Ад богатства и преисподняя нищеты

«Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие» (Лк. 6, 20 (вторая половина стиха).

Заповеди блаженства у Луки более сжатые и поэтому очевиднее логика текста. Сами «заповеди блаженства» обращены к несчастным, у которых отобрали еду (алчущие), которых избили и обидели (плачущие), которых обездолили — то есть, которых лишили возможности распоряжаться собой. Это и есть «нищие духом». Компенсация голодным — еда, компенсация плачущим — победа над теми, кто заставил плакать, компенсация «нищим духом» — Царство Небесное, соучастие в правлении Божием. «Нищета духом» здесь — не очень уклюжее обозначение «безвластности», а богатство — синоним власти (как «рог» в Библии — обозначение «силы»). Власть и деньги в архаических обществах синонимы — у кого власть, у того и деньги.

После обращения к обиженным — вот они, из них набраны ученики — идёт обращение к отсутствующим обидчикам, богачам, их трижды проклинает Иисус и обещает им полный перевёртыш до донышка ада.

А вот затем самое интересное — пресловутое «подставь щёку» и прочие невместимые слова. Это обращение — к «нищим духом», к обиженным и угнетённым, о том, как им сейчас и тут следует обращаться с богачами, с сильными и т.п. После тезы психотерапевтической и антитезы саркастической — синтез юмористический. Ведь богачу не нужно пальто — он махнет, и лакеи сами сдерут («делиться надо» — бедняку с богачами). И подставлять вторую щеку — юмор, потому что в реальности тебя бьют сперва по одной щеке, потом по другой с наноинтервалом, ты моргнуть не успеваешь. В том и кошмар власти (богатства, силы), что ничего они не требуют и времени на раздумья не дают. А ты — найди время. Ты замедли происходящее и успей благословить бандита.

Вот это замедление времени, когда ты в секунду проживаешь столько, сколько бандит не проживёт за всю жизнь и есть — выход, освобождение. Куда спасаться? Говоря языком националиста — «унутрь». Говоря русским языком — «внутрь». Говоря языком западническим — «инсайд». Инсайт инсайд вас есть. Царство Божие внутри вас.

*  *  *

Нищета духом — её трудно понять, когда кажется, что это нечто ужасно новое. А это новое, но не очень — ко временам Иисуса это уже было довольно банально и понятно. Поэтому заповеди блаженства начинаются с нищеты духом, да и заканчиваются ею же. Ведь фраза «блаженны изгнанные за правду» заканчивается точно так же, как фраза о нищих духом: «их есть Царство Небесное». Не всякий нищий  —  нищий Христова Царства, а только тот, кто обнищал из-за правды. Кто беден от лени, от злости, просто от несчастного стечения обстоятельств, тот может, конечно, оказаться блаженным, но уже в немного другом смысле, более приземлённом.

Честертон писал: «Нам кажется, что жестокость к бедным — всё равно что жестокость к животным. Никто не понимает, что, оскорбляя бедных, он оскорбляет равных, нет, предает друзей. ... Иисус Христос основал религию, разорившую богатых и обогатившую бедных. Но, собираясь обогатить их, он начал со слов «Блаженны нищие».

Собственность есть подобие жировой прослойки, приберегаемой организмом на случай голода. Когда есть еда, можно от нее воздерживаться, когда есть нечего, невозможен и пост. Легко смотреть на людей спокойно и с приязнью, когда знаешь, что у тебя где-то есть квартира, схоронены денежки. А только представь, что квартира с денежками сгорели, — станешь смотреть на мир исподлобья. Нищему трудно, невозможно любить людей. Нищий духом — не аскет, который наконец-то освободился от привязанностей и страхов, а просто нищий, который боится, но все-таки верует. И духа не обязательно должно быть больше страха — вспомним о горчичном зерне.

Московский врач Николай Мамонов говорил: «Все врачи в Москве разделяются на два разряда: на тех, кому нечего есть, и на тех, кому некогда есть». Когда он выбирал между многочисленными просьбами о визите, предпочитал бедняков, а на замечание, что и богатые в нём нуждаются не менее бедных, отвечал: «Они могут пригласить другого врача. К ним всякий поедет» (Дурылин, 2006, 151). Вот — врач, нищий духом, хотя и богатый, причём его богатство именно и помогало ему быть нищим духом. Нищий кошельком врач вынужден был бы выбирать визиты к богачам.

Апостол Иаков писал: нищий — хвались богатством, считай себя богачом; богач — смирись со своей нищетой, ибо богатство увядает, как трава под жарким солнцем. В этом кроится каверза: если уже здесь и сейчас к тебе пришло богатство, значит, ты уже не нищий. В этом подвох, подстерегающий тех, кто хвалится «благословениями Божиими». После Иосифа Прекрасного это не совсем благоразумно: ты-то, может, и получил от Бога пост премьера и пр., но подумай, чем это обернётся для тех, кто тебе дорог... Евреи спаслись в Египте от голода, но заплатили за сытость  — рабством.  Нищета духом — это богатство на небесах, никогда не на земле. Нищий бежит за богатством, нищий духом бежит от богатства. Хотелось бы надеяться, что когда-нибудь нищета духовная исчезнет абсолютно — как исчезнут плачущие и гонимые. Но вряд ли: ведь нищета духом может быть добровольной. Нельзя взять обет плакать или обет убегать, но обед бедности — вполне.

Материально нищие те, кому мало земных благ. Духом нищие те, кому мало Бога. Не те, у кого мало! Желать богатства могут и бедняки, и богачи, желать Бога — и грешники, и святые. Билли Грэм замечал: «Чтобы быть нищим духом, надо сознавать свою духовную нищету», свое духовное банкротство. Отречение от себя, от безумного богатства эгоизма — вот банкротство добровольное. Богатство не в изобилии денег, а в скудости желаний — и нищета духовная в том, чтобы желать только Бога

Одна несчастная бродяжка вздохнула: «Одиночество — это когда не у кого занять». Она и не занимает — она побирается, не уверяя, что отдаст. Хотя мысленно, наверное, заверяет себя в обратном. Тем не менее, истинное одиночество все-таки в другом: когда некому одолжить. Вот Бог...

Духовно нищие закрывают возможности для роста, абсолютизируют слабость, выдают вялость за смирение, змеиный шип за смирение. Нищие духом освободились верой от рабства у богатству, духовно нищие требуют освобождения от самого богатства.

Нищие духом нищи относительно богатства Бога, духовно нищие проповедуют нищету абсолютную. Нищета духовная открывает возможности бесконечного роста, ибо творческое богатство Создателя велико бесконечно. Один процент от него уже достаточен, чтобы превзойти всех гениев мира. Нищету можно исчислять относительно богатства, как обладание одним, двумя, двадцатью процентами богатства, а можно исчислять абсолютно — как отсутствие возможности прокормить семью, обеспечить завтрашний день, образование детям. В Париже в 2002 г. бандиты протаранили витрину магазина машиной и мгновенно собрали драгоценности пылесосом. Есть в этом изобретении нечто честертоновское. Самые яркие драгоценности, с точки зрения как науки, так и христианства — всего лишь основательно слежавшаяся пыль.

Нищие духом умеют глядеть на свои достижения как на чужие, остраненно. Они побеждают гордость не уходом от дела, а отчужденностью, невовлечённостью, непорабощенностью делу и собственному «я»; только такая невовлечённость (не путать с отчуждённостью) позволяет добиться того озарения, слияния с самим собой и окружающим миром, вхождением в неуловимое мгновение «здесь и теперь», которого так жаждет душа.

Духовно нищие считают своими достоинствами даже отсутствие достижений и выставляют пустоту в качестве христианского идеала, как будто Дух Божий — это ветер, который автоматические дует туда, где вакуум.

