Несвобода порождает коллективизм как воровство порождает кланы и банды. Коллективизм это приспособление к несвободе.
Таков тоталитаризм, порождённый ленинским путчем и сохраняющийся доныне.
У коллективизма две ипостаси: орудие деспотизма и средство от деспотизма.
Коллективизм есть орудие деспотизма, потому что «вертикаль власти», «диктатура центра» строятся на отрицании самоорганизации. Один элемент не принимается в расчёт.
Даже в армии свободнее, чем в коллективе, и армия — насколько она нужна деспотизму — была и остаётся в России островком относительной свободы. Свободы, которая абсолютно бесцельна (разве что во время боевых действий, когда инициатива, пусть очень локальная, всё-таки нужна). Свобода, от которой звереют и спиваются, но всё-таки автономия.
Коллективизм же в целом позволяет деспотизму минимизировать затраты на доминирование. Взятые в заложники сто миллионов сами себя дрессируют и дисциплинируют. Круговое заложничество с его девизом «Не гони волну». Не надо раскачивать лодку, если она перевернулась!
Деспотизм провозглашает единство монолитное. Это ложь. Несвобода стоит на «разделяй и властвуй». «Разделяй», но не свободных людей. Разделяй на коллективы, на кланы. Это начинается с самого верха. Маршалы Наполеона не слишком дружили между собой. Подручные Ленина, Сталина, Брежнева, Путина та ещё банка скорпионов.
Вторая же ипостась коллективизма: самооборона от деспотизма. Люди служат деспотизму, но выторговывают себе определённые права внутри несвободы. Деспотизм идёт на такую сделку, но с одним условием: это лишь те права, которые реализуются в коллективе, в клане. В этом смысл «садовых товариществ». Хрущёв даровал право ковыряться в огороде, но даровал не человеку, а коллективу. Такие «товарищества» есть в любой сфере деятельности. Настоящая же свобода — «частное предпринимательство», «индивидуальный бизнес», «фри-лансерство» остаётся под огромным подозрением и давлением. И правильно, потому что это поведение, опасное для несвободы. В рамках же клана, банды, батальона можно допустить определённые вольности — не волю, а именно вольности.
В результате и происходит формирование «ваты», «совка», «гомо советикуса» — человека коллективного. Этот человек воспринимает через коллектив. Простейший пример: человек заявляет, то не верит в Бога, потому что «церковь меня обманывает». Под «церковью» он понимает государственную религию. Которая, действительно, его обманывает, но в обмен предоставляет безопасное «удовлетворение духовных нужд». Человек и «обратился к вере» в рамках коллективной модели поведение. Он не сменил атеизм на веру, он сменил коллективный атеизм на коллективную веру. Он ценит веру за то, что она вводит его в коллектив, он верует одновременно в Бога и в коллектив («доверяет Церкви»). Коллектив национальный, коллектив семейный, коллектив государственный.
Такой коллективизм резко отличается от нормального группового поведения, когда человек сохраняет критическое мышление по отношение к другим, строит эти отношения рационально, углубляет по мере сближения. Коллективизм не знает глубоких отношений между своими членами. Коллективизм есть организованный индивидуализм, солидарность поверхностная, вынужденная. Отсюда в коллективизме всегда силён элемент озлобленности, недовольства, часто неосознанного, но тем более разрушительного.
Человек коллективистский эмигрирует из России в Израиль и словно совершает квантовый скачок. Он всю жизнь был обычный русский антисемит, но став (формально) евреем, он начинает горячо ненавидеть «грязных вонючих арабов», которые «лишь место занимают, отравляют воздух». Это даже не переход, и уж подавно не исход, это перескок из одного клана в другой.
Одним из симптомов коллективизма является принцип «не переходить на личности». Nomina sunt odiosa. Правда, этот принцип относится лишь к членам коллектива, клана. Их нельзя критиковать «в лоб», как при жизни, так и после. Зато тех, кто в клан не входит, можно и даже нужно ругать по имени, топтать, буллингировать и троллить в доказательство преданности клану. Некоторая сложность возникает лишь там, где кланы есть нечто вроде матрёшек, вложенных одна в другую либо укрытых под одним зонтиком. Тут и требуется «мудрость коллектива», которая наощупь определяет, насколько можно «дружить против», а насколько нужно поддерживать псевдо-единство, чтобы не быть съеденным.