«Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его» (Лк. 15:20).
Иметь детей — это возможность посмотреть на своих родителей на Бога сверху вниз. Наши дети — а каждый ребёнок центр мироздания — в нашей власти, под нами. Пока они дети. Сравниваются с нами — становится интересно, словно тебя Америка открыла. Было далеко да маленько, стало близко да велико. Ближе к финишу мы сравниваемся с теми, у кого детей не было и нет, потому что дети отчуждаются, как и мы отчуждались от своих родителей. И слава Богу, потому что в нашем умилении маленькими детьми было слишком много от обладания, обладания миленькими красивыми вещицами. Такое как раз отчуждением и лечится. Мы смотрим и удивляемся — странный мир, странные люди, странно себя ведут. Не по моему веленью, не моему хотенью. Хорошо, если дети наши и другие люди, все сплошь моложе нас, помнят нас, проявляют к нам внимание, уважение, и мы ловим эти знаки внимания и уважения как собаки, которые ловили объедки со стола евангельских детей. Словно герои Ильфа и Петрова, мы мошенники на грани разоблачения, прячемся в тёмной канаве и с завистью смотрит на блестящие машины, проносящиеся по шоссе.
Бог — в этой яме! Он точно так на нас смотрит!
Неблудный сын ничуть не лучше блудного, вот смысл притчи. Один любит погулять, так и второй любит погулять, только один смелый, а второй трусливый. Младший больше любит, до отчаянного вызова отцу, а старший вялый. Младшему на отца плевать, старшему на отца чихать, он считает отца виноватым, что тот сам, первый, не догадается выставить ящик пива и уйти с мамой в кино до полуночи хотя бы, а лучше до утра.
Отец же всё был готов отдать, лишь бы младший вернулся. Отец всё был готов отдать, лишь бы старший попросил козлёнка и ящик пива. Но первому предлагать? Ну, лопни, но держи фасон. Дети первые бы возмутились и отказались бы.
Из притчи родилось выражение «вернуться в дом Отчий», но ведь у Бога нет никакого дома, кроме человека. Человечество — мир Божий. Какое там «вернуться». Бог что — без нас в раю? Наслаждается? Богу рай не нужен.
Бог похож на отца, которого выгнали из дому жестокие дети — выгнали из своей жизни, из своего сердца — и который всё готов отдать, лишь бы пустили к себе из его, отцовского, рая. Бог согласен спать на полу на кухне, лишь поближе к родным детям, лишь бы утром увидеть заспанное лицо сына и внучки, да и невестки тоже. Он соскучился.
Бог готов отдать всё и отдаёт. Своего Сына отдаёт, Свой Дух отдаёт. Себя отдаёт. Больше у Него ничего нет достойного нашего внимания.
Есть такая любовь, которая готова унизиться — блудный-то сын не из любви унижается, а с голоду. О такой любви апостол Павел говорит, что любящий есть часть любимого. Пошёл в публичный дом — ты часть публичного дома, пошёл в дом Божий — ты часть Бога. Это определение любви — единение, слияние, из двух одно.
Для мужчины нет ничего страшнее слёз любимой женщины. Страдание, тоску, которые испытывает наш Создатель к нам, они даже этого хуже и страшнее. Бог — не космический мыслящий океан, Бог — всевидящее око, да не то равнодушное, которое на долларе или дурных иконах, а которое плачет. Не Бог нас изгоняет из нашего дома, из нашей жизни — мы сами себя изгоняем. Мы пытаемся вернуться, но не очень получается, потому что мы пытаемся вернуться, чтобы нажраться, чтобы самоутвердиться, чтобы с друзьями попировать, в общем, чтобы замкнуться. Мы вернёмся в свою жизнь, в свой дом, когда посочувствуем Тому, Кто создал нас, когда полюбим Его и всех, кто любит нас — а любят нас все, потому что во всех есть образ и подобие Божие. Другое дело, как мы этим образом и подобием распоряжается, на какое свинство и какие фантазии его тратим. Пожалеть Бога — тут граница между неверием и верой. Неверие, может, и верует, что Бог есть, и ругает Его: а вот отец такой! а вот отец сякой! Ну да, Он такой и сякой, а ты уже сам отец и дедуля, седина в бороде, а всё валишь свои проблемы на давно умерших папу с мамой. Не стыдно? Не пора ли стать взрослым? Посмотри на себя глазами своих выросших детей, глазами всех людей, что тебя окружают — они ведь тоже были детьми? Но для этого нужно уметь посмотреть на окружающих взглядом Отца, которому и самый уродливый ребёнок — красавец несравненный. Чуть перефокусировать глаза — и в любой злой старухе мы увидим ту трёхмесячную девочку, которой любовалась мать, поглаживая и целуя. Фокус любви.
Пустить Бога к себе. Пусть он поспит на нашей кухне. А раз в неделю мы — на Его кухне, мы готовим То, что когда-то приготовил Он для нас, повторяя «Это Моя жизнь» и превращая цитату в своё тело и кровь. Это — точка встречи, и из неё мы расходимся уже не для оттягивания и завидования, а как почтовые голуби, не в свой дом, а в Божий мир, и будем знать, что у нас за плечами всегда есть родной и близкий дом — дом Божьей любви, где мы всегда можем и должны откровенно сказать, чего хотим, о чём мечтаем, принять, что Он даст — мало не покажется, и сюрпризы гарантированы — потому что у нас представления о том, что нужно, людей изголодавших, отчаявшихся, и это утолить нетрудно, мы готовы променять любовь на оливье и шпроты, шашлык и дачку, но вечность на временное не обменивается. Бог протискивается в дверь Своего собственного дома и протягивает нам Себя, ничего не прося взамен, кроме разрешения жить в нас.