Псевдо-речь как возвращение в вагину
Анжелика Балабанова, первый настоящий враг ленинизма, была фантастическим человеком. Социалистка, порядочный человек, скромный, - это всё нормально, Меркель тоже такая. Балабанова была ещё и полиглот, да не просто полиглот, а поэт-полиглот, она сочиняла стихи на всех языках, которые знала, сочиняла легко, стихи нравились окружающим (не более того, но нравились). И вот именно она, специалист по слову, впервые отметила одну особенность новояза, которую не уловил даже Орвелл. Новояз не просто ложь. Новояз не просто подменяет смыслы, новояз прежде всего отменяет смысл как таковой. Новояз проверяет на лояльность готовностью видеть смысл в бессмысленных текстах.
Балабанова столкнулась с этим в 1923 году, когда Зиновьев стал по приказанию Ленина превращать международное рабочее движение в послушного раба Кремля. В документах III Интернационала, которые Зиновьев в изобилии рассылал по планете и которые должны были безоговорочно приниматься в качестве руководящих, «было почти невозможно найти в каких-либо их документах объяснение того, что на самом деле требовали большевики от своих последователей: почему они вносили раскол в какие-то партии, отлучали другие партии, третьи объявляли непогрешимыми (даже самые правые); почему некоторых руководителей объявляли шпионами, предателями, фашистами и т. д., в то время как других, которые действительно предавали движение до и во время войны, принимали с широко раскрытыми объятиями и делали коммунистическими руководителями в их собственных странах. Единственным действительно применявшимся критерием, несмотря на все многословные политические тезисы, было полное принятие хотя бы на словах указаний Москвы».
Сама бессмысленность текстов, абсурдность словосочетаний была ключевым моментом. Если человек соглашался с тем, что в бессмысленном тексте есть смысл, он уже расчеловечен. Он предал язык, предал разум. Всё – это винтик.
Вот образчик псевдо-речи, отрывок из резолюции III Конгресса Коминтерна о тактике, выбранный наугад:
«Если в других странах задача коммунистических партий, ставших массовыми партиями, состоит в том, чтобы в большой мере проявить инициативу в области массовых выступлений, то задача коммунистической партии в Англии состоит прежде всего в том, чтобы на основе фактически развивающихся массовых выступлений показать и доказать массам, на их собственном опыте, что коммунисты являются подлинными и мужественными выразителями интересов, потребностей и чувств этих масс …[Во Франции в] своей парламентской борьбе партия должна решительно порвать с теми лицемерными формальностями французского парламентаризма и свойственными ему формами ложной учтивости, которые сознательно поддерживаются буржуазией в целях гипнотизирования и запугивания представителей рабочего класса. Представители коммунистической партии в парламенте должны приложить все усилия, чтобы в своих строго контролируемых выступлениях разоблачать всю ложь националистического демократизма и традиционного революционаризма и ставить каждый вопрос как проблему классовых интересов и непреклонной классовой борьбы».
После прочтения этого набора слов становится понятнее оценка Балабановой:
«Эти тезисы и требования, рассылаемые различным движениям и партиям для того, чтобы верующие безоговорочно приняли и руководствовались бы ими, были написаны на искусственном политическом жаргоне, изобретенном русскими большевиками. В переводе они были еще менее вразумительными. Слово с латинским корнем русифицировалось, затем оно переводилось людьми, которые понятия не имели о его происхождении, словом, имевшим совершенно другое значение или не имевшим его вообще. Или искаженное русско-латинское слово целиком вводилось в текст на другом языке. Но эти длинные тезисы и искусственные лозунги были предназначены не для понимания и обсуждения, а просто для того, чтобы им следовали. Их копировали сотни газет, тысячи людей различными способами внедряли их во всех странах».
Не следует думать, что у текстов новояза была какая-то внутренняя магическая сила. Им поддавались разные люди из разных соображений, но в основном – из упования на власть, кратоцентризма. Ведь эти тексты рассылались не психопатом-одиночкой, а членом правительства единственного в мире как бы социалистического государства. Принять этот текст означало совокупиться с этим государством. Тоталитаризм эротичен. Ленинизм есть говорящая и направляющая вагина. Разумеется, всё, что она говорит, не имеет смысла, зато возвращает человека, входящего на этот путь, в тёплую, пусть и тёмную утробу власти.
К сожалению, бессмысленный текст как тест на покорность изобрёл не Ульянов. Бессмысленных текстов - устных и письменных - большинство в мире. На них покоится всякое насилие, всякое отупление, всякое отчуждение. Их плодят те, над кем горьким смехом посмеялся Эразм в "Похвале глупости", и в наши дни разумно бдить - а точно ли перед тобой осмысленный текст, или ты попросту уже так далеко зашёл в самообмане ради власти, что принимаешь наугад собранный компьютером набор слов за речь.