Рядом с Христом все — великаны
Сергей Иванович Григорьянц выложил у себя на сайте свои воспоминания, чрезвычайно интересные. В них, кстати, есть и о Ясене Засурском и о журфаке в целом, очень поучительные факты. В общем, к советской псевдо-либеральной среде (которую Григорьянц называет либеральной) мы с ним очень одинаково относимся и по схожей причине: она предала Григорьянца, она предала мою мать и моего отца. Причём предала равнодушно, походя, не замечая своего предательства. Это предательство в перестройку не закончилось, а лишь приобрело новые формы. Длится оно и по сей день.
Может быть, суть этого предательства, его исток Григорьянц уловил, размышляя в этих воспоминаниях о «Мастере и Маргарите»:
«У Булгакова Спаситель, олицетворяющий для нас всю полноту европейского сознания, нравственности, истории, оказывается просто симпатичным соседом по коммунальной квартире — доброжелательным, вежливым, но не более. ... Большой писатель, создавая перевёрнутую пирамиду, берет в жизни малую точку — скажем, провинциального мальчика Алёшу Карамазова из Старой Руссы — и все связанные с ним ассоциации читателя превращают художественный образ в один из смыслов окружающего нас мира. Незначительная точка разрастается во все растущее, очень многое вбирающее в себя пространство. А маленький писатель (Булгаков, даже Мережковский с его «Наполеоном» или какой-нибудь Ренан) выбирает крупное или даже нечто гигантское, с уже сложившимся значением в истории и в человеческом сознании и, сперва используя этот задел, а потом всё сужая, в меру своего ограниченного таланта и понимания, отведённое ему пространство, превращает всё в обычную пирамиду — художественная система сходится в ничтожной точке, в симпатичном соседе по квартире».
Двойное предательство: превращение великого в малое, а малого — в единственное. Нет великого. Есть только, как маялся тот же Булгаков, вот этот вечер, сумерки, шорох листьев... Яду, яду...
Григорьянц вспоминает эссе Розанова, где тот точно сказал, что у Иванова в «Явлении Христа народу» Христос — ничтожество. Напыщенное ничтожество. Как говорил Пушкин, «знал бы про себя, никто бы не догадался». Догадаться, возможно, не догадались бы, но чувствуют же все какую-то неправду в «Явлении», а кто знает акварели Иванова, знает, что вот там — настоящий Христос, не напыщенный, а великий, причём и вокруг Него все — великие. В «Явлении» он перестарался, Христос стал звездой, супер-звездой. А Христос не звезда, а человек.
Александр Иванов. Иисус с учениками выходит с Тайной вечери.
От чего нужно спасать меня, любого человека, человечество в целом? Мы смотрим на мир и друг на друга через перевёрнутый бинокль, и умиляемся: ой, Вань, смотри, какие человечики! Мы хорошо себя чувствуем только, если окружающие — лиллипуты, мы даже согласны ради этого сами быть лиллипутами. Великими, конечно, лиллипутами! Чем ничтожнее ничтожество, тем оно более высокого о себе мнения! Но великана, если попадётся — связать и посадить в зоопарк, заставить себе служить. Иисус — это великан, который стал Лиллипутом. Стал лиллипутом и пошёл переворачивать бинокли и срывать изумрудные очки. Посмотри, как велики люди! Да не дрейфь, ты ведь и сам больше, чем себе кажешься, чем внушают тебе друзья и психотерапевты — смирись, гордый человек. Смирись, но не потому, что ты гордый, а потому что ты — великий! Только лягушки пыжатся, а ты-то что? Давай останемся в мире великанов, давай перевернём пирамиду потребностей, давай не сужать вселенную к поджелудочной с гипофизом, а расширять человека, чтобы происхождение от обезьяны было действительно происхождением, а не риторикой — исходом от обезьяны к Богу.