Провинция как испытание для Бога
«Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри.» (Ио. 1, 46).
Израиль очень провинциален сейчас, был очень провинциален во времена Иисуса, да и во времена Авраама, Исаака и Иакова, а также Иисуса Навина, Давида и Соломона.
Провинциальность особенно сказывается в постоянной разделённости. Столица атомарна, провинция раздробленна. Атомарность столицы – это часть столичной же свободности. Раздробленность, разъединённость, взаимная ненависть провинции – это часть провинциального коллективизма.
Назарету особенно досталось, потому что он – север Израиля и юг разнообразных государств, которые существовали на месте Сирии. Древнейшие, славнейшие государства бронзового века. А «бронзовый век» это, знаете ли, не сто лет, а целая эпоха. Тут проходили торговые пути, тут делались деньги. А Иерусалим… Пффф! Потому в Иерусалиме так и пыжились, и пыжатся, что сам по себе город ничто. Приходится из лимона делать лимонад, выдавать провинциальность за трансцендентность.
На самом деле, вопрос надо ставить иначе: может ли быть что доброе из Иерусалима, из Рима, из Нью-Йорка, из Парижа? Да, конечно, именно из столиц исходят все великие экономические, политические и культурные свершения. Но «свершения» одно, а «доброе» другое. Если бы Иисус родился в Риме…
Знаменитая фраза Цезаря про то, что лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме, интереснее, чем кажется. Это не просто кредо честолюбца. Быть первым в деревне труднее, чем быть вторым в Риме. Более того, это труднее, чем быть в Риме первым. Пространство манёвра резко сужено. Это ведь только не очень умному человеку кажется, что «больше народу – меньше кислороду», меньше возможностей, больше препятствий. На самом деле, наоборот. На этом и построено «плодитесь и размножайтесь». Провинция как идея ровно настолько больше семьи, чтобы не иметь преимуществ семьи, и ровно настолько меньше столицы, чтобы не иметь преимуществ столицы, а лишь сочетать в себе недостатки семьи и столицы.
Что мессия придёт из какой-нибудь глухой дыры, а не из столичного университета и не из царского дворца, было легко предсказуемо и, собственно, предсказывалось. Представим себе Иисуса – золотого медалиста, успешного предпринимателя или выдающегося политика, крупного религиозного деятеля или выдающегося врача. И вот Он, благодаря Своему авторитету, начинает объединять лучшие умы человечества, и брюки превращаются… превращаются брюки…
Отсутствие руководства или плохое руководство – результат гибели человечества, а не причина (грехопадение ведь гибель, так что все фильмы про астероиды, врезающиеся в Землю, «мимо кассы», гибель уже состоялась, мы живём в собстенном загробном мире). Причина – отсутствие свободы. Столичность – это место наибольшей возможности свободы (только возможности, но для свободы именно это и нужно). Столица – это человеческое решение проблемы свободы. Замечательное решение, дай Бог, чтобы вся Земля через пару веков превратилась в одну большую столицу, и скорее по образу Нью-Йорка, чем по подобию Москвы, но и тогда это будет замечательный, а всё-таки протез, внешнее. Глубинное же обретение свободы – в провинции, в той провинции, которая как раковая опухоль таится в каждом человеке, делая его рабом суеверия, невежества, страха, властолюбия, и которая договоренности, завету с Богом и людьми предпочитает сделку со страхами, сабостями и бесчеловечностью в других.
Вот эта провинция хотела убить Иисуса и, в конце концов, убила. Потому что Иерусалим, «побивающий пророков» (есть дивное слово «пророкоубийственный») – это не столица, это именно глубоко провинциальная дыра, которая озверело сопротивляется превращению себя в столицу Неба, в город на горе Духа. И воскресение – это победа над провинцией, над несвободой, это исход из Назарета, и в этом смысле Нафанаил особенно неправ: «в» Назарете не может быть ничего доброго, но «из» Назарета – доброе быть может, и только то, что покинуло Назарет и вышло на волю, то и добро, и спасение.