Проповедь как демонстрация

Сластёна рад любимой сласти, не различая кома приторной сахарной ваты от изысканного шарика пирожного, изготовленного вручную. Голодный жрёт всё подряд, включая собственные подошвы. Изголодавшиеся по свободному слову люди радуются даже матерщине в адрес угнетателя.

Это не отменяет того, что бывают плохие проповеди, неудачные политические жесты. Не отменяет оценок, не оправдывает халтуры, а подчёркивает необходимость делать хорошо и не делать плохо. Ведь и деспотизм, в сущности, всего лишь скверно изготовленная свобода. Поэтому скверно изготовленные средства борьбы с деспотизмом, даже если свергнут одного деспота, на его место поставят другого. Что усилит не свободу, а цинизм и отчаяние.

Вот почему так болезненно должны восприниматься неряшливые, неуместные, неточные выступления (жесты, образы) тех, кто взялся быть точным в общении — проповедников, художников, политиков, учителей. Конечно, тут не то как в медицине — на гран неверно изготовленное лекарство может оказаться ядом, но всё-таки…

Вот почему украинский православный священник, который смело разрешает у себя в храме ловить покемонов и оповещает об этом вселенную, чтобы явить изуверскую дурость российского православизма, лучше бы так не поступал. Во-первых, тут отсутствует полнота правды, а неполная правда это ложь. Это высказывание кажется высказыванием в защиту свободы, но ведь оно о другом — о греховности агрессора, который терзает Украину. Агрессор греховен, спору нет, но это не означает, что украинское православие намного свободолюбивее российского. Менее подчинено светской власти — да, но либеральнее — нет.

Не всякое слово в строку, если строка — красная. Место, время, полнота, точность в интонации, в выборе аудитории, в подаче, — у слова больше измерений, чем у вселенной, почему и слово создало вселенную, не наоборот. Но неряшливое слово выгрызает из мироздания кусочек.

Демагогия это не только обещание политика, которое либо заведомо не выполнимо, либо выполнимо, но политик не собирается его выполнять. Демагогия это и проповедь о тайнах троичности, произносимая священником, который не даёт прихожанам ознакомиться с бухгалтерией общины. Неверный в малом, возможно, вопреки Евангелию, и может быть верным во многом, но эта верность обесценена. Да и кто сказал, что «многое» это троичность, а не финансовая прозрачность? Что, если бы Иуда написал трактат о Пресвятой Троице, безукоризненный с точки зрения теологии, это бы затмило его маленькую денежную махинацию?

Речь нормального человека — как хождение по земле, речь политика — хождение по верёвке над ареной цирк, речь проповедника — хождение по воздуху через пропасть. Что ж, молчать, чтобы не упасть самому? Да нет, в конце концов, неважно, упадёт ли проповедник, важно, чтобы не упал слушающий проповедника, а это бывает, бывает, хотя слушатель вроде бы плотно сидит на своём центре тяжести. Так в том и задача проповеди, чтобы центр тяжести слушающего проповедь оказался у слушателя над головой. Большинство же проповедей, увы, лишь переименовывают землю в небо, что вызывает радостное облегчение у всех участников процесса.