Нищим духом нужно всё, духовно нищим нужно лишь богатство. «Утром чай, днём чаёк, вечером чаище» (присловье из воспоминаний о нищем детстве Ольги Исаевой), — вот зачем нужны суффиксы, вот почему они отмирают, когда отмирает нужда. Бедняк любит яркие цвета и крутые завитушечки, потому что они расцвечивают и прикрывают пустоту. Богатство быстро выбивает страсть к излишествам. Излишества уместны там, где нет лишнего. Где всё есть, там ничего не нужно. Богатство — настоящее, не скороспелое и мимолётное — аскетичнее нищеты. Оно и утром чай, и днём чай, и вечером чай. Комната богача может быть пустее комнаты бедняка; балкон богача не забит банками, антресоли не ломятся от всего, что «может пригодиться». У богача и антресолей-то, скорее всего, нет. Такое — настоящее — богатство внешне почти совпадает с настоящей нищетой. Там и там — пустота. Но «почти». Разница есть как между голым человеком и человеком обнажённым, а иногда даже — как между человеком исхудавшим и человеком похудевшим.

Материальная нищета обостряет неравенство. Живущий в квартире с потолками в два с половиной метра завидует живущему с трёхметровым потолком больше, чем живущий в квартире в 250 квадратных метров завидует квартире в триста метров. У кого есть игла, не в два раза, а в два миллиона раз богаче того, у кого нет иглы. Между миллиардером и миллионером контраст меньше. Нищий духом завидует не тому, у кого есть верблюд, он завидует тому, кто проходит через игольное ушко в Царство Небесное. Духовно нищий, имея верблюда, завидует тому, у кого нет верблюда, но есть иголка.

Нищета духа опознаётся не по отношению к духу, а по отношению к деньгам. В этом и заключается гениальность и неизбежность именно такой метафоры. Например, люди делятся на тех, кто берет любые деньги, и тех, кто берет не любые деньги. Последние и есть — нищие духом. Разборчивые... Вообще главное о человеке очень часто — не «взгляды». Митр. Мануил Лемешевский, характеризуя митр. Иакова Пятницкого, по текстам — умеренного либерала, роняет одну-единственную фразу. Но какую! «Имел тяжелый характер. Любил писать по церковным вопросам, но ни в чем не чувствовалось сердечности. Всегда интересовался, как выгоднее сдавать на хранение деньги».

Люди делятся на тех, кто берёт любые деньги, и тех, кто берёт не любые деньги. Последние и есть — нищие духом. Разборчивые...  Разборчивость означает асимметричность, неодинаковое отношение к богатым и бедным. «Нищий духом» тот, кто — независимо от толщины бумажника — вступается и за посаженного несправедливого бедняка. За богача-то может и эгоист вступиться, потому что хочет отождествить себя с богачом.

Что такое нищета не духом, ярко видно из журналов, где описываются новые автомобили или новые моды. «Богатство — в деталях». Если человек чуток к тому, что один автомобиль на три сантиметра шире другого, этот человек богач или бедняку? А имеет для великана значение, насколько велик ночной горшок лиллипута? Нет! Великан и не разглядит, есть на этом горшочке узор или нет. Можно только пожалеть тех, кто зарабатывает себе на жизнь, описывая новизну товаров, которая тоньше ногтя младенца. Только душевнонищий разглядывает, из слоновой кости или пластмассы сделаны верньеры у радиомагнитолы. У этого нищего могут быть деньги, чтобы купить именно верньеры из слоновой кости, может не быть — тогда он не «душевнонищий», а «телеснонищий». В любом случае, кроме материального у него ничего нет, и он пытается это «нет» прикрыть автомобилем. Бог — в деталях, но в деталях духа, а не материи. Душевнонищий страдает (духом, конечно, если дух ещё не выветрился) от материального изобилия, его засасывает в золото, роскошь, почти неограниченные возможности, словно в пучину морскую. Нищий телом страдает от материальной недостаточности, его словно засасывает зыбучий песок. Нищий духом всматривается в небо, небо его и втягивает. А есть богатые духом? Во множественном числе — нет! Есть один-единственный «богатый духом» — это и есть Бог.

Человеку свойственно приподыматься на цыпочки. Он отождествит себя скорее с богачом, который попал в тюрьму, чем с нищим, который из тюрьмы вышел.

Часто это трагикомично. Диктатор бросает в тюрьму богача — чтобы обобрать посаженного и припугнуть тех, у кого требует денег. А на улицу выходят не богачи (они — трусят), на улицу выходят нищие и протестуют: «Сегодня его, завтра — нас». Разумеется, диктатор и не подумает сажать их в тюрьму — он больше затратит денег на их прокорм, чем получит от конфискации их «имущества».

Нищие плотью молчат, когда в тюрьму сажают подобных им нищих. Иногда они даже требуют этого — ведь среди нищих очень остро развито чувство неравенство, и тот, у кого жилье в сорок метров, остро чувствует своё превосходство над тем, у кого жилье в тридцать метров, а тем более — над бездомным.

Нищета —всего лишь метафора, но какая же богатая метафора. «Нищета духом» кажется нелепым выражением, но «духовное богатство» выражение иногда подлое и всегда непрактичное. У нищего есть чем поучиться, у богача научиться нечему, потому что богатству не учатся, его наследуют, крадут, зарабатывают. Нищете же учиться стоит, тем более, что заработать её нельзя, можно ли получить.

Американская писательница Моника Хелвиг так описала десять черт нищеты, которые помогают понять метафору Иисуса (см.: Yancey Philip. The Jesus I Never Knew. Grand Rapids , Michigan : Zondervan Publishing House, 1995. стр. 115).

Нищие знают, что им срочно нужно искупление.

Нищие знают, что зависят не только от Бога и богачей, но и от взаимовыручки.

Нищие больше полагаются не на вещи, а на людей.

Нищие не преувеличивают своего значения и потребности в уединении. Значения у них нет, уединения слишком много.

Нищие больше надеются на сотрудничество, чем на соревнование.

Нищие отлично знают разницу между необходимым и роскошным.

Нищие умеют ждать, опыт зависимости от других научил их терпению.

Нищие знают, что можно очень страдать и все же не сдохнуть, поэтому их страхи более реалистичны и менее преувеличены.

Для нищих Евангелие звучит как Благая весть, а не как угроза или упрек.

Нищий может откликнуться на Евангелие всем сердцем, потому что ему почти нечего терять, и он готов на все.

Так ясно достоинства нищеты могла описать только жительница очень богатой страны. Иисус превознёс нищету, потому что не был нищим, а стал нищим, обнищал. Богу стать человеком, подчёркивали многие христианские богословы, это всё равно что богачу сознательно разориться.

Все свои достоинства нищий может потерять, стоит ему позавидовать (грехопадение было всего лишь моментом зависти к Богу). Нищета не делает человека добродетельнее, она лишь мешает ему воображать себя добродетельным, но мешает не с такой силой, чтобы нищий не мог стать ханжой. Поэтому всё равно полезно помнить, что нищета вторична по отношению к богатству, как человек вторичен по отношени к Богу. Приглядываться стоит не только к нищим, но и к богачам. Состоятельный коммерсант может проехаться на метро. Чего коммерсант не сможет в метро, так это скрыть, что он — состоятельный. Богач может одеть дешевый костюм и затоптанные туфли, может ссутулиться и забиться в угол, — всё равно за версту будет видно, что едет человек уверенный в себе, элегантный, вальяжный. Если этого видно не будет — значит, состоятельный коммерсант стал состоятельным не так давно, а если он разбогател давно, но не приобрел манер, соответствующих богатству, значит, богатство это не принесло счастья своему владельцу. То есть, он не блажен.

Состоятельный человек элегантен потому, что не должен носить с собой всё своё состояние. Он вообще может выйти на улицу в шортах. Его машина, его телохранители, его счет в банке, — все будет наготове в его услугам. Разумеется, при одном условии: если страна, в которой происходит дело, прочно стоит на ногах, если в экономике и политике не царит неопределенность и смута, при которой завтрашний день может принести что угодно вплоть до расстрела.

