«Истинно, истинно говорю тебе: мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы свидетельства Нашего не принимаете» (Ио. 3, 11).
Безличный какой-то разговор получается. Не Иисуса с Никодимом, а «мы» с «вы». Так потому и безличный, что Никодим ещё не родился, он ещё часть «мы». Это он ведь начал с «мы» — «мы знаем, что ты творишь чудеса». Оказалось, «мы» врут — а это всегда так, когда коллективизм. Иисус предлагает маленькое чудо — родиться второй раз, а «мы» вдруг впадает в скепсис — ах, это невозможно.
Вообще, встаёт вопрос: а зачем Никодим пришёл? Как бы он повёл разговор, если бы Иисус поддакнул: как же, как же, Я великий чудотворец! Судя по «мы», Никодиму было поручено нащупать возможные способы объединения. Ты — великий чудотворец, мы — великие эксперты по великим чудотворцам, вместе мы сила. Ты совершаешь чудеса, мы объясняем их смысл. Нам как раз нужен завкафедрой — давай?
Попытка укрощения строптивого и приспособления урагана Святого Духа для кручения ветряных мельниц. Господь резко уводит разговор в сторону от чудес — и евангелист, между прочим, до этого момента описывает лишь одно, первое чудо (в Кане), а остальные упоминает чохом. На первом месте у евангелиста — и у Иисуса — не сделанное, а сказанное.
Что имеет в виду Иисус под «говорим вам о виденном»? В предыдущем тексте под это определение подходят только две его реплики, и обе, действительно, ключевые. Первая — где Он говорит Нафанаилу о том, что скоро откроется небо и все увидят Сына на троне и ангелов, Ему служащих. Это, правда, сказано наедине. Но вот вторая реплика, причём сказанная именно «иудеям» — тому «мы», которое представляет Никодим: разрушьте Храм, и увидите, как Я за три дня этот Храм восстановлю. Специально для вас повторяю: Я сошёл с неба и взойду на небо, хотите — присоединяйтесь, не хотите — воля ваша. Кафедру свою можете оставить себе.
Тут Никодим притормаживает. Чудеса — хорошая и удобная для религиозных экспертов штука, а все эти открытые небеса и вознесения — штука крайне неудобная. Чудеса укрепляют авторитет религии, а разговорчики про конец света это ведь разговорчики про конец религии. Мы строимся для штурма, а тут кричат, что ворота открыты и штурм не нужен. Конец света — конец чудесам, мудростям, премудростям, учительствам и всякой мистике. Каждый сам видит то, о чем ему рассказывали.
Замечательно, что Иисус называет «виденным» то, что ещё не совершилось — с нашей точки зрения, это в лучшем случае «невидимое». Небо открыто, Господь на троне, ангелы ангельствуют, но все это невидимо. Так ведь Иисус это и подчёркивает — Он свидетель. Свидетель нужен только, если я что-то сам не вижу.
Получается, что «вы» — толпа учёных, которые описывают невидимое — уже не нужны, потому что есть «мы» — не описатели, а свидетели. Разница как между астрономами и космонавтами, и даже радикальнее.
Космонавта распяли, Он улетел, — что ж, мы опять вернулись из космонавтики в астрономию? Да нет, мы летим вместе с ним. Вера не есть память о прошлом или будущем, вера есть уверенность в том, что настоящее шире и прошлого, и будущего, такая уверенность, что ты сидишь в луже, а ведёшь себя так, словно ты в космическом корабле. Со стороны, как и было сказано Павлом, бред и вздор, а изнутри — свет и сладость.