«Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения, зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху; ибо умерший освободился от греха. Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним, зная, что Христос, воскреснув из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти» (Рим. 6, 4-9).
Умерший, на взгляд неверующего человека, освободился от жизни. Грехи, кстати, никуда не делись — их последствия продолжают кругами расходиться по космосу.
Смотря какой умерший!
Крещение оказывается смертью, физическая же смерть шагом к воскресению.
«Новый человек» — образ, рождающийся от образа «нового рождения», рождения от Духа.
Психологически человек, переживший опыт Духа, склонен противопоставлять себя как целое — «ветхому человеку», который является частью, частью второстепенной, маленькой, скрытой где-то в недрах человека нового. А ведь — по поведению судя — вообще-то наоборот: новый человек, как ему и положено, где-то внутри старого, свёрнут калачиком, ещё не он определяет, что будет христианином сказано и сделано.
«Роды» не в том, чтобы извлечь нового человека из старого, а чтобы содрать старого — он ведь покойник, не он родил нового человека, а Дух. Ветхий человек — как старая кожа у змеи. Главное отличие этих двух персонажей: там, где ветхий человек делает, новый человек — любит. Где ветхий человек сходит с ума от невозможности победить мировое зло, от своей слабости и глупости — и этим отчаянием лишь увеличивает мировое зло — там новый человек, как и подобает новорожденному, просто лежит и улыбается, и нежится, ибо он — не перед мировым злом лежит, а стоит перед Богом.