«Неопределенность», однако, понятие относительное. По большому счету, всякое время — неопределенное и смутное, и коммерсанты знают, что такое риск, лучше многих прочих. Дело, следовательно, не столько в размере банковского счета, сколько в уверенности, что сможешь им воспользоваться, не столько в наличии фабрики, сколько в вере в то, что сложная цепочка бумаг, неписаных обычаев, культурных традиций обеспечит твое владение этой фабрикой и завтра, и послезавтра. Именно эта уверенность делает человека, состоятельного по бумагам, «вообще», абстрактно, состоятельным конкретно, по манерам. То есть, человек может выглядеть абсолютно нищим — и в то же время держаться как богач. У него в карманах ни гроша — но в банке невидимые электронные сигналы обеспечивают ему сказочное богатство, власть, возможности удовлетворять свои прихоти. Если он верит в эти сигналы, если в них верят окружающие — он становится богатым на деле.

Состоятельный человек может оказаться и в более необычном положении. В стране может произойти революция — но он благоразумный человек, перевел все деньги за границу, и теперь он в одной стране совершенно нищий, а в другой — богач, и проблема лишь в том, чтобы добраться. Если он верит в свою способность пересечь границу — он богач. А пока, во всяком случае, он нищий духом — в евангельском понимании этого выражения. Разница в том, что Царство Небесное, в котором находятся сокровища христиан, не нанесено на карту и в него не перейти контрабандистскими тропами. Но зато в Царство Небесное попадешь обязательно — еще никто не избегал пересекать границы смерти. Вопрос в том, попадешь ли туда как «свой» или как «чужой».

Богач может оказаться нищим и просто в путешествии, если он потерял кошелек с местными деньгами, а свои, родные, никто не принимает. И тогда он — нищий духом, совсем как христианин с его сокровищами веры. Сокровища-то сокровища, да хождения здесь не имеют. Ты веришь в то, что доллар — деньги, а они — нет. Или они боятся взять у тебя этот доллар — за углом притаился некто с дубинкой...

Разумеется, было бы логичнее называть нищих духом — богатыми духом. Но назвать сокровища веры — богатством, значит уже вознестись духом над этой жизнью, над ценностями мира сего. Христос поступает иначе: Он уступает нам, признает нашу привычную систему ценностей, называет Свое богатство — нищетой. Что ж, это означает простую вещь: кроме богатства, у Спасителя есть еще и чувство юмора, и, соответственно, бесконечное смирение, — что и делает Его подлинно Спасителем, а не просто Царем и Господом.

Человек рождается — и для мамы каждый час его жизни есть новая эпоха.

Первая неделя жизни, первый месяц жизни празднуются торжественнее семидесятилетнего юбилея, и они важнее, действительно. Для школьника разница в год — как разница между палеолитом и неолитом. Кое общение второкласснику с первоклассником! Но уже девятиклассник и восьмиклассник ближе друг другу.

Потом счет идет на десятилетия. «Поколение двадцатилетних» отличается от «поколения тридцатилетних». В старости словно происходит неслышный щелчок — и вот уже 55-летний чувствует себя в одной категории с 80-летним.

Такие возрастные изменения не так уж обязательны, многие им сопротивляются не без успеха, и напрасно. Расширение количества твоих ровесников, которых ты изнутри понимаешь, с которыми ты живешь бок о бок, даже если разделен пространством-опытом, это ведь движение к всеединству, это и есть материальное, хронологическое измерение всеединства и любви.

Так и с деньгами. Ребенок очень чувствителен к материальному неравенству. «У меня три конфеты, а у него четыре», — это посильнее Великой Французской революции. Потом, если человек нормально развивается, единица измерения увеличивается — не конфета, игрушка, шоколадка, а деньги. Впрочем, деньги есть всего лишь единица измерения (приобретения) пространства и времени. «Большие» деньги — это дом большей площади и дом, который простоит не сто лет, а шестьсот. Этим богатство похоже на старость — если, конечно, богатство и старость не деформированы ненавистью, не оборачиваются хищничеством и ненавистью.

Нищета духом подобна не жизни в крохотной квартирке, не младенческому пребыванию в хронотопе «колыбель-кормление», а жизни в бесконечном пространстве Царства Божия, когда твой дом так огромен, что может вместить парочку вселенных, а в ремонте вообще не нуждается. Ты такого возраста, что на равных общаешься с Творцом мира,  — ну да, вежливо зовешь его «отец», но если ты нищий духом, то это как в нормальном приходе: «Отец Василий, ты моей шапки не видел?» «Отец Элохим, ты мои искушения не выкидывал?»

У литературоведов в ходу смешное слово «хронотоп» — «организация писателем времени и пространства в романе». Вот есть город Конотоп, а есть город Хронотоп, он же Небесный Иерусалим. Город такого богатства временем и пространством, что ты ровесник всем и ровня каждому, и не просто «никто не уходит обиженным», как выражено в одной повести, а просто никто никуда не уходит, потому что в Хронотопе Небесном некуда уходить и незачем, в нем — полнота и вечность Жизни.

* * *

Заповеди блаженства выворачивают наизнанку привычные мужские идеалы: победитель получает всё! Победитель, утверждает Иисус, получает ничего. Папа Иоанн Ронкалли понимал духовную нищету как борьбу с честолюбием (Journal, 1965, 256). Бывают общества без денег, не бывают без наград  — за исключением Царства Небесного, общества Христова.

«Нищие духом» поэтому и все, кто определяется не извне, а изнутри, не тем, что имеет, а тем, что переживает.  У такого человека может быть машина, но он не машиной определяется и не гордится тем, что у него есть машина. А у другого машины нет, но он страдает от этого и на преступление пойдёт ради машина. «Нищета духом» противостоит не «духовному богатству», а «алчности духом». «Нищета духом»– не психологическое или эмоциональное состояние. Человек не может убедиться, что он внутренне свободен, если он не попробует освободиться внешне. Разобрать машину свою на части и раздать их нищим, — вот проверка того, насколько автовладелец свободен от автомашины.  Аплодировать политику, который обещает тебе бесплатную автомашину  — «алчность духовная», а вот продать свою машину и пожертвовать деньги политику — «нищета духовная».

Комментируя заповедь о блаженстве нищих, византийский богослов XII в. Евфимий Зигабен заметил: «Ничто непроизвольное не доставляет блаженства». Блаженны те, для кого нищета — результат волевого усилия, сознательного принятия, а не внешнее обстоятельство. Блаженство — состояние победителя. Виды спорта бывают разные, и шахматист к блаженству не приходит, а высиживает его за доской, но не бывает соревнований там, где нет добровольного включения в игру. И после этого как согласиться с христианством, превращённым в занудную школу, а то и в казарму! Вот — «обмирщение». Как согласиться с христианством, которое считает соревнование проявлением тщеславия. Конкуренция лечит тщеславие лучше любой аскезы, потому что в игре (частным случаем которой является любое соревнование) никто, играя честно, не выигрывает всегда и во всём, а в аскетических «упражнениях» легко спутать безволие со смирением.

Нищие — неважно, духом нищие или нет — нищие блаженны потому, что с ними Бог, а не потому, что с ними нищета. Не надо бояться победы над нищетой: Бога не победить, Он не оставит нищего и в богатстве. Сергей Ковалев сказал как-то: «Подавляющее большинство тех, кто называет себя демократами, — ну что это за демократы? Главным образом, это просто благополучные люди при любых политических условиях в стране … Вы хотите спросить меня, имею ли я в виду моего партийного лидера …? И его тоже. Это поколение умных мальчиков, и они прекрасно умеют считать шансы. Но они не умеют их создавать». (Итоги. 25.8.1998. С. 48). Неприязнь к «вечно благополучным» помогает понять заповедь о блаженстве нищих духом: «духом» означает — «в вечности», блаженны не всякие нищие, а «вечно нищие», не слипшиеся с богатством даже в мечтах.

