизнь с базаром, на котором каждый продаёт своё слово. Большинство на базаре — люди, которые ещё не определились с выбором, и к политическому базару это тоже относится. Если человек приверженец компьютеров «Эппл», не стоит тратить время и пытаться убедить его купить компьютер «Самсунг» — за это время три «Самсунга» можно продать колеблющимся. С теми, кто голосовал за Путина (это меньшинство голосовавших, не говоря уже о том, что это меньшинство граждан) бессмысленно налаживать диалог. Эти люди понимают лишь силу, поэтому они и за кулак. Их больше, чем демократов, и можно всю жизнь потратить — без малейшего результата — объясняя силовикам, что сила это не метод.

Лучше потратить то немногое время, которое есть у занятых людей на пропаганду и агитацию, обращаясь… Обращаясь к «болоту»? К соседу по лестничной клетке? К тому, с кем ты сжат в метро? Ой, нет — это будет попросту чесание языка и разговор пикейных жилетов. Ситуация не та, чтобы кого-то убедить, потому что в этой ситуации говорящий, убеждающий остаётся для собеседника безликим, а убеждает лишь слово, исходящее от симпатичной личности.

Детей своих убеждайте! Что, стрёмно? Дети-то нас как облупленных знают, поэтому плевать и чихать хотели на наши убеждения? Ну, всё не так плохо — дети, конечно, кочевряжатся, но деться им некуда, всё равно будут похожи на нас. Владимир Ильич, в конечном счёте, всё равно повёл себя как его отец, только тот был пытался просветить одну губернию, а сын с целой страной обращался как с Филипком. Отец Гитлера больше всего любил свою пасеку, и сынок с немецким народом обращался как с роем пчёл, а кого считал необходимым, того окуривал газом. Формы меняются, содержание остаётся — если, конечно, в нас есть содержание.

Если провести опрос среди нынешних участников демократического движения, то вряд ли найдётся хоть один человек, которого убедил какой-то демократ предыдущего поколения. В этом сила демократии — она не передаётся, она не внушается, она вырастает из внутренней потребности человека в свободе. Вырастает либо прямо — тогда это демократия, либо криво — тогда это деспотизм. Отдельного «семени деспотизма» нет. Несвобода есть всего лишь извращённая свобода, а вот про свободу нельзя сказать, что она извращённое рабство. Хотя, конечно, сторонники деспотизма убеждены, что демократы так же любят деспотизм, как они, так же деспотичны, только ещё и лицемерят. Демократ убеждён в искренности деспота, только это искренность заблуждения и греха.

«Промолчи — попадёшь в палачи». «Не могу молчать». Всё это верно, когда человек — Галич или Толстой. Большинство людей своё несогласие лучше выражает по Пушкину — «народ безмолвствует». Не верь, не бойся, не полемизируй. Молчание — знак согласия? Да, любой диктатор, заткнувший рот народу, исповедует этот принцип, но и он знает, что молчание — знак ничего. Поэтому и организуют всяческую высурковскую пропаганду, поэтому такой неудержимый словесный понос у тех, кто мочит, фальсифицирует, лжёт. Разговаривать с ними не о чём и незачем.

Конечно, есть ещё «молчаливое большинство». То, которое сидит перед телевизором и смотрит первую программу. Ворчит, но смотрит. С ним — стоит разговаривать?

Как сказать… Проще всего, воспользоваться аналогией. Есть смысл поговорить о Христе со случайным попутчиком в поезде, но нет — с пьяницей, и если пьяница попутчик, то — молчать. Есть смысл поговорить о Христе с атеистом, но нет — с тем, кто исправно посещает церковь, чтобы послушать, как настоятель из мерседеса (непременно из мерседеса! Нищих-то чего слушать, мы и сами нищие) с богохульным и хулиганским призывом «Русь святая, храни веру православную!» Ежели человек деградировал до «русь святая, храни», значит, с ним так же бесполезно говорить о Боге, как с солдатиком, который Иисуса тыкал копьём, чтобы проверить, сдох или нет. Сдох Иисус, воистину сдох, поэтому приидите, поклонимся единственному живому божеству — Святой Руси, которая хранит православную веру в чемоданчике атомном.

