«И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек! И слышали то ученики Его» (Мк. 11, 14).
Господь даёт новую веру, которая ложится краеугольным камнем под дом нашей души. Сперва ничего не меняется — а затем оказывается, что камень веры покрупнее, чем остальные камни фундамента. Дом души начинает перекашиваться, подстраиваться под камень веры, и постепенно меняется все наше существо. Мы вырастаем до Христа Смиренного, Избавляющего прощением, а не осуждением, и обнаруживаем, что бесплодная смоковница — мы сами. Тогда кончается христианское детство, ветхозаветно бунтующее против Ветхого Завета, пытающееся побороть жестокость иудейского фарисейства жестокостью христианского ханжества, тогда начинается зрелость христианина. Логически это абсурдно: как можно признать себя бесплодной смоковницей — неужели мы прокляты Христом, неужели мы хотим быть прокляты, неужели мы жаждем отчаяния? По логике так, а по вере — спасается только тот, кто нуждается в спасении отчаянно. Фарисеи прокляты за бесплодие, но спасётся лишь тот, кто признает себя бесплодным фарисеем. Так начинается мощная и, слава Богу, постоянная христианская традиция видеть в бесплодной смоковнице христианство.
Вот владыка Иоанн Сан-Францисский говорит, что если в священнике появляется честолюбие — это «нарушение Христова пути в жизни иерея, признак иссыхания его смоковницы» (Иоанн [Шаховской], архиеп. Листья древа: Опыт православного духоведения. Нью-Йорк: Ихтис, 1964, с.61). А вот он и об архиереях выражается: «Служители Твои поливают проклятую Тобою смоковницу, чтоб пышнее росли её листья» — это о «суетном и шумливом церковничестве», «когда дух законничества и беззакония побеждает Евангелие Твоё на учительных верхах Церкви (с. 381). Вот протестант Уильям Баркли толкует Евангелие: «Иисус использовал урок смоковницы, чтобы сказать иудеям, а также и нам, что бесполезность влечёт за собой гибель, и вероисповедание без соответствующего поведения и соответствующих поступков обречено также на гибель» (Толкование Евангелия от Матфея, Скотдейл, 1986, том 2, с. 280).
«А также и нам» — в этих простых словах повторен подвиг Спасителя: Христос соединил божественную Свою природу с чужой, человеческой — христиане соединяют свою, новозаветную природу с природой ветхозаветной, святые отождествляют себя с грешниками — и только благодаря этому становятся святыми не в грешном, фарисейском смысле слова, а в подлинном, Божием. Стать грешником, как стал им Христос, — то есть всецело и совершенно сострадать и сочувствовать грешному человеку, не становясь грешным. Только так мы спасёмся сами и покажем человеку, что он может быть самим собой без греха, что грех — лишнее и противочеловеческое в нем. Это все равно, что стать бесплодной смоковницей — и приносить плоды.
Бесплодная смоковница — образ, насыщенный несправедливостью, если мы примеряем этот образ к другим, и образ абсолютно справедливый, едва мы примерим этот образ к себе. Справедливо ли требовать плодов, когда не приспело их время? Несправедливо — в мире сем, где свой календарь плодоношения, свой ритм. Поступок Иисуса, который ищет смокв не во время смокв, — это эксцентричный поступок. Но Благая Весть и заключается в возвещении: центр жизни — не в мире сем, спасение именно в полагании центра во Христе, христианин не может не быть эксцентричным. То, что я до сих пор считал центром и нормой, — неправильная норма и ложный центр. Говорить, что у смоковницы есть какое-то «своё» время для плодоношения — очень справедливо с точки зрения черта, с точки зрения смокв, с точки зрения человека, у которого тоже ведь на все «своё» время, — но очень глупо и несправедливо с точки зрения Бога. Он-то знает, что есть лишь одно время — Божие, что весна и лето наступают не когда земля обращается к Солнцу бочком, а когда душа обращается к Богу. Однако «обращение к Богу» — это ещё мягко сказано, антропоцентристски, а на самом-то деле все-таки это Бог обращается к человеку, а человек лишь отвечает — или не отвечает. Не смоковницы проходят мимо Христа, а Христос — мимо смоковниц, и не смоковницам решать, когда им плодоносить.
Так, возмутившись несправедливостью Творца: Бог нарушает естественный ход времени — мы, если добросовестно подумаем, должны возмутиться и несправедливостью собственной: а кто дал нам право считать привычный нам ход времени «естественным»? Это ли не кощунство и богоборчество? Кто слишком рьяно защищает право смокв на «их» время, тот и в своём ежедневнике не найдёт времени для встречи с Богом. Смена времён года — не Богом сотворена. Сезоны, циклы зарождения, расцвета и увядания — это лишь механизмы, которыми смерть осуществляется в природе, Бог же «смерти не сотворил», хотя и господствует над нею, хотя и победил её, и приспособил для нашего существования вне Рая. Говорить Богу, что сейчас мне «не время» радоваться, любить, молиться — это все равно что говорить, что «среда заела», что Бог не властен над моей жизнью, или, во всяком случае, природа властвует над нею больше Бога.
Если «смоковница — это я», то самая большая несправедливость в том, что ей «вовек» запрещено приносить плоды. Здесь пахнет адской вечностью. Зачем навеки проклинать смоковницу — не сейчас, так позже она все равно принесёт те же смоквы? Зачем навеки отправлять людей в ад — поместите их в рай, неужели они тогда чего-нибудь хорошего не сделают? Нет, говорит Господь проклятием смоковницы — не хорошему Я полагаю предел, а злому. Добро всегда своевременно, всегда идет в ногу с Богом (чего не понимают и те, кто слишком торопится в духовной жизни и берет на себя сверх меры, и те, кто боится «не успеть» сделать добро). Проклятие смоковницы не означает, что мы не можем попросить у Бога отсрочки, и обычно как раз Господь замедляет Свой ход ради нашей немощи, даже если стесняемся на неё намекнуть. Но иное дело — когда Бог обратился к нам, когда Он готов сотворить, если надо, чудо, а мы стоим, бесчувственные, как дерево. Тогда внутри нашей души происходит нечто страшное, ибо нужно не безразличие, а активное зло, чтобы противостать Христу и Его благодати, Его молитве к нам. Кто не принёс плодов, когда об этом просил Господь — тот принесёт, когда захочет осуществить свою волю, плоды ядовитые. Но когда в нас зреет зло, Бог хирургически быстро вырезает зародыш. Перед тобой стоит Творец — а ты, вместо того, чтобы попросить у Него недостающих соков, молчишь и тянешь какие-то иные соки в себя — это означает, что ты носишь в себе нечто, чему чужды вера, благодать и надежда.