Монополизм как тоталитаризм

Русские образованные люди с 1991 года занялись тем, чем занимались в 1920-е годы. Пастернак в «Живаго» сравнил это с поведением лошади, которая дрессирует себя сама. То Ольга Крыштановская, автор блестящего исследования о перетекании советской номенклатуры в нео-советскую, вступит в партию номенклатуры и начнёт объяснять, почему это нормально. То очередной пишущий телеведущий начинает объяснять, что в России, при всех изъянах, свобода частной жизни. Теперь Леонид Костюков, пишущий редактор интернет-портала, восклицает: «Можно сейчас не лгать, не унижаться — и быть: священником, учителем, инженером, врачом, журналистом? Отвечаю: да».

Самое печальное, что в том же убеждены многие вполне порядочные и честные священники — что они могут не лгать. Что унижаться священник вынужден, не секрет — российские архиереи деспотичнее даже российских паспортисток. Но унижение, в конце концов, может быть полезно для борьбы со своей гордыней (хотя чаще всё-таки вреда больше, во всяком случае, для Церкви — точно). Зато, унижаясь перед архиереем, священник защищает свой приход, если он человек порядочный. Непорядочный защищает свой карман, но что говорить о таковых… В общем, унижение можно превратить в самопожертвование. Вот ложь ни во что не превратишь. Она для христианина (а священник всего лишь показывает, что такое настоящий христианин) совершенно неприемлема.

Вот пример честного священника, который искренне болеет за проповедь Евангелия, который говорит и пишет очень смелые вещи. Унижается — например, по распоряжению архирея отказался от ведения блога. Но есть ли ложь в горячей речи священника Петра Мещеринова о миссионерстве? Верно, что православному миссионерству мешает корыстолюбие православного духовенства? Увы, да. Обрядоверие и ханжество большинства православных мешают? Ещё как. Политизированность членов Московской Патриархии, включая сознательное и намеренное игнорирование жгучих проблем современной жизни, начиная с попрания прав человека — мешает? Мешает. Миссионеры приглашают войти в светлое, доброе, вечное. Человек входит. Оказывается в пыльном, скучном, средневековом с привкусом рабовладельческого строя.

Всё верно? Всё правда? Нет! Это правда внутри большой неправды, настолько большой, что она вообще не воспринимается как нечто реальное. Так люди, живущие на спине чудо-юда рыба-кита, не подозревают, что живут именно на чуде-юде. Правда же, с которой надо начинать, в том, что для миссионеров Московской Патриархии есть два главных препятствия: привилегии им и дискриминация других миссионеров.

Привилегии небольшие, однако, они очевидны именно в сравнении с дискриминацией. У отца Петра есть храм. Не будем говорить о том, что храм, скорее всего, имеет льготы по отоплению и освещению. А вот о чём надо сказать — что за прошедший год у православных в Суздале, которые в перестройку посмели покинуть Московскую Патриархию, отобрали полтора десятка храмов. Что уж говорить о кришнаитах, которые на свои деньги построили храм, так его попросту снесли и до сих пор не дают возможность построить новый. Чекисты привычно, но активно преследуют иеговистов. В Южно-Сахалинске как раз во время выступления о. Петра на 40 тысяч долларов оштрафовали корейских миссионеров, которые посмели, не имея разрешения на работу, лечить людей.

Штрафуют не только за лечение, но и за организацию языковых курсов (бесплатную), да за всё, за что можно и за что нельзя. А вот миссионеров Московской Патриархии за те же самые дела не штрафуют, а восхваляют и награждают. Надо подчеркнуть: речь идёт о привилегиях не всем православным миссионерам, а миссионерам лишь одной из православных конфессий. Конечно, самой многочисленной. Только тут порочный круг: Московская Патриархия самая многочисленная, потому что ей помогает власть, а власть ей помогает, потому что Московская Патриархия самая многочисленная.

Каким образом дискриминация одних миссионеров обесценивает проповедь других? Святой Димитрий Ростовский сравнивал духовную жизнь с ярмаркой, на которой каждый выкладывает свой товар. Все недостатки, которые так верно описал Мещеринов, есть лишь результат монополизма Московской Патриархии. Ровно та же ситуация с российским автопромом. На картинке его творения выглядят не хуже иномарок, только садиться и ехать — совсем другое дело. Так у российского автопрома конкурентов побольше, чем у Московской Патриархии.

