Царь или царица?

Психологи утверждают, что ребёнок нуждается в двух видах любви: отцовской и материнской. Отцовская ставит условия, требовательна. Материнская безусловна, объемлет ребёнка, как бы он себя не вёл. Недостаток одного из этих двух видов любви уродует будущую личность. Однако, Символ веры говорит: «Верую во Единого Бога Отца». За этим скрыто жёсткое отрицание того, что Бог есть Мать — точнее, что «богиня-мать», которой поклонялись многие народы древности, есть Бог.  Бога называют Отцом не потому, что люди рождены Богом. Люди сотворены, и Символ веры потом усиленно подчеркнёт, что Христос есть Сын Божий «единородный», единственный. В мире многобожия верующий в Единого Бога называл Его Отцом и это означало, что Бог — Один, как один отец у человека.

Бог, может быть, скверный отец (хотя не все считают ремень обязательным атрибутом отцовства). Бог наверняка был бы чудесной Матерью, доброй и терпеливой. Но доброй и терпеливой бывает и просто женщина; даже мужчины такими бывают. У женщины вообще есть масса чудесных, уникальных черт. И Библия, и православный молитвослов, когда надо, говорят о Боге именно как о женщине. Что означает витиеватое славянское «любоблагоутробие»? Любовно объемлющая тебя, благая утроба. А «утроба» — по словарю Даля — «матка». Это именно та часть организма, которой женщина отличается от мужчины, которая рожает, и Бог любит нас, как женщина любит плод чрева своего. «Долго молчал Я, терпел, удерживался, — говорит Господь через пророка Исаию, — теперь буду кричать, как рождающая» (Ис 42, 14). Бог говорит через пророков, что Он не менее эмоционален, чем женщина, а более: женщина, бывает, бросает своего ребёнка, но Бог Своих детей не оставляет никогда (Ис 49, 15).

Из века в век с поразительным постоянством катехизисы пишут о том, что Бога называют Отцом, чтобы люди чувствовали: Бог любит их, как свойственно любить отцу. Попробуйте сказать это в современной воскресной школе — в ней те же самые дети, что и в обычной школе, и каждый третий (самое меньшее) ребёнок — безотцовщина. Что для него символизирует именование Бога Отцом? А из тех, у кого отец в наличии, практически все рано или поздно проходят, вырастая, через жестокие конфликты с отцами и выносят из этих конфликтов память об отце как о существе тираническом и сумасбродном. И это не в нашем веке началось: поэтому не в нашем веке началось и богоборчество. Люди восставали против Бога, отказываясь верить в Него, потому что Бог казался им плохим Отцом.

Но ребёнок, рано или поздно, сам становится отцом и тогда понимает своего отца — даже, если никогда его не видел. А когда твой отец умирает — все прощается ему, все оказывается ничтожным, и человек согласен на любые уступки, лишь бы отец жил. Бог Отец бессмертен — но Бог христиан есть Отец не только людей, но и Сына. Бог Отец проходит через нечто худшее, нежели собственная смерть — Он переживает смерть Единственного Своего Сына. И за это можно простить нашему небесному Отцу все те мелкие, никчемные и эгоистические претензии, которые мы предъявляем Богу, чтобы не отвечать за свои грехи самим.

Правда, хотя в Библии говорится о чисто материнских чертах Бога, о Боге не говорится как о матери. Что это? тяжёлое наследие патриархата? боязнь смешать единобожие с языческим многобожием, в котором наряду с мужскими божествами всегда почитались (иногда больше богов) могучие богини-матери. Но ведь единобожие довольно много терминов и мифологических фигур заимствовало из языческих религий, предпочитая рискнуть чрезмерным сближением — лишь бы обратить кого-нибудь из язычников. Однако говорить о Боге как о матери не решались и решались твёрдо о Боге так не говорить. Дело в том, что в повседневном, чисто физиологическом опыте людей об отце можно сказать много неверного, много верного, нельзя сказать одного: что отец рождает. Сказать-то можно, а что проку!

Отец всегда «сбоку припёку», он всегда отделен от рождения. Мать — рождает, сколько ни тверди «Авраам роди, Исаак роди». Этого-то отождествления Бога с рождающим началом Откровение избегает. Бог — творит человека, и не просто «творит», но творит именно в противоположность рождению. Рождает Бог только единого Сына, только Иисуса. Чтобы не произошло смешения, Бог и говорит о Себе в Откровении, в Библии, как об Отце. Насколько трудно обожествить земных отцов, настолько легко и естественно преклониться перед матерью — но эта «естественность» неестественна тем, кто знает, что без Бога не было бы и матерей.

