Простая мысль апостола Павла о том, что не надо крестными отцами меряться (1 Кор. 3, 21), далеко не проста. Что делают люди, один из которых гордится тем, что его крестил Павел, а второй — тем, что его крестил Пётр? Они убивают себя, они аннулируют крещение.
Крещение это смерть — я пришёл и утопился. «Очищение», «помывка», «миква» — это метафоры. Какое, к лешему, очищение?!! Для меня все умерли, я для всех умер. Опускаюсь на дно. И вдруг какой-то огромный белый монстр мимо меня взлетает, и меня увлекают струи воды, летящие вместе с ним, и мы выскакиваем из воды вместе, на радость китобоям. Ну, рано радуетесь! В храме Белого Кита, в храме, где свет, вода и воздух смешиваются в мощном фонтане, — не загарпуните! Кончилось ваше царство!
Что делает человек, который гордится тем, что его крестил сам Пётр или сам Павел? Он себя топит, привязав на шею Петра или Павла. Он похож на лягушку из анекдота про ветеринара, к которому в кабинет вваливается бегемот и с головы бегемота квакает квакушка: «Доктор, у меня к ж...пе что-то прилипло!» Отлепись!
Павел употребляет самый сильный образ из тех, что доступны иудею — Храм. Для православного уха фраза про «вы храм Божий» (там же, 16 стих) звучит вяловато — много их, храмов, по святой Руси. Но для иудея Храм — один. Ты — Храм! Единственное место в мире, где Бог свободен. И что ты делаешь? Ты в этом храме ставишь статую, идола, кумира. Конечно, легче любить Павла или Петра, чем Бога! Они понятнее, они осязаемее, они люди, как ты сам.
Любить Бога означает любить не себя, любить человека означает любить себя — вот почему любовь к людям без любви к Богу есть эгоизм, и вот почему те, кто любят людей, будучи неверующими, божественнее верующих, которые веру тратят на идолов.
В синодальном переводе не очень удачно: говорится «вы плотские, когда делитесь на «павловых» и «петровых». В греческом не «плотские», а «антропои» — «вы человеческие» — как и в ст. 21 «не хвались человеками», «. Человеческое, слишком человеческое!
Идолопоклонство — страшная штука, потому что, говоря «я — Павлов», человек делает себя собственностью Павла. Он так поступает, чтобы присвоить себе Павла, но выходит всегда наоборот — ты перестаёшь принадлежать себе, ты принадлежишь идолу. Не Павлу — а фикции, которую ты сам и создал и назвал Павлом. Ты стал предметом, рабом, ты неживой. А как правильно?
Ты взмываешь в Небо — и тут Павел захлёбывается: «И Павел, и Пётр, и космос, и жизнь, и настоящее, и готовящееся, — всё твоё!» Не «среда определяет сознание», а ты — повелитель мира, и меня ты повелитель, ты царь... Там не «ты», там «вы» — в этом взлёте исчезает одиночество, Белый Кит увлекает в Небо всех, кто рискнул утонуть вместе с ним.
«Вы же Христовы, Христос же — Божий».
Вот ключевая мысль, вот почему Иисус — недостающее звено. Потому что Машиах, Спаситель, Христос — не совокупный идол, не слуга народа или даже всего человечества, гарант процветания и мира. Он — Божий. Божий до неразличения. Иисус Спаситель человечества именно потому, что Иисусу Бог важнее человечества. Даже не важнее... Это трудно выразить, но невыразимое вообще трудно выразить, хотя только невыразимое есть смысл пытаться выразить. Выразить трудно, прожить — невозможно, и чтобы выразить невыразимое, нужно невыразимое прожить. Это и есть жизнь вечная среди жизни смертной, воскресение среди антивоскресения.