Нищета духовная предпочитает не считать шансы, а создавать их. Поэтому нищий духом не всегда неудачник. Современник Спасителя, богач, придворный и литератор Сенека сокрушался: «Всё наше тупоумие заметно хотя бы из того, что мы считаем купленным лишь приобретённое за деньги, а на что тратим самих себя, то зовем даровым ... Всякий ценит самого себя дешевле всего» (К Луцилию, письмо 42). К счастью, это не вся правда. Нищий духом не тратит себя на карьеру — хотя карьеру может и сделать, благо не всякая карьера требует подлости.

Не богатые и нищие противостоят друг другу. «Собственники и попрошайки — вот две категории, которые противятся любым переменам, любому связанному с обновлением беспорядку. Расположившиеся в двух крайних точках социальной лестницы, они страшатся любого изменения как в сторону добра, так и в сторону зла: они одинаково стабильны, одни — в изобилии, другие — в нужде» (Эмиль Сиоран). Нищета духом и есть бесстрашие, принятие изменений. Абсолютное изобилие («богатство») и абсолютное отсутствие («нищета») не мешают этому творческому дерзновению и не помогают ему. Нищие духом есть люди, собственность которых стоит меньше их самих.  

Актёр Виктор Баринов рассказывал: «Старость приходит тогда, когда человек чувствует себя старым. ... Было собрание в театре и один старик начал жаловаться на то, что ему плохо живется, хотя он получает самую большую зарплату. Тогда очень известный актёр, не выдержав, крикнул со сцены: «Стариков надо убивать в детстве». Богачей надо убивать в нищих, гордецов надо убивать в смиренных и т.п. Ни один человек при этом не пострадает, наоборот — нищий, в котором убили богача, станет победителем в схватке с нищетой. Нищий не приобретает, потому что нуждается, а нищий духом не приобретает, потому что не нуждается.

Сергей Фудель объяснял «нищету духа» как стремление к всегда. Вечность должна быть вечной не только в вечности, но и на земле. «Изредка» озарение даётся каждому. Богатство — когда два «изредка» принимают за «всегда», когда слияние двух точек, двух десятилетий принимают за вечность. Напротив, нищета духом полагает, что и два мгновения, и два миллиона мгновений — недостаточно, что «всегда» состоит не из точек, сколь угодно плотно составленных рядком, а из непрерывности, слитности. Но эта слитность даруется лишь Духом. Все человеческие сокровища, дела, усилия — частицы, в волну же человеческая жизнь превращает вода Духа.

Нищий духом человек не разбирается, что за нищий перед ним: человек, у которого сгорел дом, человек, который отсидел срок за поджог, или просто спившийся пожарный? Добрый человек пожертвовал и ушел, и не его вина, что нищета осталась. А вот оставшимся полезно помнить, что блаженны нищие. Не потому, что нищим подают милостыню. Потому, что тем, кто предпочитает нищету лжи, полулжи и полправде, Христос открывает Царство Небесное — тоже, заметьте, открытое общество, хотя и совсем в другом, чем для советских газет, смысле. Не все нищие блаженны — потому что много нищих не духом, не от стойкости и бескомпромиссности, а просто от лени и уныния. Циники уверяют, что нищета духом — это тень обломовщины. Но нищий духом так же не имеет отношения к обломовщине как смирение — к холуйству.

Литератор Эдмон Тополь (Огонек, 2003 г., №337, с. 44) вспоминал, как в поездке у его отца украли чемоданы. Человек спал на верхней полке плацкарты (в эвакуацию ехали), спал в сапогах, чтобы не украли, нервничал и за сапоги, и за чемоданы. Вдруг среди ночи кто-то стал тягать его сапоги — легонечко, но ощутимо. Отец решил не подымать крик, чтобы не спугнуть ворюгу, а дать ему возможность сдернуть сапоги и поймать тогда с поличным. Но почему-то сапоги, подёргав, оставили в покое. И вдруг станция... все просыпаются... Отец бросает взгляд на полку и видит, что его чемоданы исчезли. Вскакивает, чтобы бежать за вором — а сапоги-то наполовину сняты, и он потратил драгоценные минуты, чтобы их натянуть. Вор успел убежать. Нет, конечно, не стоит из этого делать вывод, что, мол, пенс фунт бережет, верный в малом и во многом верен... Сколько людей, которые только и делают, что берегут сапоги, а про чемоданы давно забыли. Но всё-таки... все-таки жизнь игра не в «держи вора», а в «держи фасон». Может, бежать никуда и не придется, но способность бежать важнее чемоданоимения.

Нищих, как и богатых, очень мало. Ведь «нищий», «богатый», — это человек, чувствующий себя нищим или богатым. Между тем, счастье человека в том, что он быстро ко всему привыкает, привыкает он и к нищете, и к богатству, живет, руководствуясь не тем, сколько у него есть, а сколько ему нужно (или, напротив, не нужно). Это счастье, потому что человек, который постоянно гордится своим богатством — не имеет его, а принадлежит ему. Человек, который гордится московской пропиской — провинциал с пропиской. Привычка спасает от гордости. Но привычка спасает и от святости. Привычка помогает выжить, но не жить вечно. В отношении к деньгам это особенно заметно. Нищий привычен к нищете. Нищий духом не может привыкнуть даже к деньгам, не только к их отсутствию. В бедности и богатстве он одинаково льнёт к Богу, а не к деньгам. В Москве и в Урюпинске он одинаково поражается тому, что жив.

Жак Росси (1909-2004), прошедший через самые разные концлагеря Запада и Востока, иронизировал над следователем, который сажал его, юного коммуниста, при Пилсудском. Следователь стыдил Росси тем, что он-де борется за освобождение рабочих, но не знает цену буханки. «Вернувшись в 1961 г. Польшу, я кое-что смог узнать про этого следователя: он к тому времени два года как умер, но успел верно послужить коммунистическому режиму, как служил прежнему. И правильно: в отличие от меня, сопляка, этот человек всегда знал, сколько стоит кило картошки!» (Новая Польша, №10, 2003, с. 58). Знать, не зная — вот что такое «нищие духом». Стыдно не знать цену буханки, но стыдно и продаваться за буханку. Умереть с голода не стыдно, но, судя хотя бы по диетам, мучительно больно. Опыт, однако, подсказывает, что никто из-за принципиальности с голоду не умирает. Распределение преждевременных смертей поразительно случайно, иначе бы люди давно оскотинились или освятились — в зависимости от того, что преобладало бы, смерть от порока или смерть от идеализма. И даже в этом простом смысле нищие духом — блаженны блаженством риска.

«Нищие духом», по Златоусту, это смиренные — то есть, те, кто исполняет заповеди, те, кто не грешит. Причем не грешит не под давлением обстоятельств, не грешит, хотя мог бы. Рассуждение американца. Впрочем, Антиохия, где формировался Златоуст, и была для своего времени Нью-Йорком: городом, где каждый не ленивый человек мог добиться, чего хотел, где грех было объяснять жизненные неудачи обстоятельствами или нравственным барьером. В современной Москве, как и в любом несвободном социуме, к примеру, все наоборот. Здесь для успеха надо нарушать заповеди — красть, лгать, убивать. Проживая здесь, трудно поверить, что где-то, когда-то бывает так, как описано в Библии: хорошо тому, кто соблюдает заповеди (Втор. 4, 40). Это слишком невероятно, коли было бы так... А что — коли было бы так? Если бы мы зажили хорошо не от воровства, а от добродетели, стали бы подлинно «нищими духом», «смиренными», тут-то бы и начались настоящие проблемы — не с тем, как выжить, а с тем, как жить.