Бог говорит о Себе как об Отце не только в Ветхом Завете, но и в Новом — в притче о блудном сыне. Притчу эту обычно воспринимают как горькую правду о человеке и сладенькую правду о Боге, Который открывает Свои объятия кающемуся грешнику. Бог, действительно, не хочет нас пугать. Однако, представим себе, что блудный сын возвращается домой, где его ждёт мать. Тогда рассказ сразу лишается напряжённости: ясно, мать простит, тут уж никто не будет стесняться, прятаться среди слуг. Отец же, в отличие от матери, воплощает соединение милосердия со справедливостью, соединение ради будущего собственного сына. Ради того, чтобы он чувствовал себя полноценным человеком, а не младенцем, человек должен знать, что его могут и отвергнуть — и отец может отвергнуть. Приближение к отцу всегда несёт в себе неуверенность — вот почему Бог открывает Себя как Отца: Ему важно не точно сказать о Себе (человеку невозможно точно познать Бога), Ему важно так сказать о Себе, чтобы человек был человеком, а не тряпкой, чтобы человек знал, для чего создан, что его ждёт.

В Канаде, в штате Онтарио есть католический университет св. Иеронима. В этом университете преподавала монахиня Мэри Малоун, имевшая все полагающиеся теологические степени. В середине 1990-х годов эта монахиня отреклась от христианства, отреклась публично, заявив, что долго пыталась преодолеть «сексизм» в христианстве, но убедилась, что это совершенно бесполезно. Вера в Бога как существо исключительно мужское, по её мнению, настолько укоренена в сущности христианства, что надо выбирать: либо ты христианка, либо ты веруешь в то, что Бог — никакой не Отец или, во всяком случае, одновременно и Отец, и Мать.

Победить эту точку её собратья-богословы оказались бессильны. Впрочем, кажется, они не очень и старались. Подумаешь, одной «мамой» меньше! Лишь бы оставался Папа.

Феминизм вторгся в сферу христианства мощным ударом, возражений слушать не желает и рассматривает любые возражения как проявления мужского шовинизма и сексизма. В общем, что естественно, феминизм ведёт себя точно так же, как породивший его мужской перекос. Только феминистский перекос оправдан угнетением, а мужской перекос не только не имеет оправдания, но заклеймён тем, что угнетал.

У нас пока ещё нет ни женщин, преподающих богословие, ни христианок-феминисток. Учение русских мыслителей о Софии как некоей особой реальности не имеет ничего общего с учением американских феминисток о «богине Софии», о том, что Бог — женщина. Но в отсутствие теоретического и атакующего феминизма у нас полно феминизма скрытого, но от этого ещё более крепкого. Апологеты православия верно отмечали, что при коммунистах Церковь держалась на «бабушках». Но сегодня Церковь ассоциируется прежде всего с мужчинами, начиная с Патриарха и кончая всевозможными бородатыми мальчиками. С чисто мужской настырностью церковные бороды утверждают, что русский народ отождествляет себя с Церковью.

Статистика, однако (правда, статистика — женского рода) утверждает, что люди хотя и чаше называют себя верующими, по-прежнему предпочитают держаться от Церкви подальше. Эта практическая антицерковность держится, разумеется, не на пропаганде бывших профессоров научного атеизма, а на стойком женском непонимании связи между верой и какой-то там организацией, домом с крестами. Женщина заходит в Церковь, как в магазин или к врачу — освятит кулич или воду и домой, попросит здоровья или упокоения близким. Для мужчины храм есть прежде всего клуб (у особо «продвинутых» — армия). У неверующих мужчин и женщин эта эмоциональная разница особенно видна, ибо не покрывается верой.

Женщина не понимает Церковь прежде всего практически, и женщину можно понять. Как домохозяйка женщина существо более автономное, чем мужчина; в одиночку нельзя завалить мамонта, но приготовить мамонта можно и в одиночку, и хотя бы потому потребности в каких-то организациях, в иерархии и т.п. женщина не испытывает. Даже ребёнок для мужчины есть результат прежде всего коллективного (соборного, если угодно) усилия, а для женщины — результат родов, совершаемых в высшей степени личным усилием. Неприятие Церкви носит и более глубокий характер. Дома свету не взвидишь от штанов, которые тобой помыкают, так ещё и в храме — поп-то в юбке, а Бог в штанах.

