Миры Божии и небожии

«Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается» (Ио. 14, 27).

Однажды Соня Рукова спросила своего духовного отца, священника Александра Меня: «Как можно различить — от Бога или не от Бога тот или иной поступок?». Он тут же ответил: «Очень просто: всё, что от Бога, рождает в душе мир. Сказал же Господь: мир Мой даю вам… мир Мой…» (Ио. 14, 27).

Это очень разумно, верно психологически и теологически, характерно не только для православия, да и не только христианства, — считать появление душевного покоя появлением Бога в душе. Сделано что-то, позволяющее Богу войти туда, откуда Его обычно изгоняют грехом или по крайней мере суетой.

В 9 из 10 случаев это разумно и верно. Проблема в том, что часто очень трудно понять, имеем мы дело с 9 случаями из 10 или с десятым. Ох уж эта десятина сатане! Душевный мир ложный, покой антихристов, самоуспокоение и, хуже, успокоение от зла. Когда Иисус говорит, что сатана отец лжи, это ведь именно о ложном покое. Ложь передразнивает добро. Чистого зла не бывает, ибо чистое зло такая грязь, что человек сразу отскочит.

Кроме того, бывает ещё покой вполне настоящий, не сатанинский, но и не человеческий. Обезьяний покой. Или березковый. Это шутка того же отца Александра: однажды он по случаю праздника угощал изумительными солёными огурчиками с изумительной же водкой. Водку кто-то подарил из номенклатурного магазина «Берёзка» — вот её он и окрестил берёзковым соком. Сам, однако, предпочитал отнюдь не водку. Когда надо было вырваться из суеты, уходил в берёзовую рощу недалеко от храма. Нервы много что успокаивает, но человек не сводится к нервам. Настоящее беспокойство много глубже — как и настоящий мир.

Беспокойство это свято. Свята свобода, свята любовь. Свобода невозможна без возможности обмана. Если бы ложь не умела имитировать добро, то никого бы ложь не могла поработить. Любовь невозможна без подчинения, даже порабощения любимому. Любящий несвободен — и это святая несвобода, освобождающая человека из рабства материи, расчёту, эгоизму. Любовь делает нас рабами любимого человека, который может ведь такое сделать, что… Да нет, речь не о воровстве и не об амурных пакостях, это все можно «растереть». Самое ужасное — самоубийство. Жить всю жизнь с мыслью «я виноват», «я мог бы предотвратить». И ведь, вполне вероятно, мог бы! Самоубийца всегда думает, что его никто не любит. Обычно он ошибается, а если и не ошибается — тоже не повод. И вот оставшийся в живых лишается мира и покоя, слава Богу. Не хватало ещё спокойно такое перенести.

Иисус сказал: «Мир Мой даю вам», но Иисус не сказал: «Даю, потому что вы умнички». Более того: Иисус предупредил, что Его мир — вовсе не теплота на сердце, благорастворение воздухов и мление. Он, собственно, потому и начал этот разговор, что Его мир — не эмоция. Иисус говорил о том, что даст Духа Святого, помогающего исполнять заповеди — например, подставлять щёку или любить врага. Но Иисус предупредил — «не смущайтесь». Предупреждение нужно, когда идёт что-то неожиданное. Апостолы могли подумать, что утешения Божьи похожи на утешения человеческие. Иногда — похожи, но часто — вовсе нет. Иначе были бы правы атеисты — вера всего лишь средство самоублажения. Блажен кто верует, тепло ему на свете. Иногда тепло, а иногда нет. Иногда тепло атеисту. Жизнь не игра в холодно-горячо. Иногда Иисус такой мир даёт, что похоже на горящий фонтан из газовой скважины — мощный негасимый огонь. А иногда — свечечка. А иногда — холодный компресс.