Точно та же ситуация во всех прочих сферах жизни, включая журналистику. Журналисту могут платить и тысячу, и две тысячи долларов в месяц, могут печатать охотно в разных изданиях, а всё же в отсутствие настоящей свободы слова он не может быть уверен, что знает себе цену. А если бы жива была Анна Политковская? А если бы не разогнали журналистские коллективы 1990-х годов? Многие ли нынешние журналисты понимают, что они, пусть даже начали свой путь после погромов СМИ в начале путинщины, всё же творят на кладбище? Инженеры, врачи, учителя, — они понимают, что не совсем честно живут? Что система организована так, что лучших выдавливает на Запад? Понимают, поэтому начинают кричать о том, что остались в России из патриотизма, жертвуя собой. Может быть… Только вот беда — проверить это нельзя. А судя по тому, какими условиями недавно обставили российские академики возможность хотя бы частичного возвращения уехавших учёных в Россию, и в академической среде страшно боятся конкуренции.

Журналист, уверенный в своей честности, одновременно отвесил Ходорковскому: «Можно, не беря на душу грех, «заработать» миллиарды? Думаю, скорее нет». Что ж, — Ходорковский находился ровно в той же ситуации, что и журналисты, священники, врачи и прочие «отечественные производители» чего бы то ни было. Деформированная ситуация. Несвободная. Причём несвободны одни — потенциальные конкуренты — а коррумпируются другие, те, кому дорожку соломкой выстлали.

Помянутый интернет-литератор в классическом советском стиле сравнивает своё потребление с потреблением коллеги из Америки. Удовлетворённо итожит: одинаково потребляем. Только вот производство — не сравнить, потому что западный журналист действует в условиях конкурентных, а наши — не вполне. Точно так же и нефтяные магнаты там и у нас, как и врачи. Причём, речь идёт не только о конкуренции внутри отдельных занятий и отраслей, а о конкуренции как культурном, системообразующем явлении.

Идеал жизни удовлетворённый русский житель описывает вполне на советский манер, только заменяет коммунистическое будущее церковью:

«Маршрутки ходят, колбасы свисают с прилавков. Даже — страшно сказать — денег хватает. Изредка кого-либо из близких и родных припирает со здоровьем — и я иду в церковь, ставлю свечку и прошу Господа о смягчении участи. А в остальное время ни о чем даже и не прошу, чтобы Его не гневить».

Разумеется, «церковь» имеется в виду только московско-патриархийная, другие не рассматриваются. Своя к своим, полуконкурентные к полуконкурентным.

Честность, порядочность, нормальность — их отсутствие гарантирует, что человек подлец (кстати, профессионалом он всё-таки может быть, только проку от этого никому нет). А вот наличие честности, порядочности, нормальности — ничего не гарантирует. Повара в Освенциме были? Были. Готовили для эсесовцев по одной норме, для заключённых по других. Вряд ли воровали — у заключённых нечего было воровать, у эсесовцев воровать было страшно. Да, может, повара были тоже из эсесовцев, а может, просто честные немцы или честные поляки.

Возможность «нормально жить» внутри самой ненормальной ситуации — великий дар Бога человеку. На этом даре основывается свобода. Человек может быть жертвой, а может — палачом, это не означает, что жертва всегда любящая, честная, а палач — лжец и негодник. Тем не менее, быть палачом нельзя. Точнее — тем более нельзя быть палачом, что быть палачом можно без большого ущерба для своей души. Рассказы про то, что палачи спиваются и сходят с ума — обычные зэковские байки, вздор.

Недостаточно быть честным и нормальным человеком, чтобы быть человеком. Ведь человеком становятся благодаря существованию человечества. Вот обезьяна будет обезьяной, даже если её с первой минуты жизни изолировать от обезьян. С человеком такой фокус не пройдёт — пока он ребёнок. Когда же вырастает, тогда начинаются фокусы: накрыть себя платком, шляпой, забыть о других — ну, кроме близких, друзей, родных —  и думать, что в образовавшейся темноте ты вполне нормален и жизнь продолжается. Конкуренты — они же ближние — куда-то исчезли, колбаса свисает, всё отлично… Только рано или поздно платок сдёрнут — и… Хорошо ещё, если это сделает Бог, Он добрый и простит. Только значительно чаще из упоения своей нормальностью человека выдёргивают другие люди. А тогда, как сказано в Евангелии, «бывает для человека того последнее хуже первого».