Проповедники недооценивают глубину противостояния. Будучи мужчинами, проповедники ограничиваются объяснениями. Все очень разумно, очень логично и исторично: Бога называют Отцом, а не Матерью, потому что почитание богини-матери связано с язычеством, с религией плодородия, и назвав Бога Матерью люди рискует подменить Бога — природой. Как будто называя Бога Отцом, мы ничем не рискуем! Огромное число людей не приемлет христианства, считая, что если Бог — Отец, то Он плохой отец, безответственный, не использующих всех тех полномочий, которые должен использовать отец, идущий на крест, когда надо бы взяться за ремень и кого следует выпороть, а кого следует — приголубить.

Кто знает: может быть, обращаясь к живущим под матриархатом, Бог говорил бы иначе. Но с незапамятных времён и до сего дня откровение Библии обращается к обществу патриархальному, где есть жёсткие стереотипы мужского и женского. Может быть, стереотипы эти должны исчезнуть, но пока-то они есть, и Бог с ними считается.

В патриархальном обществе отцовская любовь отличается от материнской, и психологи утверждают, что ребёнок нуждается в обоих. Отцовская ставит условия, требовательна. Материнская безусловна, объемлет ребёнка, как бы он себя не вёл. Недостаток одного из этих двух видов любви уродует будущую личность. Приближение к отцу всегда несёт в себе неуверенность — вот почему Бог открывает Себя как Отца: Ему важно не точно сказать о Себе (человеку невозможно точно познать Бога), Ему важно так сказать о Себе, чтобы человек был человеком, а не тряпкой, чтобы человек знал, для чего создан, что его ждёт. Ради этого приходится жертвовать многим, в том числе, чувствами феминисток. Они могут утешаться тем, что Бог не мужчина, а если мужчина, то в такой же степени как и женщина.

Патриархальщина всегда неправа, но это не означает, что всегда прав феминизм . Патриархальный иерархизм, вбивающий женщину в грязь, дурен, но восставать против этого ради вбивания в грязь мужчин значит повторять ошибку всех революционеров. Не уничтожать различия между людьми, не пытаться уравновесить неравновесное, а внутри иерархии, внутри неравенства, внутри «войны полов» творить вместе с Богом мир и любовь. В борьбе с иерархией отрицать иерархизм, а тем более заменять её другой, — значит накликать тоталитаризм, тотальное неравенство, а не тотальное равноправие. Поэтому с религиозным феминизмом надо было бы крепко бороться, он мог бы причинить много бед, если бы взял верх, но что-то подсказывает: Бог придёт прежде, чем на земле воцарится матриархат. Когда Он придёт, исчезнут и феминистки, и сексисты, и преображенный человек станет тем, кем он создан — единством и любовью двух личностей и Бога.

В конце концов, вопрос о том, как описывать Бога — как мужчину или как женщину — не так важен, как вопрос о том, каким быть человеку. Мужиком или Мужчиной? Бабой или Женщиной? Мужик противоположен бабе, а Мужчина и Женщина не противоположны друг другу. Все многочисленные «духовные» противоположности мужского и женского, созданные за время господства мужчин и унижения женщин, — искусственны, даже фальшивы. Они могут пригодиться только для того, чтобы поиграть с Богом в игру, правила которой описал апостол Павел: «Вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе».

Например, согласно одной остроте, «мужчина занимается сексом, чтобы расслабиться, женщина расслабляется, чтобы заниматься сексом». Прекрасно: если мужчина хочет быть хорошим христианином, он должен сперва стать хорошей христианкой, то есть, расслабиться. Нельзя подходить к Богу, поигрывая мускулами. Григорий Померанц сказал, что мужчина должен в отношениях с Богом вести себя по-женски, но часто мужчина с Богом ведёт себя как мачо, хам и насильник, а вот с женщиной — как баба. По другому поверью, мужчина любит глазами, а женщина ушами — пожалуйста, товарищ мужчина, полюби Бога ушами, а глазки-то прикрой, чтобы не дёргаться, не отвлекаться по пустякам, всякие там свершения, покорения и одоления. Сказал историк Ключевский, что «мужчина любит обыкновенно женщин, которых уважает; женщина обыкновенно уважает только мужчин, которых любит» — пожалуйста: пусть мужчина полюбит Бога, даже не понимая, как Тот терпит в мире зло.

А женщинам какую моральку вывести? А женщинам давать советы стыдно, пока средняя зарплата женщин меньше, чем у мужчин.