Как отличить ложный мир в душе, тепло самообмана от мира настоящего? А как отличить, точно ли я знаю испанский язык или обманываю себя? А то известны случаи, когда человек думал, что выучил испанский, а оказывалось, что он знает португальский. Самоучитель был затрёпанный, без обложки. Ошибка открылась очень просто — в разговоре с испанцем. Заметим, что в разговоре с португальцем недоразумение не выяснилось бы, чем и пользуется грех. Значит, надо больше говорить — и говорить с Богом. Каяться, благодарить, слушать. Во-первых, это действительно помогает понять, от Бога успокоение или нет, во-вторых, а мир в душе это ведь не самоцель — это как раз для общения с Богом. Не Бог для душевного мира, а душевный мир для Бога. А то может получиться очень и очень не по-людски, на радость как раз воинствующим безбожникам.

Космическое спокойствие и Божие беспокойство

[По проповеди в Великий четверг 9 апреля 2015 года]

В греческом тексте «мир», который дает Спаситель, это отношения между людьми, «шалом», «пакс», в евангельском оригинале — «ирина» («эйрена»). «Мир», которому Иисус противопоставляет Себя, «мир», который не может дать шалома, — это «космос», косметика творения, красота. «Красота спасет мир»? Это ведь не Достоевский сказал, а один его героев, и сказал не столько про женскую красоту, сколько про то, как женская красота изменилась от страдания и несвободы — ведь героиня Достоевского была сексуальной рабыней, говоря грубым языком уголовного права. Рабство не спасает, спасает отказ делать рабство не только внешним, но и внутренним фактом.

Красота космоса поддерживает и укрепляет нас. Цветочки, пейзажики, зайчики в горах, слоники на черепахах, под голубыми небесами великолепными коврами русалка на ветвях сидит. Посмотришь — и возрадуется душа, и простит всех обидчиков… Обидчикам, конечно, лучше не приближаться, а то схлопочут. Космос дает мир душевный, Иисус дает мир духовный.

Космос дает душевное равновесие — а значит, мы должны что-то отдать, чем-то пожертвовать, чтобы испытать блаженство космического покоя. Нужно космосу немногое — пожертвовать истиной. Не начать лгать, но перестать беспокоиться об истине, перестать искать правды, угомониться, смириться с тем, что мы лишь пылинка… Суета это все — счастье для всех, полеты на Марс, утирание всякой слезы. Надо быть выше этого, а впрочем — и выше того, и сего, и всякого.

Такого космического мира — мира равнодушия и равновесия — очень много и у христиан. Но — у христиан, не у христианства. Христианин может изобразить комбинацию — днем воюет, вечером молится, днем в схватке, вечером над схваткой. Христианство такого не допускает. Христиане умеют сбалансировать — один людей шинкует, другой в монастыре молитвы читает. Христианство такого баланса не терпит.

Иисус дает мир без условий, не в обмен, не требуя жертв. Он Сам — Жертва. Он дает мир, давая Себя. Никакого другого мира у Него нет. Христос не творит мир, Христос и есть мир. Спасение в том, что Христос может быть в каждом, Его дыхание может быть дыханием каждого. Христианский мир не покупается войной, он не результат уравновешивания и равнодушия, а результат страдания и сострадания.

В одной сказке лиса делила сыр между воронами, откусывая понемножку от двух кусков, чтобы добиться равновесия. Убавить, чтобы уравновесить. В Реальности Божьей мир — не через отнимание и вычитание, а через прибавление и умножение.

Красота не спасет мир, потому что сама красота мира нуждается в спасении. Оторванная от Бога красота превращается в орудие зла. Красота военных маршей, красота гордых и сильных, красота механичности и блеска, красота ненависти, алчности, разврата. Мы же спасены уродством и безобразием Казненного на креста. Не красота гламурной репродукции, которую перевернешь — а там другая гламурная репродукция, так что выходит односторонний, одномерный мир. Красота вышивки крестиком, где с изнанки — путаница нитей, никакой красота, но перевернешь — и красота. Так и мир от Христа, мир Царства Божия — мы видим изнанку вечной жизни, и эта изнанка не может состязаться гладкостью и утешительностью с одномерностью материального, временного мира, но в этой изнанке творится мир вечный.