«И собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сел; а весь народ стоял на берегу» (Мф. 13:2).
Вырезать картинку из контекста. Я на берегу с другими людьми, у берега лодка, в ней человек. Стоп-кадр. Тест: мы встречаем или провожаем?
Может быть, даже наверное, кто-то скажут, не задумываясь, встречаем, а я: «Провожаем». Вне зависимости от настроения, понятно, что тут, на берегу — проклятая стабильность, а жизнь — там, на воде. Только этим и оправдан отдых на побережье. Может быть, даже и не морской берег, а речной. Просто вечером выйти из дому, дойти до реки и посмотреть. Пройтись. Упоение фланирования. «Упоение» — словно у твоих губ оказалась чаша с мировым океаном. Землю ты обрабатываешь, вода обрабатывает тебя.
Всюду, где начинается путешествие, появляется и берег, граница между неподвижностью и движением. Любая дорога река, и вокзал — пристань, аэропорт же — море. В наши дни Иисус бы поднялся на трап и оттуда сказал бы пару ласковых. Были б деньги, купил бы старый, списанный самолёт, или даже новый «Боинг» из тех, которым не разрешают взлетать, потому что уже две штуки упали, и в нём сделал бы храм. Крылья можно и отломать, где Бог, там не крылья, не вёсла, не паруса, а Бог вместо них.
При Хрущёве-Брежневе на Выставке достижений народного хозяйства в Москве стоял самолёт, и туда по одному трапу входили, по другому выходили москвичи — из тех, кто мог всю жизнь прожить и ни разу никуда не полететь. Я сам подростком с трепетом входил и выходил несколько раз, благо было бесплатно. Теперь из дому выходишь и видишь самолётик на тележке для яхты, без крыльев. Привезти на дачу и сидеть в нём, даже можно руль не крутить, просто посидеть, побыть Богом.
Разница сред. Иисус из лодки говорил о сеятеле — та же самая разница, сдвиг. Сеятель не в земле, а над землёй, зерна сыпятся на землю с неба. Сеятель уходит, земля остаётся. Прощай, Сеятель! В буквальном смысле — прости меня, что я пока не бросаюсь в небо и не плыву за Тобою, как следовало бы. Всё, что не полёт, грех. Всё, что не плавание, зарывание. Бог — там и взлетает, мы — тут и тонем, только не замечаем и не кричим «спаси, тону», хотя стоило бы. Вон, кладбище — дно жизни, лежат утонувшие в жизни.
Прощай, Бог! Прощай сильнее, прощай чаще, прощай так, чтобы я, наконец, почувствовал, что есть, за что меня прощать, есть, из-за чего меня нельзя взять в лодку, есть, из-за чего я погружаюсь в землю, врастаю словно пень. Прощай, чтобы освободить меня, прощай меня, чтобы воскресить, прощай, чтобы я передал прощение дальше, потому что в конечном счёте все грехи сводятся к одному — к непрощению, к попытке заставить других маршировать по воде, плавать по небу и летать по земле, а одно только нужно — дать небу расти в земле, не вытаптывая ростков, поливая, защищая и молясь.