Смирение как нищета, подчеркивает Златоуст, дело нехитрое: нищие апостолы и так были смиренны. Но ведь им предстояло многое — вот Иисус их заранее и смирял. Он боролся не с богатством богатства, а с богатством нищеты, предупреждал не о гордыне сильных мира сего (это была бы пошлость), а о гордыне сильных не от мира сего. Смирение есть свобода от свободы, свобода от озабоченности свободой, от утверждения свободы на гордости и обособленности.

*  *  *

Христа в Средние века часто изображали прежде всего царем. Легко (когда живешь не в Средние века) понять, что в этом опасного: на смену такому представлению пришло почитание Иисуса как нищего, бездомного проповедника. Труднее понять (возможно, основатели нищенствующих орденов это не понимали, ослеплённые бунтом против ханжества предыдущих поколений), что царство нищенству не помеха. Не случайно в те же Средние века (да и позднее) особенно почитали именно тех царствующих особ, которые не столько царствовали, сколько страдали от своего звания — как Борис и Глеб, Вячеслав и многие другие правители, убитые соперниками. Да и в любом случае: вполне можно быть одновременно царем и нищим. Это называется «голый король». Зримо это показано на некоторых средневековых картинах, на которой воскресший Христос — обнажённый, но в пурпурной мантии. Не «король-то голый», а «голый-то — король!»

В отличие от других заповедей блаженств, которые говорят о будущем вознаграждении за нынешние страдания, здесь говорится о том, что нищие духом вознаграждены уже сейчас — Царство Небесное «их есть». Им не обещано какое-то будущее богатство — нынешняя «нищета духом» и есть богатство. «Нищета духом» — это прежде всего согласие не торопить Бога с обналичкой. Веруем, что Он может заплатить сторицей, но подождём. Эта готовность подождать есть лучшее исповедание веры в то, что Бог есть Царь. Ну кто будет просить царя — короля, президента — вернуть долг?

Наседают на родственников, даже близких, теребят знакомых и друзей, а Царь — ничего-ничего, Ваше Величество, мы потерпим! Идеальная иллюстрация к этому — рассказ Марк Твена «Банковский билет в миллион фунтов»: главный герой имеет одну-единственную банкноту, с которой невозможно дать сдачи, но никто ему не отказывает, все согласны обслужить его в долг, потому что одно знакомство с таким богачом повышает репутацию. Претензии к Богу может обращать лишь неверующий в Бога как Царя — а если Бог не Царь, то Он и не Бог вовсе.

* *  * 

Среди русского крестьянства нищий — нищий до степени бездомности, бродяжничества, попрошайничества — это почти всегда старик.

Материальное объяснение на поверхности: если у старика нет детей, жены, да случись пожар, ему остаётся лишь по миру идти. Только пьянство может сделать попрошайкой мужчину в расцвете сил.

В этом смысле нищий — символ Бога, и именно Бога Отца. Когда Иисус в образе нищего попрошайки стучится в крестьянскую избу или в монастырские ворота, это Создатель стучится. Так в Средние века изображали именно Христа создающим мир.

Старость, впрочем, сама по себе — лишь возраст, когда смерти в человеке становится более того привычного уровня, который мы даже не замечаем. Старик уже умер, он не живёт, а существует, как ходячий мертвец. Так же опасен, такая же обуза. Одна радость — ест мало. Если, конечно, мало есть, старики разные бывают. То ли дело старцы...

Толстой умер не потому, что ушёл из дому. Он ушёл из дому, потому что умер. Умер, потому что стал «нищим духом», расставшись с женой, детьми, друзьями, имением.

Нищета это смерть. Деньги — или запас зерна, или дети с женой — это жизнь. «Блаженны нищие» и «раздай имение своё и следуй за Мною» — один и тот же призыв отшвырнуть табуретку, на которой стоит всякий живой человек. Головушка-то при этом в петельке. Вот отшвырни и посмотри — задёргаешься в петле и сдохнешь или начнётся новая жизнь. Работа на двоих. Человек отшвыривает табуретку, Бог вынимает из петли. Не отшвырнёшь — не вынет. Зачем? Табуретка вполне заменяет Бога. Конечно, не очень легко жить, стоя на табуретке с головой в петле — натирает, неустойчиво, дерёшься с теми, кто тянет из-под тебя табуретку. Да люди и верёвку норовят срезать и стянуть, но не отдадим!

* * *

«Нищета духом» проверяется в двух состояниях человеческого вещества. Вот ты лежишь на картонке у вокзальной стены, всё дело зудит, включая желудок, холодно, в голове — ну что может быть в голове при всём этом…

Для тебя в этой ситуации «вера», «Бог», «душа» что-то означают или при их упоминании сплюнешь и оскалишься?

Или ты купил домик на берегу Адриатики. Небольшой. Есть очаровательное слово «гарсоньерка» — помещеньице на одного. До революции были самовары на одного, в офицерской среде их звали «эгоист». Пусть десять квадратных метров, но с верандой, откуда видны горы и море. Тёплый туалет и скоростной интернет. Пенсия с медицинской страховкой. Или, там, рента с квартиры в Москве. Любимый человек рядом, а в пределах досягаемости любимые дети и внучки с внуками. Ничего не зудит, всё такое тренированное, бодрое, интеллект сохранный… Купания, походы, кино, приятные беседы за свечами с хорошим вином и шашлычком… Вокруг ни нищих, ни богачей, все вроде тебя.

Для тебя в этой ситуации «вера», «Бог», «душа» что-то означают или при их упоминании деликатно пожмёшь плечами — мол, у нас приятная застольная беседа (варианты: я пишу; сижу в интернете; отдыхаю; смотрю кино)? Хоть вокзальным бомжом (имеется в виду то же, что у Толстого — висишь над пропастью, уцепившись за былинку), хоть рантье на Лукоморье, — если ты о чём-то не будешь думать в этих ситуациях, то об этом чём-то не стоит думать и во всех других ситуациях. Как говорят золотоискатели (у Джек Лондона), «если этот участок не стоит десяти тысяч долларов, то он не стоит и доллара». Если Бог — не для бомжа и не для рантье, то Он вообще ничего не стоит, и жизнь ничего не стоит.

*  *  *

Нищие духом, конечно, это богачи. Не так трудно определить «дух», как трудно определить «богатство». Кому и гвоздь — богатство.

Недурной критерий богатства — его надёжность. По этой части самый бедный современный человек богаче самого богатого древнего. Юлия Цезаря убили, всякий римский император страшился и трепетался, а мы в разы более уверены в своём будущем. Мёртвые на улицах на валяются — между прочим, это наблюдение неприменимо для большинства прежних эпох.  Дело не только в том, что всё застраховано и перестраховано. Современное богатство в огромной степени заключено в самом теле человека. Американец может раздать имение нищим и приехать в Россию проповедовать Евангелие, но он и в России останется процентов на 20-30 телом и духом здоровее окружающих.

Зато у современного человека есть такой странный — и, возможно, лучший — критерий богатства как знание. Богачи — это те, чьи дети могут получить наилучшие знания. Речь идёт даже не о надомном обучении с приходящими учителями, хотя и оно недурственно весьма, а просто об очень хороших школах. В современной России «богач» начинается, видимо, с трех-четырех тысяч долларов в месяц — из них треть как раз и отдаст человек за обучение сына или дочери.

Знания и здоровье — богатства, которые не раздать. Вот уж тут «нищие духом» особенно пригодятся. «Раздать» не обязательно означает «уничтожить». Это мы проходили-с и, увы, всё ещё проходим-с. Уравниловка — ну, конечно, не без лицемерия, но как бы уравниловка. Уравнивающие имеют некоторые привилегии, но мы согласны на это, лишь бы уравнивали справно. «Социальная ответственность власти» — давить, подстригать общество как английский газон, чтобы все были одинаково нищие и несвободные. Да, кстати, свобода тоже входит в нынешние представления о богатстве. Но и с нею, как показывает российский опыт, можно довольно успешно бороться.

