«Едва ли кто умрет за праведника; разве за благодетеля, может быть, кто и решится умереть» (Рим 5:7)
Вновь перевод «праведности» как «нормальности» оказывается продуктивным. За нормального человека никто не будет умирать, разве что за ненормального. Тут, конечно, противопоставление, хотя в греческом тексте слова «праведный» и «добрый» не ярко выраженные антонимы. «Добрый» — корень тот же, что в «Агафон», «Агата». «Благодетель» — отличный перевод, потому что подразумевает, что праведник — нормальный человек, никому зла не делает, закон соблюдает, Агафон же может и денег дать. Просто так. Закон не обязывает давать денег. Нормально не давать денег просто так. Под честное слово. Но нарушат, честное слово!
Человек, делающий мне добро — ненормальный. Быть альтруистом самоубийственно. Может, для жизни стада, целого, экобаланс это необходимо, но почему я? То есть, почему ради меня — другой?
В этой фразе та же оппозиция, что в «через Адама смерть, через Иисуса жизнь». Быть нормальным — отлично, только в «норму» входят и похороны. Вечно жить — ненормально. Вредно для окружающих. Эволюция тормозится. Умирать нормально. Достойно и праведно. Следовательно, дай человеку умереть. Не жертвуй собой ради другого, это бесполезно и вредно.
Почему за Агафона можно и помереть? А как ответить на ненормальность, кроме как ненормальностью же?
На самом деле, все смерти разные. Как «рак» — общее название для очень разных болезней.
У нормальных людей и смерть нормальная. Закон природы: пожил сам, уступи другому. Незаменимых нет. Грустно, но что поделаешь.
Ненормальный человек оставляет после себя дыру. Заменить его некем. Приходится будить ненормальность в себе и стараться, чтобы её хватило на всех. Дожить то, что не дожил ненормальный. Долюбить, кого он не успел долюбить. Сделать что-то, чего бы сам при нормальных обстоятельствах ни за что бы не сделал. Простить, чего бы не простил.
Приходится выбирать: кто-то умрёт из-за меня (потому что меня не было рядом, потому что я не додумал, не сумел, не сообразил), либо кто-то умрёт за меня. Пойдёт туда, куда должен был бы пойти я, скажет про подставить щёку, что должен был бы сказать я, подставит щёку и оживёт... Вот последнее жалко отдавать! Что ж, так Он именно это готов разделить и, главное, может — может умножить жизнь на вечность, а ответ я сам напишу.
Проблема в том, что одно дело поверить, что воскресение — факт и твоей биографии, и совсем другое — сделать воскресением фактом биографии другого. Воскреснуть во Христе — увлекательное одноразовое мероприятие, жить во Христе — а это надо подумать, можно ведь потратить на что-то более нормальное. И — на колу висело мочало — начинай всё сначала. Опять нормальная будничная жизнь, только уже с регулярным посещением храма, с исполнением законов и прочими прелестями, от которых и надо спасаться и спасать.
Вот здесь Павел и противопоставляет Христа Моисею, ненормального нормальному. Тут он и вспоминает Адама. Исход, Пасха — великое дело освобождения. Только Исход — от рабства, а воскресение — от смерти.
Пасха — это о святой земле, о выпить и закусить, устроиться поосновательнее, на века. Это о том, как из ада вернуться к нормальной жизни.
Воскресение — о том, как из нормальной жизни вернуться в рай. Исход лишь возвращает туда, куда попали изгнанные из рая. За точку отсчёта принимается Египет — это же смешно.
Самая великолепная пасхальная трапеза это всего лишь воспоминание о прошлом, самое просто воспоминание о Тайной вечере есть причащение будущему. Разница как между мацой и зёрнышком граната.
Не случайно воспоминание о Христе стало ежедневным. Со всеми нашими законами и субботами мы всё-таки не в раю, а в изгнании. В разводе, в з...це, в пещере, тюрьме. Исход вывел из одного конца пещеры в другой конец той же самой пещеры. Вообще-то совестливому человеку должно быть немножко стыдно — он вырвался из рабства, а другие-то нет, да и он сам тысячью невидимых нитей связан с рабством, пусть уже не в качестве раба, а в качестве эдакого инвестора в фараонство. Как западная демократия, завязанная на какой-нибудь восточной деспотии с её нефтью.
Вспоминая крест, мы вспоминаем исход из тьмы, вспоминая воскресение, мы вспоминаем возвращение в рай. Это возвращение не по воскресеньям, а ежедневно. Рай — это мы. Мы, верующие — та зелёная дверь, которая должна манить к себе, таить за собой рай. А мы... Эх! Ну, вечная жизнь только начинается! Иисус — это райское яблоко, которое можно и нужно есть с Ним, с миром, с людьми, превращая воспоминания о любви в реальность.