2015 год: Вяленое быдло

Фильм «Дурак» (Юрий Быков, 2014). Различие между «Левиафаном» и «Дураком» есть различие между двумя подвидами цинизма. «Левиафан» утверждает, что Россия обречена, потому что начальство всё задавит, «Дурак» — что Россия обречена, потому что рабство в генах народных. Общего у кинолент и то, что сняты плохо, провинциально. Очень жаль всех участников кинопроизводства, каждый из которых иногда — вполне профессионал, а конечный продукт — третьесортный. Общая и эстетика, хотя в «Дураке» хотя бы нет толстого слоя глянца — грязь не вычищена, обои не подклеены.

Сюжет прост: главный герой — сантехник, провинциальный князь Мышкин («дурак» — вместо «идиот»), обнаруживает, что скоро должен рухнуть дом. Предупреждает об этом мэра городка, но мэр не принимает мер, а приказывает полицейским застрелить и закопать сантехника и двух его руководителей, чтобы списать на «пропавших» грядущую катастрофу. Полицейские проявляют жалость, сантехника не убивают, он бежит предупредить жильцов, и те сами убивают его за паникёрство. Идея, как и у Звягинцева: смотрите, кем приходится править, какими мерзавцами! Да их нужно ещё жестче в ежовые рукавицы Лубянки!

В «Дураке» более выпирает недостаток, который в «Левиафане» не слишком ярок — ходульность. Словно в старинных пьесах, персонаж выходит на сцену и заявляет: «Я — страшный злодей и сейчас учиню прегнуснейшее злодейство». Если уж архиерей, так христианских младенцев пачками ест и сам диавол у него на посылках. Казалось бы, после Фонвизина странно так поступать, но, с другой стороны, ходульность была фирменным знаком советской культуры. Злодейства все ненатуральные — в обоих кинолентах. Но на это у фанатиков есть классический приём. За проблески настоящего они восхваляют любимое произведение — оно-де «показало». Фальшь, ходульность и просто враньё восхваляют как «символизм», «притчевое начало». А это не притчевое начало, а самоцензура, а то и просто творческая импотенция. Мало поместить действие в провинциальный городок, чтобы сравняться с Гоголем.

«Дурак» проповедует веру в то, что Россия скоро развалится, «Левиафан» — что Россия будет гнить вечно. Обе проповеди вздорные — и одинаковые как две стороны одного отчаяния. В России, как и в любой стране, есть потенциал и к мгновенной гибели, и к вечному гниению, и к постепенному возрождению.

Мораль обоих фильмов проста: ничего изменить нельзя. Юродивые, которые что-то пытаются изменить, заслуживают того, чтобы их убить и затем почитать со скрежетом зубовным. В «Дураке» главный герой — настоящий юродивый, он пытается предупредить соотечественников о катастрофе, отказывается эмигрировать, забывая жену и сына. Соотечественники его и убивают. (Совершенно, кстати, немотивированно — ну как же, это якобы «притчевое начало». Христа, однако, распяли абсолютно мотивированно.) В «Левиафане» главный герой — нимало не дурак и не юродивый, а просто пустое место. Однако, если на месте святе — мерзость запустения (идея «Левиафана»), это не означает, что пустое место превращается в святое. Оно всё равно остаётся пустым местом.

Цинизм и отчаяние российского разлива — закономерный итог несвободной жизни. Легко себе представить, какое кино будут снимать в Луганске и Донецке лет через двадцать — всё тех же «левиафанов» и «дураков». И будут среди донецких и луганских свои павловские с белковскими, свои левые и свои правые. Только честных не будет, требующих возвращения своей страны туда, откуда её заграбастали.

Надежда, конечно, есть. Даже две — внешняя и внутренняя. Внешняя надежда на то, что рано или поздно неудержимый российский империализм натолкнётся на сопротивление превосходящего себя противника. Видимо, это произойдёт, когда пророссийские активисты потребуют автономизации Лейпцига и Потсдама с последующим присоединением к Москве — благо граница с Россией к тому времени будет проходить по нынешней польско-германской. Не потребуют? Побоятся? Да нет, какие уж там страхи у слепой агрессивной жажды убийства…

Но главная надежда, конечно, внутренняя. Русские не так плохи, как мы сами о себе говорим, не левиафаны и не дураки.  Люди. Грешники, и праведники, и середнячки. Ни в каких генах никакое рабство не запрограммировано, никакие многовековые традиции и структуры не определяют даже одной-единственной минуты жизни. Всегда есть свобода сделать добро. И делают! Почему, собственно, и громоздится такой аппарат насилия. Что ж, насильник пусть собирает свою сокровищницу, а добрый человек свою. Победы гарантировать невозможно, а воскресение — гарантировано, и лучше встретить воскресение с верой в людей (Бог-то потерпит), чтобы не пришлось в вечной жизни маяться наедине со своим цинизмом.