Противостоит «социальной ответственности власти» — то есть, деспотизму и грабежу — «социальная ответственность бизнеса». Это, конечно, эвфемизм. «Бизнес» тут означает именно богатство. Если бизнес нищенский, то и социальная ответственность у него нулевая.

«Социальная ответственность» тоже выражение неточное, причём характерно неточное. Ответственность — не перед обществом, а перед людьми, из которых общество состоит. Если забыть про людей, заменить их обществом, то может опять выйди Муссолини, Ленин, Франко или что похуже. Так что может сделать богатый человек для небогатого?

Ответ понятен из заповеди — не быть богатым. Не «раздать имение», а «не быть богатым». Раздать имение и бедняк может, он от этого не станет нищим духом, станет всего лишь нищим. Так ведь в том и дело, что «имение», «собственность», «богатство» это не только деньги. Знания, здоровье, свобода, — удивительные явления, которые от раздавания только приумножаются. Можно быть богатым среди бедняков (хотя крайне неприятно или, точнее, должно быть неприятно). Но нельзя быть свободным среди несвободных, как нельзя быть знающим среди невежд. Это всё равно что интернет без компьютеров, социальные сети без участников. Хорош был бы фейсбук у Сталина — с одними охранниками во френдах.

Это означает, что раздача должна быть умной, здоровой и свободной, то есть, одним словом, — творческой. Конечно, богатство не совпадает с творческим духом — так и нищета с ним не совпадает, поэтому и понадобилось добавить «духом» к слову «нищие». Творческий бедняк и творческий богач — в одном кластере. Только кластер этот небольшой, к сожалению.

Совместимо ли творчество с богатством? Это как вопрос о том, можно ли бескорыстно полюбит богача, зная, что он богач. Можно, конечно. Вопрос в том, способен ли бескорыстно любить богач — задача куда более трудная, ибо богач не прошёл испытания бедностью. Кто любит, тот раздаёт, тот знает, что такое «нищий духом». Во всяком случае, он готов раздать и мысленно, сердцем, он расстаётся — иначе грош цена его любви. Для этого не обязательно жениться на нищей — любовь богача к богачке тоже даёт опыт нищеты духом или это не любовь.

Когда мысленная, воображаемая раздача переходит в реальную? Что вообще меняется? Так это непредсказуемо — творчество непредсказуемо по определению. История показывает, что творчество возможно, а вера подсказывает, что творчество необходимо. Опыт и знания говорят, на кого похож духовно нищий. Он похож на человека после тяжёлой болезни, который знает, что здоровье — не самоочевидно, хрупко, стоит больших затрат. Он похож на монаха-молчальника, который молчит с усилием, молчит красноречиво. А вот на кого нищий духом не похож, так это на немого, который молчит просто потому, что не может говорить. Нищий духом богач не похож на бедняка, он похож на обнищавшего богача. Это большая редкость — большинство-то богачей похожи на разбогатевших бедняков, это прямая противоположность.

Можно ли быть нищим духом и при этом всё-таки того… позволять себе… Наверное, можно. У всех свои критерии, этапы, пороги. Только это не самый главный вопрос. Главный вопрос — об окружающих богача — о том, есть ли они, каков он с ними, каково им с ним. И на этот этот отвечать не богачу, а Богу.

*  *   *

В современной цивилизации эта заповедь блаженства получила совершенно непропорциональное первоначальному контексту значение, потому что деньги сегодня играют роль второй сигнальной системы (первая всё-таки — слова). Две тысячи лет назад важнее были слёзы, почему «блаженны плачущие» — на первом месте. Современная цивилизация не отрицает, что плач — это сигнал о большом неблагополучии. Только это сигнал очень несовершенный, примитивный, грубый. Либо-либо. Либо плачет, либо нет. Почему плачет, почему не плачет… Плачущие тоже бывают разные, крокодиловых слёз никто не отменял, а бывают ещё и шакальи, и слёзы счастья бывают, причём счастье часто людоедское.

Что до денег, то для современного человека «деньги» — это как для бедуина «верблюд». Слишком общее понятие. (Впрочем, не только для бедуинов, не случайно Иисус богатство ассоциирует с верблюдом.) Разновидностей верблюдов сотни, а денег и того больше. Существует несколько способов распределить всевозможные разновидности денег по шкалам, наглядно показав их различие.

Например, шкала поклонов. Сколько должно быть у человека денег, чтобы ему было невыгодно наклоняться, чтобы подобрать ассигнацию в тридцать, допустим, серебреников? Сугубо капиталистическая идея. Казалось бы, если у человека есть миллиард талантов, которые вложены в дело и приносят ему прибыль безо всякого его участия, так теперь у него столько свободного времени, что он может весь день ходить и подбирать оброненные драхмы. Это взгляд архаики на современность. Капиталист не тот, кто живёт на проценты с капитала, а тот, кто творит из денег капитал, приносящий проценты. Это вам не Христа продать!

Вот сколько у Иуды должно было быть денег, чтобы не связываться с мелочной, строго говоря, торговлей?

Есть и другая шкала, позитивная: «За сколько ты бы согласился сделать то-то и то-то?» Обычно выбирают в качестве критерия секс, но всё же это грубовато. Во-первых, теоретически каждый и каждая сразу встают в позу и кричат «Да ни за какие деньги», во-вторых, практически каждый и каждая готов подвергнуться изнасилованию и даже истязанию за не очень-то большие деньги, за удивительно смешные деньги — смешные и для насильника, который покупает проституирование, и для проститутки, когда она подсчитывает общий баланс. В общем, всё описано в «Идиоте», где ключевая-то сцена — у огня, пожирающего деньги не для женщины, а для мужчины. Там сто тысяч, очень хорошие деньги, на весь остаток жизни деньги.

Всё же секс — это грубо (а в «Идиоте» именно секс — за сто тысяч испытуемому предлагается, в сущности, самооскопление). Тоньше — смех. Запрет на продажный секс — внешний, социальный. Запрет на продажный смех — внутренний, биологический. При этом продажный смех всё-таки возможен, в этом смысле смех ровно посередине между сексом и чиханием, зеванием, потением, которые в принципе не продаются, поскольку самопроизвольны. Вот диктатор шутит. Придворные смеются. Диктатор шутит несмешно — не потому, что у него нет чувства юмора, а потому что диктаторность любой юмор превращает в изнасилование. Желтый на синем даёт зелёный, хоть ты тресни.

Могли бы придворные не смеяться? А как же! Диктаторы тоже не идиоты, они знают цену продажному смеху. Он не стоит ничего: покупается за очень большие деньги, а продать нельзя ни за грош. Продажный смех — одноразовый. Представьте себе блошиный рынок, на который человек принёс продавать использованные им презервативы. Хорошо простиранные, красиво упакованные. Долго ему сидеть! «Нищие духом» — это те, кто не будут покупать чужой смех, или те, кто не будет продавать свой? И те, и те, конечно! Вполне такое может быть сказано только о Боге, но в силу богоподобия каждый человек стремится именно к этому абсолютному счастью — смеху без причины. Ведь любая причина уже есть плата за смех, а дурачинство, дурачество, юродство — святость и рай, вид снизу.

Соответственно — в силу всё того же параллелизма секса и смеха — знаменитое «скопцы во имя Царства Небесного» это меньше всего те, кто героически, систематически, денно и нощно несёт обет безбрачия. Мало не смеяться, чтобы быть серьёзным, а не угрюмым. Сотворил непрелюбу — подумаешь, герой! Это когда не творишь прелюбу, трудно, искушение кажется невыносимым, мир компрессуется до размера, извините, булавочной головки, на которой ангелы с бесами борются, а когда уже пронесло, видишь истинные пропорции, и они не велики. Ну, «супружеская верность». Ну, «целомудрие». Что дальше-то? То-то и оно! Сублимируй, бабка, сублимируй, дедка, сублимируй ты моя, красавица соседка… Блаженны чистые телом, нищие духом, потому что в их распоряжении все богатства мира. Блаженны — и часто при этом смешны, потому что им некогда или не по чину нагнуться за этими богатствами (или подпрыгнуть, сокровища ведь разные именно потому, что «все»). Так что чистота чистотой, дух духом, а поклоны, прыжки и веру никто не отменяет.

