Один психолог выступил в защиту невротизма: неневротиков почти нет, потому что ненормально быть нормальным. Невротизм — победа над эгоизмом, конформизмом, мещанством. «Быть совсем здоровым и свободным от боли и внутренних конфликтов в ненормальном мире — так может жить какой-то нарциссический монстр только. Да, рядом кого-то пытают, сажают и унижают, а у тебя хороший аппетит, самореализация и духовный рост».
Тут, конечно, терминологическое недоразумение, возвращающее нас в XIX век, с его культом героя, и не просто героя, а героя с вывертом, с ломброзинаским «гений есть помешательство», и в начало ХХ века с его декадентством. Болотная вонь «естественнее» изысканных духов. Это ложное противопоставление. Достаточно сказать, что Господь Иисус Христос не был невротиком, как и отец Александр Мень, как Сахаров, Мартин Лютер Кинг и миллиарды других людей. Сострадание, жажда смысла, — не невроз, хотя в России норму считают болезнью с 25 октября. Печально прославился психиатр Снежневский и «карательная психиатрия», объявившие человечность шизофренией, а стремление к истине болезненным поиском сверхценностей.
Тоталитаризм не изобрёл ничего нового, он лишь довёл до предела язык ненависти и готтентотскую этику. Если я обращаюсь в суд — это правдолюбие, если мой враг обращается в суд — это сутяжничество.
Неврозы бывают, они нимало не мешают святости, но сами по себе они не дают преимуществ в стремлении к святости. Св. Максимилиан Кольбе сказал, что в его монастыре главную работу делают больные, но это не означает, что надо вернуть бывший в истории взгляд на самоистязание как на вернейший путь к Богу. Лучше быть богатым и здоровым чем бедным и больным. В конце концов, это вопрос не личного развития, а любви к ближнему. От богатства и здоровья окружающим может быть хорошо, от бедности и болезни — нет. Каменному сердцу противоположно не больное сердце, а любящее.
Одна из проблем строительства свободы в России — мало здоровых людей. «Демшиза» — это гебешный язык ненависти, но на одного Сахарова, Новодворскую, Ковалёва, Подрабинека приходилось и приходится сто людей, которые нервничают из-за того, что кого-то бьют. Нервничанье мешает им помочь, и не помогают, а если пробуют помочь, то сильно мешают, потому им самим нужно прежде всего помогать. Но редкий невротик согласится лечиться. Невротик хочет не лечиться, а лечить, и самый страшный невроз есть невроз властолюбия. В том и искушение невротичности, что она объявляет себя нормой, разбросанные по комнате носки — признаком творческой натуры, а хлопанье дверью — потрясанием основ. Конечно, крест можно нести и с приплясом, но всё-таки надо думать и об окружающих — у стражников и палачей свои проблемы, свои неврозы, куда более значительные, зачем их ещё больше нервировать.
Прекрасный образец невротика — Наполеон и подобные ему раскольниковы. Из-за Наполеона, к примеру, очень либеральная Испания — само слово «либерал» родилось в Испании — невротично вернулась к очень мрачному католичеству. Если бы Наполеон не вторгся в Испанию под предлогом насаждения прогресса, испанцы бы сами справились вполне. Но война это всегда невроз, и реакция на войну есть невроз в квадрате: люди возвращаются к старью, к осаждённому духу, консервативнеют, чтобы дать отпор, и неважно, какие лозунги на танке нападающего.
Классический пример невротика, разумеется, Достоевский — но гением Достоевский стал бы и без невротичности. Человека приговорили к смертной казни, поставили под дуло ружья — станешь заикаться! Тем не менее, не обязательно быть невротиком, чтобы стать Достоевским, а уж Толстым или Чеховым с неврозом точно не станешь. В конечном счёте, это вопрос о Боге: быть совершенным как Отец наш Небесный означает ли быть невротиком? Творение мира — невротический акт или акт мира, мирности, миротворчества? Ответ понятен: творение есть здоровье, грех есть невроз, и святость не в том, чтобы обзавестись грехом и далее его неуклонно побеждать, а в том, чтобы просто любить себя, Бога и людей.