Жизнь: гнездо или трамплин?

 

«Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его» (2 Тим. 4, 7-8).

Наш путь к Богу начинается с того, что мы получаем. Получаем откровение. Получаем благодать. Это прекрасно, аллилуйя. Как ребёнок при рождении получает воздух, родителей, молоко, игрушки. Апостол Павел сравнивал катехизис с грудным молоком. Мы обретаем храм, единоверцев, обряды, Библию, иконы… В какой-то момент хочется уже без игрушек. Игрушки ведь модели, тренажёры, ненаглядные пособия… В какой-то момент хочется что-то не взять, а дать Богу, если мы не полные инфантилы.

Обрезание кажется отдаванием — и, видимо, первоначальный смысл был именно такой. Защитный магический жест. Возьми часть меня и проваливай, удовлетворись. Не мешай мне, я бегу по жизни! Как у апостола Павла: я бегун Божий, я стремлюсь получить от Бога венец! Что тут плохого, кроме хорошего? Бег — это состязание, каждый бежит за себя. Как дети маленькие играют вроде бы в одной песочнице, но каждый наособицу, у них нет навыка совместной деятельности.

Но бег заканчивается, каждый день заканчивается, наступает финиш, вечер… «Я жертва» — говорит апостол. Мы ложимся на одрсей как на алтарь, и кто знает, встанем ли…

Это прекрасно! Цель веры — не получить венец, а получить Бога. Наш Финиш приходит к нам — не в Апокалипсисе, а каждый Божий день, точнее, вечер, и спрашивает: «Набегался? Натворил? Написался? Наигрался? Ну, теперь начинается настоящая жизнь».

Вот — обрезание. Обрезание Духа. Все сделано. Закат. Капут. Отложим по печению, а то подгорит и будет несъедобно, что мы там пекли с таким усердием.

«Как отрезало». Я кончился, а Ты — Живой. Я думал — я в домике, в гнёздышке, а гнёздышко-то обрезанное и раскрученное, то есть — трамплин. Вот теперь всё только начинается! Царство Божие приблизилось — кричит лыжник, взлетевший с трамплина и парящий над горой. Вот оно, подо мной и надо мной!

Обрезать всякую цель своей жизни, обрезать всякий смысл жизни — и тогда мы начинаем видеть цель и смысл бытия, жизни уже не своей, а вечной. В болезни и в здоровье, на рассвете и на закате, когда мы дети и когда мы старики, — всюду Бог с нами, если мы отрезали от себя всю нашу жизнь, согласившись, что она — не венец-конец, что главное — Иное, Вечное, Божие.