Христос как смокинг

«Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных» (Лк. 14, 24).

В современной русской речи это выражение стало расхожим, приобретя совершенно новый смысл. Бог зовёт всех, а хороших людей мало. Такой Бог — лицемер либо дурак, хороший менеджер лишних приглашений не рассылает.

К притче выражение присоединено напрасно — в ней отнюдь не говорится, что отказавшиеся, взбунтовавшиеся или не приодевшиеся составляли большинство. «Избранные» тут, конечно, — не те, кого избрал Бог, а те, кто избрал Бога. У входа давали праздничную накидку, как в наше время выдают юбку и платочек посетительницам некоторых церквей, и у человека был выбор — взять или не взять, и если не взять, то развернуться и идти восвояси. А он решил и не тратить силы не переодевание и пойти не восвояси, а совсем в другие свояси.

Много их и в наши дни — любителей рассортировать Бога на часть симпатичную и неприемлемую, а главное, полагающих, что свобода в том, чтобы отрицать за другим право устанавливать правила. Люди сами определяют, что будет означать то или иное слово, какие правила они соизволят соблюдать, какие нет. Мир для них — как одежда, продолжение собственного тела, и они сами решают, что носить, а что нет.

К сожалению, люди с такой психологией и из христианства делают себе одежду. Это они переиначили слово «смирение». В молитвах перед причастием есть сравнение — Ты, Господи, смиренно родился в хлеву, так снизойди к смирению моей души. Получается, что я такой смиренный, так смиренно признаю своё недостоинство, сравнивая себя с хлевом, что уже созрел для встречи с Богом.

На самом деле, хлев, ясли, в которых рожала Мария, был, скорее всего, весьма чистым местом. Это в России свинарник и хлев грязные, а в нормальных странах они чистые, потому что скотине нужна чистота даже больше, чем людям. Людей от грязи хоть немного защищает одежда. «Смирение» в этой молитве означает вовсе не покаянный настрой души, а означает неумение души каяться, означает разруху в голове и в сердце. Я позволил себе то, что не позволено быку, ослу, верблюду. Я вовсе не облачился в одежду смирения, я элементарно немыт.

Да, мы с Христом воняем одинаково, но Христос — в грязи, которая от меня, а я — в собственной грязи. Чтобы из вифлеемского хлева попасть в мою душу, Христу надо ещё больше опуститься, и при этом Он запачкается так, как не пачкался в хлеву.

Христос — одежда, которую протягивает нам Бог. Об этом пытается сказать апостол Павел коринфянам в послании, которое читают за православным богослужением как предисловие к этой притче: «Утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас есть Бог, Который и запечатлел нас» (2 Кор. 1). Христос — наша одежда, Дух Божий — наша печать или, чтобы уж оставаться верными метафоре, пуговицы на этой одежде. Главное — что это не я, а именно одежда на мне. Грех в том, чтобы приватизировать мироздание, считать его частью себя, спасение в том, что восстанавливается граница — мироздание есть лишь моя майка, Бог — моё пальто. Да и «мои» они лишь условно, на то время, которое я — гость у Бога. Как стану лезть в хозяева или удалюсь медитировать, так всего лишусь.

Моя одежда — это мои самооправдания. Мы сшиваем себе одежду — голый король сам себя обшивает. Божья одежда — это видение того, что самооправдания мои недействительны. Мы думаем, что наши самооправдания, наше самоуважение, наши дела делают нас людьми. Ой, обезьяна не становится человеком, если на неё напялить брюки и рубашку! А ребёнок — уже человек, даже если голенький. Будем как дети — будем радоваться, что нас готов одеть Бог, даже если одежда из Его рук причиняет на первых порах некоторые неудобства. Ну, не привыкли мы быть тем, кто мы есть!

Стану я царём, если напялю царскую мантию? Нет, царь — это состояние духа. Бог и посылает нам Духа. Духа веры, покаяния, прощения. Мы принимаем это, отчего ж нет. Но станет ли это нашей интимной одеждой? Мы не покажемся голыми на людям, но покажемся ли на людях без доброты, без доверия, без кротости? Вот для того мы и собираемся в Церковь, чтобы вместе просить Духа Божия, который бы нас окутывал, согревал, защищал и делал нас достойными самого главного — общения с другими людьми и Богом.