Книга Якова Кротова

История Церкви. Война и мир. Первый век. 

[Стенограмма]

«Война и мир» – всем хорошо известное название романа Толстого. 

Но давайте глянем на историю Церкви как на роман о войне и мире. 

Мы хорошо знаем, что рассказ о Рождестве имеет своим девизом (часто это пишут на специальных плакатиках): «На земле мир, в человецех благоволение!» 

Что такое «люди благой, доброй воли», лингвисты спорят. То ли это люди, чья воля добра, то ли эти люди избрали добрую волю Божью. Древний язык… Можно понимать и так, и так. 

Но давайте глянем на историю (там, где не помогают лингвистика и филология). 

Первое столетие (боюсь, как и любое другое столетие) – время, когда война была привычным делом. Для Рима, для Греции, для персов, для евреев, для немцев, для китайцев… 

Когда мы читаем книги Пророков или рассказы о завоевании Святой Земли, это рассказы о воинах и о войнах. О воинском героизме. И о воинских прегрешениях... О трусости, о предательстве и т.д. Знаменитый 50 Псалом – это ведь Псалом покаяния в том, что я, генералиссимус, говоря сегодняшним языком, послал человека, который мне доверился, моего генерала, на верную гибель только для того, чтобы потом соблазнить его вдову. Военный прегрешенец... 

В первом веке идут войны. Римская империя продолжает расширяться – довольно успешно – и подавляет еврейское восстание в 70-м году (а ведь евреи восстают – это тоже военное событие). 

И вот, исчезает тот Израиль, в котором родился и погиб Спаситель Иисус. Исчезает та религиозная обстановка, в которой он жил, проповедовал, умер и воскрес. Появляется то, что мы называем иудаизмом и христианством. Разделение и началось в конце первого столетия. Появляется то, что мы называем раввинистический или талмудический иудаизм, не похожий на иудаизм, когда был Храм, когда были жрецы, левиты, первосвященники и т.д. 

В этом иудаизме, который нам знаком, священников нет, и к священству огромное недоверие, надо сказать. 

Потому что люди, которые возглавили спасение иудаизма в конце первого столетия, они-то священниками не были. Они сделали всё, чтобы вера Авраама сохранилась в отсутствии Храма. 

Можем ли похвастаться этим мы, христиане? 

Как ни странно, наверное, нет. 

Нам легче с храмами. 

Мы – более храмовая религия, чем даже древний иудаизм. 

Ведь у нас много храмов. 

Другое дело, что в этих храмах совершается бескровная жертва. Мы вспоминаем, как Спаситель перед арестом и гибелью благословил хлеб и вино, сказав, что это – Новый Завет. 

«Я буду распят, но Моё тело станет для вас источником жизни, и Моя кровь будет для вас источником жизни». 

Вот что такое Евхаристия. 

Это вовсе не причащение мертвого Бога. 

Это – причастие страданию и жизни в страдании…

Жизни! А не смерти. 

У нас, христиан, закалки против возрождения храмовой пышной набожности – не оказалось. 

Но зато то, что мы называем современным иудаизмом, талмудическим или раввинистическим, не имеет ничего против военной службы, не имеет ничего против армии. 

В современном Израиле довольно многие набожные иудеи отказываются служить в армии, но не потому, что они против кровопролития, и не потому, что они считают абсолютной заповедь «Не убий». 

Просто само государство кажется им слишком светским, не благословенным Богом (социалисты его основали…). 

А вот у христиан в этом же первом веке – по Посланиям апостола Павла, по Посланиям других апостолов – мы видим полное отсутствие вот этого военного, я бы даже сказал милитаристского, духа. 

Единственный из людей первого века, к которому апеллируют, доказывая, что армия и война – дело благородное – это, как ни странно, Господь Иисус Христос. 

Другое дело, что апеллируют своеобразно. 

Во-первых, конечно, первым делом идёт «изгнание торгующих из Храма». 

Если Господь верёвкой, сделав из неё бич, изгнал торгующих, то тем паче и мы должны изгонять агрессора. 

То есть мы берём пример, раздуваем его в огромное, кровавое облако, а как раз изгнать торгующих – своих, из своего храма! – этого не делаем... 

Потом, конечно, про апостола Петра. 

Вот, он же выхватил меч, отрубил одному из напавших, желавших арестовать Спасителя ухо – значит… 

Да ничего не значит! Это апостол Пётр. 

Мало ли что он делал!

Что за подражание – там, где не надо?

Ну, и конечно, знаменитые слова: «Не мир, но меч».

Вот Спаситель, к примеру, говорит: «Я пришёл разлучить человека с его домашними». 

Но ведь он не говорит, что так и надо. 

Речь идёт о домашних. 

Они отвергнут того, кто не хочет их защищать с мечом в руках… 

Так и бывает. 

Вспомним, как преподобного Антония пыталась вытащить из монастыря его мать. 

Боярыня! «Сын должен воевать, а не отсиживаться где-то в пещерах». 

И где те воеваки?

А где преподобный Антоний Киево-Печерский?

В сердцах у многих людей. 

И наконец. Смерть самого Спасителя. 

Он отдал Свою жизнь ради нас. 

Значит, пусть Вася Пупкин идёт воевать?  

Не получается. 

Потому что Спаситель всё-таки был не солдатом. 

Солдаты у Креста делили Его одежды…

Чуть-чуть противоположный расклад. 

Поэтому – пусть уж Вася Пупкин подумает сам: действительно ли «Не убий» означает, что нужно кого-то застрелить? 

Действительно ли самопожертвование означает, что нужно в кого-то стрелять из бука, «града» или бросать, не приведи Господи, атомную бомбу? 

Как ни странно, в первом веке мы видим религию – христианство, как оно сформировалось к концу столетия – которая говорит иногда (как апостол Павел): сравнивает веру с воинским делом (так он и со спортом сравнивают! и много с чем сравнивает!).

Но это сравнение, а не реальность. 

Реальность для христианина – не война, а только мир.

См.: Миротворчество - Человечество - Человек - Вера - Христос - Свобода - На главную (указатели).