Истинная зависимость — к свободе

«которые говорили, что Господь истинно воскрес и явился Симону» (Лк. 24, 34).

О том, что Иисус явился и Петру, упоминает и апостол Павел. Но сам-то Лука, сам-то Лука чуть выше, до эпизода с Эммаусом, чёрным по белому: «Пётр увидел пелены».

Объяснение очевидно: Луки не было при встрече Петра с Воскресшим, более того — Луки не было, когда Пётр об этой встрече рассказывал тем, к кому пришли «эммаусовцы». Следовательно, Лука был одним из двух учеников, которые встретили Воскресшего на пути в Эммаус. Поэтому Лука говорит, что один из учеников Клеопа, а имени второго не называет. Может быть, из скромности, но скорее всего, он полагает, что это самоочевидно.

Совместимо это с древнейшим известием о Луке, относящимся к концу II века: рождён в Антиохии, врач, холост, бездетен, умер 84 лет? Совместимо. Это с чем угодно совместимо.

Первый ли я, кто выдвигает такое предположение? При очень беглом взгляде на разные комментарии — кажется, да, но с трудом верится, что такая гипотеза никогда никем не выдвигалась. Да она ничего и не меняет, кроме того, что логично объясняет, почему у Луки не описано особо видение Иисуса Петру.

Конечно, не исключено, что Лука просто обострил повествование этим приёмом, но в любом случае — он хотел, чтобы читатель считал его одним из непосредственных свидетелей Воскресения. Истинного! Вот почему рассказ об Эммаусе заканчивается трапезой: способность есть подтверждается истинность воскресения куда больше, чем одно явление. Сейчас Иисус будет есть перед всеми, а не только перед двумя.

Истинное, настоящее воскресение парадоксальным образом есть возвращение нужды. Трупу есть-пить, да и дышать, совершенно не нужно. Воскресение возвращает зависимость от материального мира — но зависимость означает и отдельность, особость. Чем выше по эволюционной лестнице, тем больше зависимости — и тем больше способности к свободе, тем больше творческий потенциал. Элементарной частице никто и ничто не нужно, но именно во всеединстве больше возможности любви, и любви вечной.