С диктаторами не говорить, с подручными диктаторов не говорить, и, главное, не бояться, что отучишься разговаривать вообще. Наоборот. Сперва научиться не разговаривать с палачами и их подручными, которые так и набиваются на разговор, а иногда и деньги получают за то, чтобы всё наше время занять диалогом бессмысленным и беспощадным. Большинство, впрочем, бесплатно защищают палачей — не будем циниками, подобно им. Получают психологическую выгоду, ну и возможность спокойно быть предпринимателем, учителем, кассиром, завотделом, пенсионером и т.п. Говорить с таким большинством не о чем и незачем. Дай Бог, чтобы они нас не уговорили, как уговаривают бутылку водки.

Потом, научившись не разговаривать с палачами разных калибров, мы научимся разговаривать с толпой вокруг эшафота. Толпа вокруг эшафота — это люди, они вокруг эшафота лишь потому, что эшафот у нас — в половину России, каждый рядом с ним, хотя большинство этого не видят и видять активно не хотят. Трудно ведь жить рядом с эшафотиком-то.

Нынешняя оппозиция малоразговорчива: склонна повторять штампы, предпочитает не говорить, не обсуждать, а молча стоять толпой, заменив способность говорить на беленькую ленточку. Что ж, палачам и их свите демонстрируем белое молчание, но вот жертвам — слова, и побольше, да и деньги не помешают, а всем остальным, начиная с собственных детей — красноречие, только чтобы красный был не эшафотного оттенка, а как паруса Ассоли.

* * *

Любопытно, что российский закон о запрете митингов, в числе прочего, запрещает появление на митингах и демонстрациях в масках. Ну, конечно, запретители сами-то норовят именно в масках, поэтому они «врагам» и запрещают то, что сами считают грозным средством борьбы…

Вся ничтожность российской «оппозиции» видна из того, что она обжаловала закон о запрете митингов в «конституционный суд». Который, разумеется, постановил, что это — закон о разрешении митингов, что все запреты лишь обеспечивают безопасность врагов народа во время выражения ими антинародных чувств, так что жалоба необоснованная. Жалуясь в этот «конституционный суд», лишь расписываешься в том, что ложь — это правда, что твой палач — твой брат и т.п.

Гениальнейшее у Пушкина — описание психологии дворянина уже после захвата осажденной крепости. Это провиденье всех послереволюционной истории России. За последние лет пять с трудом часть интеллигенции оставила психологию «у нас одна страна на всех» и пришла к психологии «у нас своя страна, у них — своя». Горькая же правда та, что у «нас» нет никакой страны. «С Россией кончено» — сказал один украинский (коктебельский) писатель еще в 1918-м году.

Мы дважды «не от мира сего» — как христиане и как захваченные большевиками. Не от мира сего и не от России сей. Ну, и происходит расслоение на Гриневых и Швабриных. Это — у тех, кто вверху, а у тех, кто и в мирное время был ничем, как я, выбора нет. Пономарю Яшке и при императрице, и при Пугачеве один пердомонокль.Там дно и тут дно. Это Немцов с Касьяновым, Белковский с Гельманом упали с вершин, а я и при Брежневе был социальный нуль, и при Ельцине, и при Путине. Только вода была чистая, а теперь мутная — существенное различие! Но я-то ведь первые треть века прожил ровно в такой же мутной воде, мне даже отчасти легче, привычно… Ну что ж, надо работать все равно работу, которую Бог перед твоими глазами как морковку вертит… И манится, и колется, и страшно, но что ж делать… Как говорил Нельсон, подтягивая кальсоны, «дьюти нон-фрии»…