Нищие умом и нищие духом

«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5, 3).

Ещё до революции выражение «нищие духом» стало обозначать нищих умом. Неверующие дружно признали верующих дураками. Оправдать их может лишь то, что и верующие иногда считают духовное изобилие — ненужной роскошью, хоть и не дураки (дураков вообще не существует, как ни трудно в это поверить). Мы упрекаем людей, богатых эмоциями, в отсутствии бесстрастия. Мы упрекаем людей, богатых скепсисом и иронией, в отсутствии смирения. Мы упрекаем людей, богатых интеллектуальной активностью, в гордыне, людей, богатых на масштабные идеи и крупные дела — в нежелании делать дела маленькие, которыми одними якобы может спастись душа.

Извиняет ли нас то, что, когда верующий делает такие упрёки, он перестает быть верующим, обнаруживает чрезмерный материализм, ибо придаёт определяющее значение форме?

Если бы достаточно было остаться без денег, без эмоций, без идей, чтобы достичь блаженства, мир давно бы ублажился. Но отрицание, да ещё отрицание формальное, ничего не излечивает. Справедливо и обратное: скептическое отношение к скепсису, к интеллектуальному труду, к культурному и денежному богатству — тоже скепсис, тоже очень противное и отравляющее скептика явление. Интеллектуальная гордыня не побеждается отказом от интеллекта, она побеждается отказом от гордыни. Слишком часто разговоры о необходимости «смерти со Христом» есть разговоры о необходимости другому — умному, богатому, деятельному — покончить со своим умом, отдать ленивому монаху своё богатство, поколоть ему дрова. Другому предлагают совершить самоубийство, а в своей жизни стремятся к изобилию, оправдывая его тем, что оно «духовное».

Гордыню не побеждают самоубийством (тем более, не побеждают чужую гордыню ни убийством, ни предложением совершить самоубийство), да и не является гордыней ни эмоциональность, ни ум, ни богатство, ни великие дела. Гордыня есть отождествление себя со своими свойствами, и тут уж совершенно безразлично, с бедностью или богатством себя отождествляют.

Гордые бедняки принесли миру (России в частности) не меньше зла, чем гордые богачи. Люди, гордящиеся своей бесстрастностью, целомудрием, кротостью, дальше от духовной нищеты, чем те, кто так увлечен работой, что не имеет времени, желания или сил задуматься над тем, хорош он или плох. Можно гордиться большими делами, можно гордиться и малыми. Выход в том, чтобы все дела считать малыми — вот это легче делать христианину, которому открыт бесконечный Бог, чем стоику, которому открылась лишь пустота вселенной. Увы, у неверующих стоиков часто более смирения, сознания суетности, чем у верующих христиан, и намного чаще с этим смирением соединяется готовность творить, несмотря на всю тщету творчества.

Быть стоиком, однако, ещё не означает быть нищим духом. Богатство — качестве личное, нищета духом не есть личное состояние. Нищему духу, как и Богу, принадлежит всё, большинство же людей, как выразился Сенека, путают собственность с обладанием. Неужели картина Рембрандта станет моей, если я повешу её в своей комнате и буду решать, кому её показывать, а кому нет? Если бы Бог показывал нам Солнце избирательно, в награду за веру в Себя, неужели Он имел бы право называться Богом? Сенека замечал, что деньги или мясо делятся между людьми, но главные блага — мир и свобода — принадлежат всем. Либо — и вот этого Сенека не замечал — не принадлежат никому. «Римский мир» был войной только для тех, кого завоёвывал Рим, или он был войной и для Сенеки, благодушно жившего в безопасной столице? Свобода Рима была ли свободой, если её были лишены рабы? Для иудея ответ очевиден: в мире ещё нет покоя и свободы, Мессия должен их принести — всем принести, иначе ни о ком нельзя сказать, что он богат, свободен и мирен.

Христос обращался к нормальным людям, но ко Христу обращаются и ненормальные. Нормально быть нищим. Нормально быть богатым. Нормально быть «нищим духом» — то есть, мыслить, чувствовать и обращаться с ближними вне зависимости от количества денег в кошельке своём либо чужом. Норма тут, конечно, поэтическая, а буквально-то «нищих духом» следовало бы называть «богатыми духом».

Ненормально же вот что: поощрять нищету под предлогом заботы о нищих. Именно эта ненормальность отличала тех, кто правил Россией после большевистской революции.

Жак Росси (р. 1909) — поляк французского происхождения, был коммунистом и сидел при Пилсудском, а потом в СССР, умер в Париже — в 2003 году иронизировал над теми, кто считает санацию фашистским режимом: с коммунистами при Пилсудском обходились обходительно. Следователь стыдил России тем, что он борется за освобождение рабочих, но не знает цену буханки. «Вернувшись в 1961 г. Польшу, я кое-что смог узнать про этого следователя: он к тому времени два года как умер, но успел верно послужить коммунистическому режиму, как служил прежнему. И правильно: в отличие от меня, сопляка, этот человек всегда знал, сколько стоит кило картошки!» (Новая Польша, №10, 2003, с. 58).

Знать, не зная — вот что такое «нищие духом». Стыдно не знать цену буханки, но стыдно и продаваться за буханку. Умереть с голода не стыдно, но, судя хотя бы по диетам, мучительно больно. Опыт, однако, подсказывает, что никто из-за принципиальности с голоду не умирает. Распределение преждевременных смертей поразительно случайно, иначе бы люди давно оскотинились или освятились — в зависимости от того, что преобладало бы, смерть от порока или смерть от идеализма. И даже в этом простом смысле нищие духом — блаженны блаженством риска.

Билли Грэм сравнивал человека с ребенком, который увидел в воде монетку, протянул руку, монету схватил, да так и сидит. Его спрашивают, почему он не вытаскивает денежку, и он объясняет, что боится: вытащу — а вдруг она опять упадет? Такая притча вернее древнего образа, уподобляющего мир горшку, в котором лежит драгоценный камень, но горло такое узкое, что и камень вытрясти нельзя, а если засунуть в горшок и схватить камень, то и руку пропала — ее тоже не вытащить. Очень грустно, если действительно все дело во внешнем обстоятельстве — мир плохой, скудный, горловина у него узкая, поэтому нечего и пытаться получить сокровище. А вот если сокровище — наше по праву, если мир — нормально устроен, можно это сокровище получить, только не надо бояться, что мы его лишимся... Тогда это и есть благая весть, даже отличная.

Нищета духовная и есть именно такое представление о мире: не расстаёмся мы со всем хорошим, наоборот, наконец-то приобретаем все хорошее, только не надо бояться, что это хорошее исчезнет, если мы подымемся над сегодняшним, привычным уровнем наших представлений о том, что прочно, что надёжно. В этой жизни мы путаем добро с добротностью, вечность — с неизменностью, блаженство — с блажью, талант — с тридцатью серебрениками. Нищету духом путают с готовностью помочь нищим плотью. Но полезно помнить: «Иисус сказал: «Блаженны нищие». Он не сказал: «Блаженны те, кто заботится о нищих». (Philip Yancey, Soul Survivor, Doubleday, 2001, p. 295).