«Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю?» (Лк. 1, 34).
Как и всем нам, Марии мешает знание. Она знает, что девственницы не рожают. Счастье, что эти слова попали в текст, Лука мог бы их и опустить, а они как раз очень естественная реакция. Я знаю, что это невозможно. Что «это» — у каждого своё, но все мы настолько взрослые, насколько знаем, что возможно, а что нет. Вода не течёт вверх, девственница не рожают. Люди не меняются.
Верующий человек тоже всё это знает. Невозможное невозможно. Вера не надеется на невозможное — вера в него верует. Этим вера отличается от дешёвого иррационального оптимизма, плавно переходящего в дебильную беззаботность.
Вера особенно нужна, потому что средства Божии даже невозможнее целей Божьих. Цель Божия — спасение всех, что невозможно, конечно, почему у людей другая цель, возможна — благополучие своё и своих. Спасти всех — такой абсурд, что и обсуждать нечего, но это всё-таки рациональный абсурд. Средства же достижения Божьей цели невозможны как беременная девственница — не только невозможны, но и абсурдны.
Мы знаем мир как обитатели дома, Бог знает мир как архитектор, инженер, строитель. Мы и не подозреваем о подземных ходах, о коридорах внутри стен, о люках, да что там — каждая деталь дома имеем двойное назначение. Как минимум. Иногда мы это знаем — что рот и для еды, и для речи, и для поцелуев. Знаем, хотя толком пользоваться не умеем. Тем не менее, о возможностях космоса в целом, о двойном предназначении вещей и явлений мы знаем очень мало.
Иногда мы знаем о двойном предназначении, но знание поверхностное. Мы знаем, что вода может стать вином, если пройдёт через почву, поступит в лозу винограда, дойдёт до виноградин, до бродильного чана и так далее. Что механизм можно сократить до нуля, этого для нас — чудо. Но для Бога — ничуть. Чудеса существуют лишь для нашей ограниченности. Чудо — это те возможности космоса, которые нам недоступны.
Как может родить девственница — вопрос из той же серии, что и «как я могу не умереть». Или «как может быть мир без зла». Это вопрос не о цели — родить, жить вечно, жить в мире счастья, это всё абсолютно разумные цели, только средств их достигнуть нет. Было бы чудом, если бы удалось этих целей достичь. Не умирать, а возноситься. Рожать без мужчин и без пробирок, да и без боли и без беременности, рожать как улыбаться. Жить в мире без возможности лжи и насилия. Мы, конечно, люди, но Ты же Бог, умный, всемогущий — придумай что-нибудь, уж постарайся.
Бог и придумал — невозможную цель, спасение всех людей через самопожертвование Бога, придумал Бог и невозможное средство — родиться так, чтобы ни один мужчина на земле не мог бы сказать «этот мой», «этот из наших». Как это обычно и бывает, невозможное осуществляется через человека. А ведь легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем Богу — сквозь человека.
Всё в нашей жизни имеет двойное назначение — для нашего блага и для общего. С первым мы знакомы и умеем предъявлять претензии по поводу размера, цвета, запаха и объёма предоставленных услуг. Со вторым знакомиться и не желаем, а в общем предполагаем, что то, что хорошо для нас, хорошо и для человечества. Ну да, а лучший вид поцелуев — кусаться. Что в нас дремлет трансформер — а «преображение» это ведь по гречески именно «трансформация» — мы знать очень не хотим. Между тем, путь к себе лежит через путь к другим, это как беременность — космос беременен нами, не наоборот. Надо бы успеть родиться до смерти. Трансформироваться. Но мы в неудомении: как это возможно, когда я устал, когда мне недоплачивают, когда то, когда сё… Да вот как раз потому, что устал, я и могу помочь другим — уставшим так же, как я, или даже более. Как раз потому, что Мария не знает мужа, Её сын поможет всем, кто не знает, не принадлежит, не состоял… А это, в сумме, все люди и есть. Каждый в чём-то девственница, даже самый последний распреступник. То, что мы считаем своим недостатком, слабостью — оказывается имеет второе предназначение. Может иметь. Болезнь оказывается к счастью, счастье к блаженству. Дети не для продолжения рода, а сами по себе…
Спасение осуществляется не через возможное, а именно через невозможное. Через возможное можно осуществить лишь эвакуацию, насильственное перевоспитание, в общем — концлагерь. Из концлагеря греха в концлагерь света.
Через невозможное — из концлагеря в небо. Дух Божий не ломает человека, не поглощает, а наоборот — входит внутрь и разделяет с человеком его ничтожность, чтобы выносить человеческое величие.