*  *  *

Евангелие не демагогично. Демагогия — когда уверяют, что любой трудолюбивый человек может пробиться на верх социальной пирамиды. Нет, не может! Если бы мог — исчезла бы социальная пирамида, потому что всякий человек трудолюбив. Врожденное трудолюбие подавляется, причем в огромной степени подавляется именно теми, кто на самом верху пирамиды, подавляется самой пирамидой-социумом. Потому что душа любит труд, а общество любит повиновение. Доставить другому радость — одно, а выполнить прихоть другого — совсем другое. Труд на прихоть любить невозможно, потому что прихоть не человечна.

Как и в любую другую эпоху, в наше время нарастает «ловушка бедности» — бедность, нищета засасывает. Одновременно нарастает «ловушка роскоши». Исчезает «средний класс» и происходит (к счастью, очень и очень медленно) возвращение к дикости, когда 99% процентов населения работают на удовлетворение прихотей 1%. 99 человек из 100 нищенствуют, принося к ногам сотого какой-нибудь нелепый гаджет вроде короны российской империи или подкованной блохи. Нет уж, стократ богоугоднее структура, при которой все имеют возможность заняться шоппингом, а не один — примеркой шапки Мономаха. Алмаз величиной с отель — чудо природы, но лучше уж средний класс, когда дарят любимым колечки с бриллиантиками, на которые распилили этот алмазище. Колечки не чудо природы, даже не чудо ювелирного искусства, так от колечек и не требуется быть чудом, они же не люди!

Нищета духовная тоже своего рода ловушка, — это такое отношение к материальному миру, когда человек «в плену» у мира духовного. Это не самоограничение, это самоосвобождение — или, учитывая, что нищета духовная невозможна для человека, а возможна только как дар от Бога человеку — это освобождение, спасение человека Богом. Нищий духом уже не страдает от того, что не может чего-то купить, хотя радуется тому, что кое-что купить может. Радуется и благодарит Бога за шоппинг, а особенно за то, что жизнь есть не только в супермаркетах и мини-супермаркетах (которых нынче много на Руси), но и в душе.

*    *    *

Блаженны нищие духом — это не те, кому ничего не нужно (богаты они или бедны), кто избавился от желаний, порадовав Будду. Нищие духом имеют желания, говорят о них Богу и радуются, что исполнение желаний не удлиняет, а сокращает жизнь. Земную жизнь, но ведь другой пока нет, мы ж не самоубийцы, не хотим умереть раньше. Раньше умереть не хотим, но чтобы другим жилось хорошо — хотим, и вот за эти хотения и готовы платить единственным, что подлинно наше. В конце концов, когда мы кормим и поим голодных — это ведь из нашей жизни выпадает кусок. Могли бы вместо этого лежать на пляже среди Тихого океана или хотя бы Атлантического. Прошёл с другим километр по его, другого, делу и просьбе, — свой жизненный путь укоротил на километр. Жизнь усаживается, сжимается, все такая растрёпанная и перфорированная — тут дыра, там разрез, и через эти прорехи и разрубы утекает моя жизнь и втекает Дух Божий.

Ну, конечно, ежели я просто водки выпью и отрублюсь, то последующая дыра в пространстве-времни Духу Божию — как стальная стена. Штольц перелёт, Обломов недолёт, а жить надо влёт.

*    *    *

У многих вызывает недоумение оборот «нищие духом» — и эти же самые люди спокойно относятся к совершенно аналогичному «дауншифтинг». Дауншифтер вовсе не вниз двигается, он двигается вверх, в этом весь смысл дауншифтинга.

Человек сдаёт квартиру в Москве за тысячу долларов, переезжает в Таиланд и живёт в три раза лучше, чем в Москве. Он подымается по социальной лестнице, а не опускается. В отличие от местных жителей он не горбится ради чашки риса, ест лучше, отдыхает, развлекается…  Был прах земной, затюканный и помятый, а стал принц на каникулах.

Представим себе короля Таиланда или, на худой конец, просто тайского богача, который вдруг отрекается от престола, раздаёт имение своё нищим и переезжает в Москву, чтобы там… Не очень понятно, чем бывший миллионер может помочь москвичам, кроме слова — а Москва словам не верит.

Москва, правда, и делам не верит, Москва вообще ничему не верит, почему отсюда и смываются в самые неожиданные места. Смываются неверующие, которые устали жить среди подобных себе и хочется пожить среди верующих. Смываются циники, которым хочется пожить среди наивных и добрых людей. Смываются обманщики, которые устали обманывать обманщиков и решили отдохнуть, обманывая честных британцев или американцев.  

Иисус Сам вроде тайского короля, совершившего апшифтинг в Москву, и другим велит. Уезжать не обязательно, достаточно поверить Богу на Слово, а приключения начнутся сами.

*  *   *

Поразительно, сколько людей готовы поделиться последним, когда последнего уже нет. Сколько начальников на пенсии начинают общаться с теми, кого не замечали, пока были при должности. Становятся жутко либеральными, мечтательными (ну, если до пенсии были не совсем уж палачи). Сколько обнищавших богачей мечтательно возводят глаза: «Эх, жаль, нету тех денег!...»

Только вот уже начальники на пенсии ничем помочь не могут, обнищавшие богачи ни копеечки не могут одолжить. Так вот, «нищие духом» — это нечто прямо противоположное. Ещё при должности, но уже готовы использовать должность для помощи — представим себе Понтия Пилата, отпускающего и Иисуса, и Варнаву. Ещё не разорились, но готовы одолжить без надежды на возврат и под идею, совершенно им чуждую... Такое может себе позволить лишь бесконечно богатый человек — то есть, вообще-то, это уже Бог. У Него Одного столько власти и денег — а Он всё-таки делится, не дожидаясь, пока Его разорят и отправят на пенсию (к чему многие прилагают усилия).

Конечно, мы не в восторге от того, кого Бог отпускает на свободу, кому даёт деньги... Даже, если это мы сами и есть — нам же ещё нужно не только себе получить, но и других обобрать... А Господь нам, бобрам, твердит про блаженство обобранных...

*  *  *

«Блаженны нищие духом» — яркий пример фразы, которая может иметь противоположное значение в зависимости от сугубо материального обстоятельства. Если это говорит нищий, как Иисус, она — святая истина, если это говорит богач, она — сатанинское издевательство.

Как сказал Честертон, «честный бедняк может иногда забыть о бедности, честный богач — никогда».

Не оставил Честертон без комментария и слова Спасителя, сказанные Иуде — на предложение вспомнить о бедняках: «Нищих всегда имеете с собой, Меня же не всегда» — «Блаженны нищие, потому что лишь они иногда не имеют нищих рядом с собою».

Бедняк может и должен забыть о бедности, когда он в церкви, когда он с любимой женщиной, когда он отдыхает или пирует — беднякам тоже случается пировать, и Тайная вечеря неплохой пример. Всякая пасхальная трапеза — это пир бедняков, лишенных даже дрожжей, только сухари с хреном. Богача же память о существовании нищих не должна оставлять никогда.

*  *   *

Ветхий Завет призывает к щедрости, Иисус призывает к нищете. Огромная разница! Она подобна разнице между провинцией и столицей. Провинциалы считают себя щедрыми, горожан упрекают в жадности (провинция воображает себя деревней, хотя даже в древности провинция прежде всего была подчинённым городом, а не деревней; деревня не считает себя провинцией, ей некогда считать, она выживает). В современной России это противопоставление выливается в антизападничество: американцы тупо наживают деньги, обирая весь мир (варианты — Север столица, Юг провинция, Запад столица, Восток провинция). А дальше эта оппозиция может воспроизводиться в самых разных вариантах: «Россия — щедрая душа» — и гнусные антирусские элементы (олигархи, приватизаторы, демократы), которые жидятся и жадничают. Бездушные буржуа — душевные советские люди, которые не считают, сколько котлеток скушал гость и готовы его у себя поселить хоть на месяц.

