Меня попрекнули тем, что я не посажен — значит, в России свобода. Вспомнился анекдот о Ленине: «А мог бы бритвой по глазам». Так вот: я не посажен, прежде всего, потому что я трусоват и осторожен.
Как и многие другие, я чётко знаю предел своих возможностей. Если я вдруг стану ходить на несанкционированные митинги, чего мне очень хочется... Если я организую политическую партию, чего мне тоже очень хочется — ну почти так же, как хочется канцерогенной колбасы ... Если я всерьёз возьмусь критиковать коррупцию Московской Патриархии... Никакое ЦРУ не поможет.
Есть назначенные фальшь-бузотёры типа Невзорова-Чаплина-Кураева, им можно больше, хотя, конечно, тоже не всё — партию можно только Жириновскому. Есть назначенная прессы (одна штука) — Новая газета, есть назначенное радио (одна штука) — Эхо.
Помимо прочего, я пенсионер, к бумажной прессе и изданиям у меня доступа нет уже 16 лет, с разгона «Итогов». Читает меня пара сотен человек. Ну, конечно, рано или поздно и меня прикроют — но не персонально, а оптом, когда отрубят интернет вообще. Так что, как пел Галич, «скачивайте, мальчики, скачивайте».
Вот мальчики — это большая проблема. Мне в 18 лет было лучше. Я мог поступить хотя бы на вечерний и прожить, работая в библиотеке и архиве. Боюсь, уже сейчас такой жизненный сценарий маловероятнее. Уровень самоцензуры и безграмотности в соответствующих кругах резко вырос — гуманитарии резко мединизировались. Конечно, можно эмигрировать, но это уже другая жизнь, другая история, это не в счёт.
Конечно, остаётся самообразование. Но оно не панацея. А главное, прессинг будет увеличиваться. И рано или поздно человек со слишком умным лицом будет подлежать ликвидации, даже если он ватник. Исчезнут люди, способные увидеть в словосочетании «скорбные нарекания» отсылку к Нарекаци.
Самое жуткое, что я читал в своей жизни, не Кафка и не про Освенцим, а дневники одного ровесника ХХ века — Сергея Волкова — который в 1920-м окончил духовную академию и... И до 1956-го жил под Лаврой в коммуналке, преподавал в техникуме, и знаете — у него не было ни одной живой души, с который он мог бы поговорить о чем-то, кроме того, где дают картошку. Ни одной! А человек у Флоренского учился. Когда Лавру открыли, его взяли из милости библиотекарем, как антикварный такой сувенир... В сравнении с тем, как он жил, жизнь в подполе отца Серафима Батюкова — рай, ведь у Батюкова было, с кем поговорить. А Волкову казалось, что вся прошлая жизнь исчезла. Стать тараканом среди людей — это полбеды, а вот стать человеком среди тараканов — это целая беда... Ну, пока до такого не дошло, да, наверное и не дойдёт — будут раньше убивать, не оставлять в живых.
В общем, я ничего не могу посоветовать желающим нормально жить, кроме эмиграции. Но я не могу советовать то, что сам не сделал. Ну, поститься и молиться, конечно, это само собой... Жутковато, жутковато... Пока виртуальные всякие плоскости это маскируют, но ведь всё очень скверно. Failed state, failed people... Горько мне, горько! Пойду, почитаю «Женитьбу Фигаро»!