Фрэнсис Бэкон сказал: «Деньги как навоз: если их не разбрасывать, от них будет мало толку». Это лучше «что отдал, то твоё», потому что имеет в себе пусть небольшой, пусть в виде метафоры, а всё же довод.

Тот же Бэкон замечал, что Ветхий Завет считает критерием благоволения Божия богатство, Новый Завет — нищету. Противоречие не так уж велико, потому что из двух видов нищеты — невольной и добровольной — Иисус обычно говорит именно о добровольной, причём Ему всё равно, насколько продуктивно для нищих получать милостыню. Да хоть в прорубь побросать  — лишь бы освободиться от богатства. Впрочем, прорубей в Палестине не бывает. К счастью для палестинских нищих.

Щедрость именно что душевна, в этом её опасность. Душа тут противопоставляется не духу, а телу. Потому что котлетки, которыми готовы бесконечно кормить гостя душевные хозяева — опасны для здоровья. Жильё, которое гостеприимно готовы разделить щедрые души, таково, что хороший хозяин в это жильё собаку не поселит. Душевная щедрость готова поделиться тем, что вообще-то надо бы уничтожить. Дайте такому человеку сколько-нибудь приличное мясо, хорошую зарплату, комфортный дом — и он молниеносно перестанет быть щедрым, обернётся сквалыгой. Что и показали многие разбогатевшие или хотя бы малость прибарахлившиеся «душевные русские люди».

Скупой, расчётливый, буржуазный американец или европеец, тем не менее, поделился с щедрой душой Россией и гречкой, и арахисовым маслом, и деньгами, когда в начале 1990-х годов Россия завопила, что умирает от голода. При этом на военных складах щедрой России лежало продовольствия на несколько лет — на случай атомной войны. Эти запасы распечатаны не были, и причины неважны и неуважительны. Помощь Запада была точечной, расчётливой (в России расчётливость — синоним скупости), серебряных солонок не слали.

Душевность и вытекающая из неё щедрость слишком часто — тот самый сыр в мышеловке. Это хорошо известный историкам феномен архаических обществ: накормят до отвала, уважут, но взамен будут ожидать полного подчинения или, в крайнем случае, ответной благодарности в двойном и более размере. Иначе опять обвинят в скупости. Бывали казусы, когда в результате такой гонки щедрости разорялись все участники. Честь дороже! Под маской «душевности» скрывается именно честь — и это в лучшем случае, а в худшем стремление подчинить себе того, кого поют и кормят, кому рассказывают заветные мысли. (Соответственно, такие люди именно в хищничестве подозревают тех, кто оказывает им поддержку — как восточные люди, начиная с русских, подозревают американцев в желании захватить себя).

Честь — только Богу. Один Бог имеет право на щедрость, потому что один Бог умеет быть щедрым, сохраняя Свою свободу и чужую. Человеку же подобает нищета — и, оказывая добро, надо делать это так, словно ты нищий, словно отдаёшь последнее, раздаёшь, не потому, что оно нужно получателю, а потому что Спаситель Иисус Христос посоветовал раздавать. Не делиться, а целиком — раздать, разбросать, не проверяя даже, точно ли нищий или притворяется. Конечно, это великое дело, и проще щёку подставить или не убить, но можно хотя бы вести себя не как щедрый богач, а как нищий. Так вёл себя милосердный самаритянин: не отдал жертве разбойников всё своё имущество, осла и одежду, а точно отсчитал деньги, указал целевое назначение, оговорил, что за врачебную помощь заплатит, а за компьютер, к примеру, нет. Нищий духом был этот милосердный самаритянин, и уж точно небедный был человек. Щедрыми были разбойники — после того, конечно, когда ограбили путника.

Настоящая доброта — не щедра, а расчётлива, настоящая доброта — это щедрость, прошедшая через горнило богатства или нищеты, неважно, лишь бы не через помойку бедности.

Такой вот, извините уж, комментарий к Евангелию получился, сильно актуализированный. По сугубо личной причине: напали при мне на москвичей — мол, они жадные, а провинция щедрая. Ну да, а иерусалимцы Христа распяли...

*  *  *

Главная нищета человека — телесная. Старость — единственная нищета, которая настигает всех. Внутренняя нищета. Замечательная, благословенная «седьмая молодость» — дряхлость. Не обязательно уходит богатство, но уходит жажда богатства. Желания исчезают безо всякой особой буддистской подготовки. Не можем самостоятельно забраться в ванну, зато нирвана — вот она. Ничего не хотим — во всяком случае, в те моменты, когда не хотим, чтобы перестало болеть. Нищета умирания. Совершенно неблаженная, горестная. Человек ещё помнит, как было, и хочет вернуть. Человек возвращается к тому, что когда-то радовало — а оно не радует больше. Человек осуществляет мечту — но не испытывает ровным счётом ничего. И все эти предсмертные просьбы о шампанском с земляникой — впустую. Будет противно и невкусно. Подул ветер и облетели листья, стал виден скелет. Скелету ничего не надо.

Кроме ветра. И в скелете — Дух Божий. Нищий духом радуется Духу. Он не горюет, что выскреб ложкой кашу с тарелки — а на донышке никакого рисунка нет, вопреки обещаниям мамы. Нет рисунка, зато можно выбежать из-за стола. Но, конечно, чтобы выбежать из-за стола, надо — нет, не иметь силы выбежать, силы не требуются, чтобы дать Духу нести себя — а надо не цепляться за стол.

* *  *

«Нищие духом» — это и люди, которые знают цену самому главному — любви, творчеству, свободе. Очень ценные явления (свойства, занятия, называть можно по-разному). Только они — безделки в сравнении с тем, какими они должны быть, каковы они у Бога, какими они будут, дай Бог, и для нас, но — не в этой жизни.

Легко сознавать суетность банкирского дела, педагогики, журналистики. Мимолётность политики? Нет проблем! Эфемерность подметания улиц? А как же!!

Но как насчёт эфемерности рублёвской «Троицы», мимолётности всего иконописания, всякого искусства изобразительного, всей литературы, — в общем, всего того, чему современная культура придаёт значение «высшего»?

Конечно, гений понимает, что его гениальное творение далеко не только от небесного образца, но и от того, что он, гений, мог бы сделать. Умом понимает, а сердцем-то всё же любит своё творчество. Как не любить — это как не любить ребёнка. Только между ребёнком и взрослым меньше дистанция, чем между реальностью вечности, идеалом земным и воплощением земного идеала. Потому и сказал Августин, что человек не может успокоиться, пока не обретёт Бога. Конечно, это он сказал для красоты речи — увы, человек отлично успокаивается не то, что без Бога, но и вообще безо всякого творчества. Но зачем бы Августину говорить самоочевидное? Это пошлость и цинизм. Августин не говорил правду, а открывал правду — то есть, проповедовал. Это ещё одна разновидность нищеты духа: человек знает цену слову и всё же отказывается от слова как способа выживания в мире ради слова как прорыва за грань жизни и смерть, за бытие и небытие.

Нищий духом творит в этом мире, но и этот мир, и его творческие достижения для нищего духом как для миллионера — мелкая монетка, валяющаяся на земле. Глупый миллионер (бывают и такие, слишком деловые) не нагнётся подобрать — как же-с, он за время поклона мог бы ещё заработать куда больше денег одной фразой, одним указанием. Умный миллионер нагнётся и подберёт, чтобы обогатиться памятью о том, что деньги — это то, что валяется на земле, и надо наклоняться и подбирать, творить, сочинять, работать, но душой и духом своим поклоняться и кланяться надо лишь тому, что не внизу, не в могиле, а в небе и вечности.